— Думаете, что если бы поступили как детектив Фостер, то заставили бы Хэнди сдаться раньше. И может быть, спасли жизнь девушки и Джоуи Уилсона.
— Это приходило мне в голову, — ответил переговорщик. «О как же нам не нравится, когда нас удается раскусить. Неужели так притягательна мысль, что наша суть — тайна для всех, кроме нас? Посвящу тебя в свои тайны, Мариан. Но только тебя. Наверное, это одна из граней любви и с этой точки зрения вполне оправданна. Но как нам претит, когда нас видит насквозь посторонний!»
— Однако вам удалось сохранить заложницам жизнь, после того как истекло время трех или четырех ультиматумов, — продолжил капитан.
— Эта девушка, Сьюзан…
— Хэнди убил ее фактически до того, как вы начали переговоры. Вам не удалось бы отговорить его. Кроме того, у него было много возможностей попросить о том, что предложила ему Шэрон, но он этого не сделал. Ни разу.
Бадд говорил правду. Но, разбираясь в тонкостях своей профессии, Артур Поттер не сомневался, что во время кризисов с заложниками переговорщик — самый близкий к Богу человек и любая смерть ложится камнем, и только на его совесть. Но еще он понял — и это многие годы спасало его, — что одни смерти тяготят меньше, чем другие.
Они проехали еще три мили. Поттера завораживал вид залитой лунным светом пшеницы. Капитан снова заговорил, теперь на вполне нейтральную тему — о жене и детях. Поттер смотрел вперед и слушал.
В самолете он сунул в рот две пластинки «Риглиз» и помахал на прощание капитану. Тот ответил. Но в салоне царил полумрак, и Поттер не был уверен, что полицейский видел его.
Утонув в мягком бежевом кресле самолета «Гольфстрим Грумман», он вспомнил о фляжке ирландского виски в своем чемоданчике, но понял, что пить не в настроении.
«Что скажешь, Мариан? Я не на службе, а выпить рюмочку на ночь не хочется. Что со мной такое?»
Заметив на консоли телефон, Поттер хотел позвонить Линден и сказать, чтобы она не ждала его. Или лучше сделать это, когда они поднимутся? Он позовет Шона — мальчику будет интересно узнать, что дядя Артур говорит с ним с высоты двадцать тысяч футов. Поттер рассеянно посмотрел в иллюминатор на созвездия цветных огней, обозначающих взлетные полосы и рулежные дорожки. Достал из кармана еще сырую записку от Мелани. Прочитал. Скомкал бумажку и сунул в кармашек сиденья перед собой.
Моторы мощно взревели, и после толчка ускорения самолет не побежал по полосе, а почти с места, как отправляющийся на Марс космический корабль, взмыл в небо. Они поднимались все выше и выше, к луне, которая жутковатым серпом висела в туманном небе. Самолет устремился к черному диску, окруженному белым сиянием. Придя в необычное для себя поэтическое настроение, Поттер стал придумывать названия для этого образа: ледяные пальцы ведьмы, тянущиеся сорвать сонную одурь.[50]
Потом закрыл глаза и откинулся на мягкую спинку сиденья. «Грумман» внезапно накренился. Маневр был настолько резким, что Поттер подумал о мгновенном конце. Он отнесся к этому спокойно. Видимо, оторвалось крыло или двигатель. Или тот самый болт, который скрепляет весь фюзеляж, в конце концов не выдержал усталости. Его веки дрогнули, и Поттер — да-да, поверил, что наяву увидел в блестящем ободке пронесшейся мимо луны лицо Мариан. Он понял: то, что долгие годы жизни объединяло их, никуда не ушло, и Мариан манит его к себе.
Снова закрыв глаза, Поттер ощутил абсолютный покой. Но нет, ему еще не пришло время умереть.
Самолет завершил крутой разворот и, направляясь обратно в аэропорт, выпустил закрылки и шасси. Он снижался к плоским просторам Канзаса.
Переговорщик схватил телефонную трубку и, приложив к уху, слушал, что говорил ему мрачным, срывающимся голосом старший агент Питер Хендерсон. Детектива Шэрон Фостер час назад нашли убитой и полуголой неподалеку от ее дома. Подозревали, что женщина, игравшая роль Шэрон во время переговоров с Хэнди, была его подружкой.
Четыре полицейских, конвоировавших арестованных, были застрелены, как и Уилкокс, — все погибли в жестокой перестрелке в пяти милях от бойни.
Хэнди и эта женщина бесследно исчезли.
Они ехали вдвоем в своем «ниссане» среди полей при тусклом свете луны и вспоминали вечер в доме дочери в Иниде — малоприятный, как и предполагалось.
