— Вот это ты влип, придурок!!! — в отчаянии заорал я, перекрикивая шум низвергавшихся в бассейн потоков нечистот и сползая по поручню лестницы на ржавую решетку площадки. — Вот это ты попал… Дебил, блядь!!! От дебил, а!!!
Посидев в полной неподвижности несколько минут, я стряхнул оцепенение и через силу заставил свое аналитическое устройство работать. Да, я с треском провалился — дальше некуда. Но я цел и невредим, головой пока крепко не ударен до полного помрачения сознания, так что можно немного побры-каться. Так-так… Собственно, деваться мне некуда — оба доступных для отступления пути отрезаны напрочь. У выхода из коллектора — три тысячи процентов! — сидит засада и лениво покуривает, наблюдая через приборы ночного видения за люком и дожидаясь, когда мне взбредет в голову высунуть свою многострадальную задницу. Прокатиться на лодчонке до школьного подвала — бессмысленная трата времени и дыхательной смеси: единственное место, где из школы можно прошмыгнуть во двор автобазы, — место происшествия, на котором я оставил два трупа, — наверняка оцеплено усиленным нарядом Службы безопасности. Удрать оттуда ну никак не получается — как я уже говорил выше, в оперативном плане школа никуда не годна из-за стопроцентно просматривающихся подступов. В гостиницу возвращаться нельзя — Гасан наверняка успел оповестить все задействованные на «выводке» силы и сообщить мои приметы: увязать их с параметрами Кристофера Вуда для профессионалов — раз плюнуть. Если я правильно оцениваю обстановку, в данный момент Эль и его ребята с пристрастием интересуются у мадам Ловаль, куда, к чертовой матери, подевался ее бородатый дружок и вообще… А когда, вдобавок ко всему прочему, они решатся произвести полный обыск, то наверняка обнаружат более чем странные записи на кассете в диктофоне Эдит — это уже будет достаточно конкретный повод для допроса третьей степени. Бедная Эдит! Вот это я подставил девчонку!
— Сволочь ты, Сыч! — в сердцах заорал я и от избытка чувств пнул ногой свою увесистую сумку с инвентарем, лежавшую рядом на площадке. Сумка опрокинулась на бок, из нее вывалились две железяки — универсальные ножницы для резки металла совместно с разводным ключом и, проскользнув, аки угри, между прутьями решетчатого настила, плюхнулись в пенящуюся воду бассейна.
— Ну вот — на тебе подарочек, — без особых эмоций буркнул я, соображая, могли бы мне пригодиться эти две полезные вещицы или уже все — полная безнадега. Резать вроде бы нечего — дыхательной смеси все равно не хватит на исследование новых участков, годных для побега из подземного плена, а вот ключ… Ключ. Стоп!
— Ну и дурак же ты, Сыч! — одними губами прошептал я, чувствуя, что тотально вспотел от внезапно пришедшей в голову мысли. Трое суток я шастал по этим коммуникациям, не расставаясь с комплектом инвентаря — без него здесь нечего делать. Я настолько привык пользоваться разводным ключом, открывая разного рода задвижки и откручивая проржавевшие гайки, что перестал обращать на него внимание. Вот и в этот раз, накануне встречи с Гасаном, я чисто автоматически проделал все так, как привык за последние трое суток. Выбравшись из шахты коллектора в соединительный тоннель канализации, ведущий к колодцу под крайней фермой Бесланского моста, я аккуратно прикрыл за собой чугунную крышку и завинтил здоровенную гайку, блокирующую винтовую задвижку — в мои планы не входило пользоваться еще раз этим же маршрутом! Таким образом, выбраться из коллектора без посторонней помощи извне было невозможно. А возможный процент поступления этой самой помощи был настолько мизерным, что им можно было спокойно пренебречь: колодец под фермой моста и шахту коллектора разделял пятнадцатиметровый соединительный тоннель, в который вряд ли кто рискнет соваться без соответствующего снаряжения. Кроме того, как я уже говорил, тут, в коллекторе, шумновато — так что кричи сколько влезет, толку от этого — нуль. Итак — все это время Гасан торчит где-то в районе верхней площадки, у запертой снаружи чугунной крышки. Слышать мои перемещения, естественно, он не может, зато прекрасно видит свет моего фонаря и наверняка держит наготове какую-нибудь железяку, чтобы звездануть по кумпо-лу, как только я рискну вскарабкаться наверх. Да, звездануть, связать и допросить на предмет предмета несостоявшейся встречи. А потом отобрать мой прибор для автономного дыхания и попробовать прошвырнуться по нижнему уровню тоннелей по течению нечистот.
— Вот дебил ты, Сычонок! — воскликнул я, крепко стукнув себя по лбу. — Ну не дебил разве, а! Сидел тут черт знает сколько времени, трагедию изображал! Тьфу!
