как это часто бывает при насильственной смерти. Камера надолго задерживается на Билле. Где-то в Лос-Анджелесе редактор новостей думает, что скоро выиграет «Эмми», но на самом деле всё, что он получит, — это плохие сны.
— Думаешь, эти мёртвые дети имеют какое-то отношение к этому небу спирографа [206] и девочке?
— Ищи также одержимых детей. Деревня убила Бесёнка, потому что она была монстром. Возможно, есть и другие малыши-монстры.
— Чувак, это дерьмо наводит тоску.
— Постарайся втиснуть это между поисками видео с Бриджит. Будь любезен, с заткнись-на-хрен в придачу.
Разве это не самое забавное со времён кукурузно-говяжьего хэша. Я тут ищу большого плохого Короля Каира и жуткую Аэлиту, а капитан Беж всё это время управлял девочкой. Я по-прежнему собираюсь убить двух других, но сейчас мне нужно навестить Тедди и заставить его выложить мне свои самые сокровенные тайны. Очень подходящий момент. Мне в самом деле нужно кого-нибудь убить.
Чем дольше я здесь нахожусь, тем всё привлекательнее и привлекательнее выглядит Ад. Там я знал, что не могу никому доверять и ни на кого не могу положиться, кроме Дикого Билла. Единственному парню в краю миллиардов. Я хвастался перед Святошей Джеймсом людьми, которые прикроют мне спину в Лос-Анджелесе, но кто это сейчас? Аллегра и Видок не пригласят меня на вист в обозримом будущем. Кэнди — это Швейцария. Нейтральная территория между враждующими странами. Касабян — надломленный нытик. Возможно, мне следовало проглотить гордость и слиться, или что я там должен был сделать, со Святошей Джеймсом. У меня хотя бы был Ключ. Тогда я смог бы убраться от этой пелены дерьма. Но мне нужно было молоть языком. И Святоша Джеймс прав. Это обычно я загоняю нас в угол. А он был тем умником, который вытаскивал нас. Иногда я тоже нас вытаскивал, но, в основном, стреляя в окна, выпрыгивая и надеясь, что с другой стороны есть что-то ещё, кроме неподвижного воздуха. Если он снова появится и не захочет, чтобы я унижался, возможно, я попробую слиться. То, чем я занимаюсь сейчас, не приводит ни к чему хорошему.
У меня звонит телефон. На этот раз я смотрю, кто звонит.
— Отец. Рад вас слышать, но сейчас неподходящее время. Можем поговорить после того, как я вытряхну кое из кого душу?
— Нам в самом деле нужно поговорить сейчас. Мне кажется, происходящее гораздо серьёзнее, чем призрак и несколько убийств.
— Много убийств. Эта девочка. Бесёнок. Она центр всего это. Кое-кто контролирует её.
— Откуда ты знаешь?
— Я ходил в страну мёртвых и спросил её.
— Ты не можешь держаться подальше от тёмных мест, не так ли? Пожалуйста. Нам в самом деле нужно поговорить.
— Я направляюсь в Малибу.
— Хорошо. Я отвезу тебя. Мы можем поговорить в машине.
— Ладно. Приезжайте в «Шато Мармон» и позвоните мне от входа. Если кто-то начнёт вас доставать, скажите, что вы здесь ради мистера Макхита.
— Как Мэкки-Нож Макхит [207]?
— Ага. Будете хорошо себя вести, я изображу для вас Бобби Дарина [208]. Позвоните, когда доберётесь сюда.
Когда кто-то стучится с другой стороны дедушкиных часов, я проверяю свои пистолеты. Неожиданно я оказался на Центральном грёбаном Вокзале. Стук становится громче.
— Эй, Старый Брехун, можешь оторвать свою толстую задницу и впустить того, кто бы там ни был? Я пытаюсь стать опасным.
Я слышу, как Касабян ворчит, топает через всю гостиную и открывает дверь. Он говорит слов кому-то несколько слов и топает обратно.
— Эй, ты.
Я разворачиваюсь.
— Кэнди? Что ты здесь делаешь?
Она выглядит немного бледной и измученной. На ней всё ещё порванная рубашка. Под ней окрашенные бетадином свежие бинты. Через плечо у неё висит рюкзак «Ковбой Бибоп». Входит в спальню, где я разложил пистолеты. Бросает рюкзак на пол. Морщится, когда садится.
— Не возражаешь, если я зависну здесь навсегда? Аллегра только что меня уволила. И мне кажется, мы с Ринко только что расстались. Трудно было сказать наверняка под все эти крики и швыряние вещей. Между вами двумя что-то произошло?
— Она всего лишь хотела распороть мне швы, вот и всё. У меня уже есть сосед по комнате, — отвечаю я, кивая на Касабяна. — Но это большое место. Думаю, мы сможем втиснуть тебя.
Она улыбается и ложится на спину рядом с пистолетами.
— Это большая кровать. Как думаешь, может я могу остаться здесь с тобой? Обещаю хорошо себя вести.
— Хорошие люди попадают на диван. Только плохие получают полный доступ.
— Я изо всех дьявольских сил постараюсь не оказаться на диване, сэр.
Я ложусь рядом с ней. Она прижимается ко мне. Кто-то стучит в дверной косяк спальни.
— У нас закончилось пиво, — говорит Касабян. — Затем, увидев нас: — О, Боже. Неужели это превращается в ситуацию семейного счастья? Терпеть не могу подобного «Эта замечательная жизнь» [209] дерьма. Верните меня обратно и дайте умереть в «Макс Овердрайв».
— Кас, будь паинькой, и я одолжу тебе свои диски с хентай, — говорит Кэнди.
Касабян хмурится.
— Школьницы и щупальца? Нет уж, спасибо. Предпочитаю порнуху только-млекопитающие.
— Порево бык-корову? Мне нравится, — говорит Кэнди.
Касабян поднимает руки в жесте «с меня хватит».
— Оставлю вас, дегенератов, отрабатывать то, над чем вы работаете. Просто запомните, что я претендую на спальню в дальнем конце номера. Там второй по величине телевизор.
Я смотрю на Кэнди.
— Как бы мне ни хотелось поприветствовать тебя надлежащим голым образом, мне нужно идти навестить одного человека по поводу одного призрака. Где еда, ты знаешь. Пожалуйста, заставь Касабяна смотреть то, что, как тебе кажется, будет раздражать его сильнее всего.
— Куда направляешься? Можно мне с тобой?
— Тебя пырнули ножом несколько часов назад, так что нет.
— Она едва задела кожу. Даже не попала в мышцу.
Я надеваю ботинки и проверяю свой арсенал.
— Нет.
Она садится.
— Серьёзно, мы говорили на эту тему. Когда ты сбегаешь куда-то, откуда можешь не вернуться, я иду с тобой. Больше никакого стоического немногословного дерьма.
Я откладываю «Глок», и кладу в пальто.45, нож и наац. Мне не нравится, что Кэнди права. Мы заключили сделку, и мне не хочется тут же оказаться чрезмерно заботливым лжецом. Для этого будет уйма времени потом.
— Ладно. Но если ситуация накалится, ты будешь держаться позади меня. Никакого включения режима нефрита и поедания людей. Это мой цирк, и я здесь инспектор манежа. Уяснила?
— И кем же буду я?
— Ты главный клоун. Ты первой выходишь из маленькой машинки, пока остальные всё ещё стиснуты внутри.
— А когда они выберутся, знаешь, чем мы займёмся?
— Чем?
— Сексом