Но в разговоре не касались ни жалкого трейлера, в котором жили их дети, ни неумытого внука, ни патлатого зятя, выбегавшего в запущенный двор приложиться к спрятанной там бутылке «Джек Дэниелс». Нет, они обсуждали только погоду и непривычные дорожные знаки, попадавшиеся им на пути.
— В этом году осень будет очень дождливая. Совсем зальет.
— Не исключено.
— Что-то я читал насчет форели в Миннесоте.
— Форели?
— Да, там жуткие дожди.
— Слушай, через пять километров будет кафешка «У Стаки». Не хочешь заскочить?
Их дочь Харриет приготовила совершенно несъедобный ужин: все пережарено, переварено и пересолено. А в суккотаче[51] муж обнаружил нечто очень напоминавшее пепел от сигареты. И теперь оба изрядно проголодались.
— Давай. Но только на кофе. Видишь, какой ветер? Жуть! Надеюсь, ты закрыл в доме окна? Ну может, еще на кусочек пирога.
— Закрыл.
— А в прошлый раз забыл, — сурово напомнила жена. — Не хочется снова остаться без света. Знаешь, сколько стоит трехрожковая люстра?
— Эй, в чем дело? — удивился муж.
— В смысле?
— Меня тормозят. Полицейская машина.
— Так останавливайся.
— Я это и делаю. Какой смысл удирать? Только наживешь неприятности.
— Ты что-то нарушил?
— Ничего не нарушил. Ехал со скоростью пятьдесят семь миль в час, где разрешено пятьдесят пять. Это ни по каким меркам не преступление.
— Сворачивай.
— А я что делаю? Ты наконец успокоишься? Теперь довольна?
— Смотри, — удивилась жена, — там за рулем женщина-полицейский.
— Ничего странного. Сейчас в полиции много женщин. Ты же смотрела сериал «Копы». Как думаешь, мне надо выходить или они сами подойдут?
— Лучше выйди, — посоветовала она. — Сделай усилие. Если они колеблются, штрафовать тебя или нет, может, если выйдешь, простят.
— Здравая мысль. Только я все равно не понимаю, что нарушил.
Он вылез из машины. Расплывшись в улыбке и нащупывая в кармане бумажник, пошел к патрульному автомобилю.
Когда Лу Хэнди, оставляя за собой колею, въехал на полицейской машине подальше в пшеничное поле, то вспомнил другое поле — где утром на перекрестке их подбил «кадиллак».
Вспомнил серое небо над головой и ощущение стилета в руке. Напудренное лицо женщины, темные морщинки в ее макияже и брызги крови, когда он погружал лезвие в ее мягкое тело. Вид ее глаз — скорбных и безнадежных. Ее жуткие крики, сдавленные, хриплые. Звериные звуки.
Она умерла, как и эти двое из «ниссана» — те, что лежали теперь в багажнике патрульной машины, которую он вел по полю. И тем и другим супругам было суждено отправиться на тот свет, поскольку они владели машинами, необходимыми ему. «Кадиллаком» и «ниссаном». Рут и Хэнк разнесли к черту его «шеви». Ехать с Прис в патрульном автомобиле нельзя. Невозможно. Требовалась другая машина. Ее обязательно нужно было добыть.
И, получив, что ему причиталось, ублажив себя, Лу Хэнди стал самым довольным человеком на земле.
Он спрячет пропахшую порохом и кровью полицейскую машину в поле, в пятидесяти ярдах от дороги. Утром ее найдут, но это не беда. Через несколько часов ни его, ни Прис в штате не будет. Они сядут в самолет компании «Техас-Мексика» и полетят в Сан-Идальго.
Ух ты… Держись. Чертов ветер все крепчает — лупит в машину, пригибает навстречу стебли пшеницы, и они, как дробь, колотят в ветровое стекло.
Хэнди выбрался из патрульного автомобиля и поспешил назад, к дороге, где на водительском месте «ниссана» его ждала Прис. Выбросив в канаву полицейскую форму, она надела свитер и джинсы. Глядя на свою девчонку, Лу больше всего хотел стащить с нее «левайсы», а затем дешевые нейлоновые трусики из тех, что она обычно носила, и отодрать прямо на капоте их японской жестянки. И при этом держать в правой руке ее волосы, собранные в конский хвост.
Но вместо этого он прыгнул на пассажирское сиденье и дал ей знак трогаться. Прис щелчком выкинула из окна окурок и нажала на газ. Машина рванула с обочины, заложила крутой разворот и набрала скорость шестьдесят миль в час.
Они направились туда, откуда только что прибыли. На север.
Сумасшествие? Да. Но Хэнди именно тем и гордился, что при всем своем невероятном сумасбродстве все еще оставался жив. Однако сейчас в их действиях был смысл — они стремились в такое место, где их стали бы искать в последнюю очередь.
