— И правда неплохо. Надеюсь, тебя повысят.
Он взял со стола бутылку воды, спросил, не хочет ли она, налил себе и медленно закрутил крышку. Все это время он не сводил с нее взгляда, так что ей пришлось даже отвернуться. Перед ней сидел уверенный в себе красавец, которого она любила, да, она все еще любила его поджарое тело, руки, смех. Теперь, загорелый, стройный, он был еще привлекательнее, чем всегда, но сейчас, как нередко бывало, это был незнакомый ей человек — как будто к ней за стол сел случайный прохожий.
— Извини, что-то голова разболелась, — сказала она. — Я хочу домой.
Ленгтон попросил принести счет, а она прошла к машине, открыла дверцу и села. Он неторопливо подошел и наклонился над открытой пассажирской дверцей.
— Езжай, я еще побуду здесь, — сказал он, хлопнул ладонью по крыше и прошел прямо перед машиной к берегу реки.
Анна заметила, что хромает он совсем немного. Он шел как будто беззаботно, смотрел на уток, и она не выдержала, громко хлопнув дверцей, вышла из машины и, торопливо подойдя к нему, сказала:
— Я знаю, как ты это сделал!
Он посмотрел ей в лицо — хмурый, словно не понимал, чего она от него хочет.
— Я знаю, что на тебя напал Каморра. Я знаю: это был он. Не понимаю, как у тебя хватило духу не удавить его своими же руками, но я знаю, Джеймс, знаю!
Ленгтон поднял с земли палку, швырнул ее в воду, хромая, подошел к дереву, прислонился к нему.
Она продолжала:
— Яд подсыпали в тарелки. Он был и в воде, которую ты налил ему на допросе…
— Да о чем это ты?
— Ты прекрасно понимаешь о чем: о яде, о джимсоновой траве, о дурмане. Ты давал его Каморре. У него были все признаки…
Ленгтон с улыбкой покачал головой.
— Я знаю: ты это сделал! Не знаю только, как ты до этого додумался.
— Ты разговаривала с доктором Саламом и его женой?
— Да!
— Знаешь, сначала я подумал, что ты просто гнешь свою линию, что ты не умеешь работать в команде, о чем я тебя давно предупреждал. Я думал: ты все силишься доказать, что к этому приложил руку Эммерик Орсо.
— Он никак не мог этого сделать! — резко бросила она.
— О господи… — Ленгтон покачал головой, глядя на нее в упор. — Значит, ты хочешь приплести сюда меня, правильно я понял? Вот почему ты носишься кругами, собираешь всякую гадость? Потому, что я от тебя ушел, да?
— Нет!
— Тогда зачем же? Что ты хочешь со мной сделать? Обвинить меня в том, что я опознал Юджина Каморру как человека, который чуть меня не убил, арестовал его за бог знает сколько убийств — и только для того, чтобы отомстить? Да кто я такой, по-твоему?
— Ты мог подсыпать яд в его тарелку.
Вдруг он подался вперед и схватил ее за руки:
— Слушай, ты хоть понимаешь, что это? Это грязное оскорбление, вот что! У тебя нет ни единого доказательства. Я тебя долго терпел, Анна, мы работали вместе по трем серьезным делам. Ты наделала кучу грубых ошибок, а я все время закрывал на них глаза, но это обвинение…
— Никакое это не обвинение — это правда!
— Если у тебя есть хоть одно доказательство, то доложи о нем комиссару. Но если ты это сделаешь, то молись, потому что тогда я сделаю такое, чего бы мне совсем не хотелось.
— И что же это?
— Я думаю, ты профессионально непригодна для расследования убийств. Очень уж часто ты все портила. Придется, увы, обнародовать и тот факт, что я по глупости вступил с тобой в интимную связь. Я сильно ошибся и очень жалею об этом, потому что, когда все закончилось, ты настроила себя против меня.
— Тебе это так не пройдет! — сердито бросила она.
Он притянул ее к себе, все так же держа за руки:
— А мне и не прошло. Колено все так же болит, легкие и ребра тоже напоминают о себе. До конца жизни придется терпеть боль и пить таблетки. Если бы это сделал со мной Юджин Каморра, я бы выдвинул против него соответствующее обвинение. Ты подумай своей головой, Анна, — тут он чуть ослабил свою хватку, — хочешь предъявить мне свои смехотворные обвинения — дело хозяйское, но тебе же будут нужны доказательства, а их у тебя нет. Но ты не смущайся. Действуй, принимай меры…
— Какие?
Он усмехнулся и сделал движение рукой, как регулировщик, когда разрешает водителям ехать. Это вывело ее из себя.
