ковру. Дурно пахла.
– Суть в том, – Потрошитель склонился над Дином и задумчиво посмотрел в его угасающие зеленые глаза, пытаясь восстановить дыхание, – что это тельце я делю еще кое с кем.
И вот много лет спустя история повторилась. Криттонский Потрошитель вернулся, чтобы вновь убить. Он выкосил целую семью, как чума. Сначала убил Мартину Грейс, напомнившую ему недоступную Дэйзи Келли, затем ее сестру Эльзу. И наконец он добрался до ее единственного сына.
К сожалению, Эндрю Дин, а летом ему исполнилось бы двадцать восемь, так и не встретил ту красотку Анну Марино из музыкального магазина. Он уже никогда не попробовал ее итальянскую пасту и не выпил бокал вина перед рассветом. Они не были на море, он не делал снимки Анны в ошеломляющем белом бикини, не слушал вместе с ней ее любимую музыку.
К сожалению, Эндрю Дин умер страшной смертью.
Он медленно истекал кровью за закрытыми веками; истлевал, как последний уголек в камине пыльного, старого дома…
…И так и не довел свои дела до конца.
Глава V
Место, где я умерла
Когда в меня выстрелила Леда Стивенсон, ничего не произошло. Она сильно удивилась. Продолжая занимать стандартную защитную стойку, она тупо уставилась на оружие, щелкнула предохранителем, выстрелила, раздался щелчок. Я молчала, все еще прижимая к кровоточащему уху ладонь.
«Никаких громких звуков, Кая. И никаких фокусов, иначе оглохнешь навсегда». Вспомнив эти слова, я поморщилась.
Ночная дорога с горящими фонарями по обеим сторонам, мост с каменным ограждением, бурлящая внизу река. Той ночью я не слышала ее звуков и не чувствовала запаха, но все равно знала, что она там, внизу, вспыхивает белым в свете луны. И той ночью погиб детектив Гаррисон. Позже сквозь точно такой же шум в голове я подумала, что это Криттонский Потрошитель убил детектива, чтобы вывести его из игры. Но детектива убил не Потрошитель, а его дочь. Одна из его дочерей.
– Что случилось? – нарушила молчание Леда, нетерпеливо взглянув на меня. – Почему он не выстрелил?
Я не слышала правым ухом, поэтому собственный голос показался каким-то отдаленным, чужим:
– Там нет пуль.
Леда изогнула брови:
– Тогда зачем он тебе?
Мы были в вакууме. Где-то там время стремительно бежало, летели секунды, минуты, часы, года. А мы с Ледой оказались тесно связаны крепкой лентой, и внутри не было ни времени, ни пространства. Продолжая звучать словно далекое эхо, я ответила:
– Я не могу носить с собой заряженное оружие. – Я сделала неопределенный жест у виска. – В последнее время у меня не все дома, и я могу пристрелить кого-то, но так мне спокойнее.
Неужели Леда Стивенсон действительно пыталась меня убить? В пыльной квартирке детектива Дина, где он сам уже около недели лежит мертвый на полу и разлагается, неужели Леда ждала меня?
Я думала, что успела свыкнуться с мыслью что она – моя сестра. На самом деле тот факт, что у меня может быть сестра, не оказался такой уж неожиданностью. Ужаснее всего то, что это именно Леда Стивенсон, что именно она – дочь Криттонского Потрошителя, что она – Неизвестный. Даже рассуждая об этом днями напролет, разговаривая с Ноем, я так и не сумела осознать это до конца. Видеть в ее руке оружие, знать, что она напала на меня в лесу, помнить, что она убила Сьюзен, Скалларк и остальных – это было слишком невероятно. Я будто очутилась в очередном страшном кошмаре и никак не могу проснуться.
Леда опустила руку с пистолетом. Поняв, что он бесполезен, она тут же потеряла к нему интерес, обратив все внимание на меня. Схватившись за полку с книгами, я, напрягая мышцы, поднялась на ноги. Почувствовав новый приступ боли во внутреннем ухе, я судорожно выдохнула сквозь стиснутые зубы и предупредила:
– Сюда едет полиция. – Я не могла оторвать взгляда от ее лица, но не потому что боялась – нет, я не боялась ее. Просто пыталась понять, кто передо мной стоит. Леда Стивенсон – девочка, которой в сентябре я помогла избежать побоев, или Неизвестный – существо, на чьих руках кровь многих людей. Правда в том, что это один и тот же человек, хорошая актриса, которой удалось обвести всех вокруг пальца.
Хуже всего – осознавать, что я могла обо всем догадаться раньше, если бы не мыслила стереотипно, если бы не пошла на поводу у предубеждения. Ответ действительно был у меня на виду – преступники тоже когда-то были жертвами. У Стивена Роджерса был свой чудовищный отец, у Леды Стивенсон – свой. Они – жертвы, ставшие палачами. Если бы я не думала, что хрупкая девочка-цыпленок не способна причинить боль, если бы изначально вписала и ее в список подозреваемых, все бы получилось. Я должна была догадаться раньше, но не догадалась, а теперь детектив Дин мертв. Я сама послала его на смерть, когда сказала, что за Ледой кто-то охотится. Она сама была охотником. Мы – ее дичью.
– Не бойся, Кая, – сказала Леда, слабо улыбнувшись. – Ради тебя я сделаю что угодно. Я должна спасти тебя.
Что она несет?
Леда отшвырнула мой пистолет в сторону, будто какой-то ненужный хлам, и достала из кармана куртки с меховым капюшоном большой охотничий нож в кожаном чехле. Я посмотрела в сторону пистолета, хоть и знала, что ни в коем случае не стану стрелять в Леду. Я должна ее спасти. Эта мысль почему-то прозвучала ее голосом.
Она тем временем продемонстрировала свое оружие, вытащив нож из чехла:
– Взгляни, Кая. Это лучше, чем твоя бесполезная игрушка. Он не дает осечек. Больно не будет. Может, лишь минутку. – Ее взгляд ласкал лезвие, словно лицо возлюбленного. Утро, просачивающееся в квартирку детектива Дина, было невзрачным и серым. Вещи казались темнее, чем они были на самом деле, купались в тенях. Выражение ее лица было бесстрастным, когда она смотрела на меня, и любовным, когда смотрела на нож. Я – лишь работа, ее оружие – часть ее самой.
Внезапно Леда призналась:
– Отец подарил мне его во время охоты, сказав, что скоро наступит время его использовать. Но я не хотела. Я спряталась в подвале в охотничьем домике. Далеко-далеко в лесу, в самой чаще. Деревья там кажутся синими, как вздувшиеся вены на руках и ногах. Я пряталась. Я пряталась, да, но всегда знала правду. Папа любил меня.
– Ложь, Леда, – тут же твердо возразила я. Я просто не желала ей потакать, идти на поводу и говорить, что да, он тебя любил, Леда. Да, это была любовь – когда он тащил тебя за талию к маленькой кроватке, заправленной розовым с рюшами покрывалом. Да, он тебя любил, Леда, поэтому делал тебе больно. Я не хотела и не собиралась ей лгать. Может, потому, что надеялась, что правда причинит
