– Вы, кажется, хотели чаю? – прищурившись, спросила Ника Дороти Деврис. Она сидела неподвижно, как статуя, в обтянутом пурпурной тканью кресле эпохи королевы Анны.[67] На потолке висела тяжелая люстра, но Дороти Деврис и не подумала ее включать.
– Благодарю вас, нет, – ответил Ник.
– Извините, я вас, кажется перебила, – сказала Дороти Деврис. – Прошу вас, продолжайте.
– Я вам уже описал ситуацию в целом. Мы с вами немало поработали, когда продавали «Стрэттон» «Фэрфилд партнерс». А трудились мы для того, чтобы сохранить наследие вашего отца и вашего мужа.
– Наследие, – проговорила Дороти Деврис. – Какое звучное слово!
В полумраке Нику было не понять, какого цвета на ней платье – темно-серое или темно-синее.
– Шутить с этим не приходится, – сказал Ник, которому показалось, что Дороти Деврис немного повеселела. – Гарольд Стрэттон создал фирму, которая оставила позади другие предприятия отрасли. А создал он ее здесь, в Фенвике, тем самым сообщив всем деловым людям Америки о существовании нашего города.
Дороти Деврис напечатала за свой счет и всем раздавала красочную книгу, в которой воспевались достижения ее мужа Мильтона на деловом поприще. Кроме того, Ник прекрасно понимал, что Дороти не устоять перед разговорами о роли ее отца в мировой истории.
– Гарольд Стрэттон ужаснулся бы при мысли о том, что его любимое детище разберут по винтикам и отправят в Китай. Меня эта мысль тоже ужасает. Это было бы страшной ошибкой, от которой пострадают и Фенвик, и «Стрэттон».
– Вы это говорите мне с какой-то определенной целью? – с непонимающим видом спросила Дороти Деврис.
– Разумеется.
– С какой именно? – спросила Дороти Деврис тоном школьной учительницы.
– Вы владеете частью акций корпорации. Вы входите в состав совета ее директоров. Если вы меня поддержите, мы постараемся убедить остальных не продавать «Стрэттон». А если я буду настаивать на этом один, все подумают, что я просто трясусь за свое место. Поверьте! Эта сделка повлечет за собой страшные последствия. Китайцам совершенно не нужны наши заводы. У них своих предостаточно. Они быстренько распродадут все станки и цеха, а потом – уволят последних оставшихся рабочих.
– Какая страшная перспектива…
– Но ведь так оно и будет!
– У вас, оказывается, талант драматического актера… Но вы ведь явились сюда не для того, чтобы узнать мое мнение?
– Как раз за этим я к вам и пришел.
– Но ведь вы меня о нем не спросили. Вы лишь изложили ваш собственный взгляд на ситуацию.
– Я просто хотел ввести вас в курс дела, – удивленным тоном сказал Ник, – чтобы потом выслушать вас. Я пришел к вам за помощью и советом, – немного помолчав, добавил он.
– Неужели? – с кислой миной проговорила Дороти Деврис.
У Ника зародились самые страшные подозрения. «Неужели она все уже знала?!» – с ужасом подумал он.
– По правде говоря, меня удивляет, что вы апеллируете к эмоциям, а не к здравому смыслу и деловой целесообразности, – сказала Дороти Деврис. – Потому что я не помню, чтобы вы являлись ко мне за помощью и советом, когда решили прекратить производство кресел «Стрэттон-Ультра» – величайшего наследия моего мужа… Какое все-таки звучное слово – наследие… – негромко добавила она.
Ник промолчал.
– И вы не приходили ко мне за помощью и советом, прежде чем уволить пять тысяч работников и осквернить гордое имя «Стрэттон», превратив его в жупел, – продолжала Дороти. – А ведь Мильтон так старался, чтобы при слове «Стрэттон» всем приходило в голову только самое лучшее в Фенвике. Это тоже была часть его наследия.
– Но ведь вы же сами проголосовали за увольнения!
– А вы бы хотели, чтобы хрупкая женщина встала на пути несущегося на всех парах паровоза?.. Но я не жалуюсь. Поймите меня правильно. Мы продали корпорацию. Теперь она почти полностью принадлежит «Фэрфилд партнерс». Поэтому вопросы вроде поднятого сейчас вами должны решаться в деловом ключе.
– Я прошу прощения, но неужели вас оставляет безучастной мысль о том, что «Стрэттон» станет собственностью китайских коммунистов?
– Бросьте вы, – поморщившись, буркнула Дороти Деврис. – От вас я не желаю слышать таких рассуждений. Мне кажется, что ради денег вы готовы на все и сейчас просто лицемерите… Кстати, моя семья получила очень хорошие деньги от «Фэрфилд партнерс» за акции «Стрэттона», а при его перепродаже азиатам нам, думаю, тоже перепадет достаточно крупная сумма.