Погасив фонарь, я спрятал его в карман и полез по лестнице вверх, останавливаясь через каждый метр и пытаясь вычленить из шума потоков посторонние звуки. Показалось, что там, наверху, раздался какой-то лязг — металлом по металлу. Перед Гасаном у меня имелось несомненное преимущество: он здесь впервые, а я тут неоднократно хаживал и довольно прилично ориентируюсь даже в полной темноте; он раздет и наверняка замерз до обморочного состояния, а я хорошо одет и накануне изрядно поработал веслом, разогнав организм для предстоящей схватки; кроме того, я, в отличие от этого кабинетного работника, всю свою сознательную жизнь занимался тем, что собираюсь сейчас делать. Однако надо отдать должное шустрому гэ-бэшнику — он довольно ловко освободился от пут: я так и не сумел сообразить, каким образом ему это удалось.
Добравшись до верхней площадки, я с минуту отдохнул, затем рывком выбросил тело на решетчатый настил, прижимаясь спиной к перилам, и, выхватив из кармана фонарь, включил его, отведя руку далеко в сторону.
Площадка была пуста. Здесь негде было спрятаться: решетчатый настил три метра в диаметре, частично огороженный проржавевшими перилами, да углубление в стене — этакий тамбур перед крышкой, запирающей выход в соединительный тоннель. Пошарив фонариком по настилу, я оторвал спину от перил и шагнул в центр площадки, намереваясь посмотреть, не открыта ли задраенная мной накануне крышка.
В этот момент мое чуткое аналитическое устройство шестым чувством уловило неслышное движение сверху — мгновенно сгруппировавшись, я кувыркнулся вперед из неудобного положения и влетел со всего маху в тамбур перед крышкой.
Дзинннь! — звонко шарахнуло что-то по перилам — в мет-нувшемся блике фонаря я сумел рассмотреть спрыгнувшего откуда-то сверху Гасана, который опоздал буквально на десятую долю секунды со своей ржавой арматуриной: в том месте, куда пришелся ее увесистый удар, только что находился мой многострадальный череп.
Резво развернувшись, гэбэшник прыгнул вперед и наотмашь долбанул стальным прутом, целясь мне в висок. Резко присев, я подбил «вертушкой» опорную ногу противника и, не сразу сообразив, что совершаю страшную ошибку, по инерции добавил в верхнюю часть корпуса падающего Гасана мощный айкидош-ный толчок, многократно усиливающий импульс потерявшего опору тела.
Высоко подбросив ноги, Гасан ударился спиной о хлипкие перила и рухнул вниз, издав короткий душераздирающий крик.
— Господи, только не это! — заполошно крикнул я, хватаясь за поручни лестницы, и, обдирая ладони, скользнул вниз.
Гасан лежал на промежуточной площадке лицом вверх — в ярком свете фонаря кровь, медленными толчками высачивающаяся из его раскрытого рта, казалась густой черной краской.
Как ни странно, падение с восьмиметровой высоты не вышибло намертво дух из крепкого организма гэбэшника — он был еще жив, хватал частыми глотками затхлый воздух подземелья и ненавидяще всматривался в сноп яркого света тускнеющим взором, будто хотел разглядеть мое лицо…
Хотелось заплакать навзрыд от отчаяния — судьба-зебра и на этот раз показала мне кукиш, не желая потворствовать моим чаяниям. Рухнув на колени рядом с поверженным пленником, я приблизил лицо к его окровавленной голове и начал причитать, путая русские и чеченские фразы:
— Гасанчик, родной — пожалуйста! Ей-Богу… клянусь Аллахом — я не хотел! Скажи что-нибудь… что-нибудь про расстрел врачей в Халашах! Скажи, а?!
Гасан судорожно сглотнул и пошевелил губами — я мгновенно прильнул ухом к его рту, ощущая жаркое дыхание умирающего.
— И-ди-от… — отчетливо прохрипел Гасан по-русски. — Не надо было… так…
— Да, я идиот — я знаю! — горячо согласился я. — Я дурак и сволочь… Гасан — ты настоящий воин, я преклоняюсь перед твоим мужеством! Но… ты умираешь, Гасан… Эти, которые расстреляли врачей, — они нелюди. Они недостойны жить! Ты это сам знаешь. Блин… От блин, а! Слушай, скажи хоть что-нибудь — пожалуйста! Неужели ты умрешь, защищая этих вы-блядков, а?! Имена, Гасан, имена… Слушай, я все равно их найду — это я тебе железно гарантирую! Но если я буду шариться вслепую, погибнет много лишнего народа! Смотри, я еще ничего не узнал конкретно, а уже трое, практически посторонние люди, пострадали… Гасан, пожалуйста… Пожалуйста, хоть какую-нибудь привязку!