– Значит, вы все знали? – пробормотал Ник, вглядевшись Дороти Деврис в глаза.
Дороти промолчала.
– Хотите верьте, хотите нет, но я предложила вам пост Мильтона не для того, чтобы вы разрушили «Стрэттон». Тем не менее вам это удалось. Вы придумали дутый «офис будущего». Вы истребили все настоящее, истинное, заменив его на серебристое папье-маше. Мильтон ужаснулся бы тому, что вы сделали. Впрочем, зачем я вас обвиняю? Я же сама назначила вас директором «Стрэттона».
– Зачем же вы это сделали? – задал свой последний вопрос Ник.
– Откровенно говоря, – немного подумав, с кривой усмешкой сказала Дороти Деврис, – я и сама теперь этого не понимаю.
Одри обещала держать Нойса в курсе расследования убийства Эндрю Стадлера. Она знала, что имеет право, не ставя Нойса в известность, требовать от прокурора ордера на арест Коновера и Ринальди, но чувствовала, что это будет нехорошо. Нойса следовало предупредить по соображениям элементарной учтивости. Одри немедленно поставила Нойса в известность о том, что́ ей сообщили про пули, и внезапно начинать с ним игру в прятки было бы смешно. Этим Одри просто разозлила бы Нойса. Кроме того, он бы обиделся, а обижать его Одри совсем не хотелось.
В кабинете Нойса негромко играла труба.
– Это Дюк Эллингтон? – спросила Одри.
– Да. Самое интересное, что Дюк терпеть не мог работать. Он все делал в последний момент. Вечером накануне записи мать кормила его ужином, а он садился за фортепиано и за пятнадцать минут выдавал очередной шедевр, который на следующий же вечер транслировали по радио в исполнении его оркестра… – покачав головой, Нойс дождался конца мелодии и выключил проигрыватель. – Ну что у тебя?
– У нас достаточно улик, чтобы арестовать Коновера и Ринальди.
Сначала Нойс слушал ее объяснения с вытаращенными глазами, а потом прищурился.
– Одри, разреши угостить тебя мороженым.
– Я стараюсь не есть сладкого.
– Тогда ты посмотришь, как ем мороженое я…
Нойс за обе щеки уплетал ванильное мороженое с клубничным сиропом, а Одри смотрела в сторону, потому что мороженое было чудесным на вид, а после обеда ей всегда хотелось чего-нибудь вкусненького.
– Ты не боишься, что тебя уволят, после того как ты их арестуешь и не сможешь доказать их вину? – спросил Нойс, облизывая клубничный сироп с ложки. – Я надеюсь, ты отдаешь себе отчет в том, кого собираешься арестовывать?
– Думаете, Николас Коновер всесилен?
– Николас Коновер состоятельный и влиятельный человек, но самое важное то, что он работает на фирму инвесторов из Бостона, которые будут защищать свое имя и свои деньги, а следовательно, и его. Если для этого им понадобится подать в суд на полицию маленького городка Фенвик в дебрях штата Мичиган, они без колебания это сделают. При этом они подадут в суд на тебя и на всех нас.
– Но ведь все может случиться и по-другому! – возразила Одри, глотая слюну от одного вида мороженого. – Инвесторы могут не захотеть, чтобы название их фирмы фигурировало в деле об умышленном убийстве, и быстренько уволят Коновера.
– Возможно, но очень маловероятно, – сказал Нойс, не прекращая поедать содержимое своей вазочки.
– Но если я действительно убеждена в том, что Коновер и Ринальди замешаны в убийстве, и меня поддержит прокурор, что в моих действиях незаконного?
– Ты не представляешь, во что собираешься нас всех втянуть! Кроме того, прокурор подпишет ордер на арест только в том случае, если рассчитывает обязательно выиграть дело в суде. А для этого еще маловато улик.
– Как это маловато?
– А вот так! – Нойс наконец оторвался от мороженого. – Давай посмотрим. Какая у тебя главная улика? Пули? Ну и что? Ринальди расследовал дело в Гранд-Рапидсе и нашел пули. Потом оказалось, что пистолет, из которого они вылетели там, стрелял и здесь…
– И это не случайно. Ринальди не был образцовым полицейским.
– Осторожно! Это всего лишь сплетни. Полицейские любят поливать друг друга грязью, – вздохнул Нойс, – но сплетни не доказательство. Ты можешь сколько угодно утверждать, что Ринальди подобрал этот пистолет в Гранд-Рапидсе, но доказать ты это не можешь.
– Не могу, но…
– Ну и что, по-твоему, скажет на это защитник Ринальди? Пистолет, стрелявший в Гранд-Рапидсе, выстрелил в Фенвике. Подумаешь! Это не первый случай в мировой практике. А где, по-твоему, фенвикские наркоторговцы покупают оружие? Да все там же – во Флинте, в Лансинге, в Детройте и в Гранд-Рапидсе. Где-то ведь им нужно покупать оружие!