— Думаешь, мне это было легко? — крикнула она. — Я ночей не спала! Но ты не имеешь права на самосуд!
Она чуть отступила, испугавшись, как бы он не ударил ее, — такой был у него взгляд.
— Это не самосуд. У тебя бурная фантазия — сложила два и два, а оказалось гораздо больше, чем даже пять! Даже если ты всего-навсего намекаешь на такое подозрение, я не могу больше тебе доверять.
Анна почувствовала, что вот-вот заплачет.
— Когда-нибудь среди толп нелегальных иммигрантов, которых мы до сих пор разыскиваем, мы найдем того, кто чуть не убил меня. Когда я его разыщу — а я это дело так не оставлю, — то ты обязательно об этом узнаешь. Ты вот думаешь, что я сбился с ног, разыскивая этот яд, чтобы прикончить Каморру, но ведь с ним мы потеряли ценную улику, которую могли бы предъявить Орсо. Я не хотел, чтобы эта сволочь умерла.
Анну трясло. Она отстранилась, когда он протянул руку и прижал ее теснее к себе.
— Анна, я жалел тебя, но не выставляй меня негодяем — ты и сама понимаешь, что мы не сработаемся. Я думаю даже, что и отношения нормальные мы не сумеем поддерживать, только знай, что без тебя я бы просто не справился, и этого я никогда не забуду. Не шути с этими своими обвинениями: ты, ты одна от них же и пострадаешь. Понимаешь, о чем я? — Ленгтон осторожно убрал прядь у нее со лба и сказал: — Успокойся. Ну, скажи: вот и все.
Она услышала свой голос, шепчущий эти слова: «Я больше не буду», как будто она была маленькой провинившейся девочкой. Она смотрела прямо ему в лицо. Она его очень сильно любила; сейчас, стоило ей к нему приблизиться, как ее сердце забилось чаще.
— Ни о чем не думай, это сейчас самое правильное. Забудь все, и я все забуду. Дело закрыто, слава богу. Слышишь, Анна?
Она высвободилась из его рук и заставила себя улыбнуться.
— До свидания, Анна. Береги себя.
Она кивнула и отвернулась, чтобы он не увидел, как она плачет.
Ленгтон так и стоял, прислонившись спиной к дереву. Он посмотрел, как она уезжает, но не стал махать вслед — отвернулся к реке и долго глядел в ее темную воду.
Скоро ему предстоит пройти тесты, необходимые для повышения. Ленгтон знал, что недуги его никуда не денутся, а повышение в звании будет означать, что практической работы поубавится. Он сам предложил повысить в звании еще и Майка Льюиса, Майк это заслужил, но, как и ему самому, Майку придется попотеть над задачками. Ленгтон отвернулся от реки и, идя по дорожке, вызвал такси по мобильнику. Долго ходить он еще не мог — начинало болеть колено. Как Ленгтон сказал Анне, теперь он будет помнить об этом нападении до конца жизни.
Он улыбался: месть всегда сладка, даже когда ее подают холодной.
Анне позвонил адвокат Идриса Красиника. Они все еще готовились к пересмотру дела, и адвокат спросил, не поможет ли она разобраться с теми документами, над которыми работала. Анна согласилась приехать в тюрьму Уэйкфилд и встретиться там с Идрисом и его адвокатом.
Ее проводили в комнату. Пока Идриса вели из камеры, она на несколько минут оказалась наедине с его адвокатом по имени Тоби Фримен, очень приятным и энергичным молодым человеком.
— Будет непросто, — начал Тоби. — Мы попробуем добиться сокращения срока, но без его брата, без Рашида Барри и Юджина Каморры наша позиция не так уж сильна, признаться. Я поддерживаю в нем надежду, но после двух безрезультатных заседаний прокуратура требует гораздо больше доказательств.
Идрис выглядел хорошо: он поправился и, казалось, был рад встрече с Анной. Искренне благодаря ее, он крепко пожал ей руку. Работали они медленно, возвращаясь к каждому заявлению, которое сделал Идрис. На вопрос, почему он подробно не рассказал о соучастниках в убийстве Карли Энн, он лишь покачал головой:
— Боялся того, что Каморра может со мной сделать. Я знал, что он добрался до моего брата, и даже боялся выходить из тюрьмы. Они так накачали его кокаином, героином и этим дурманом, что он стал совсем ненормальным.
Идрис опустил голову, расплакался, но они все-таки продолжили. Он опять рассказал, как Каморра привязал Карли Энн к каменному алтарю, как раздел ее догола. Всех, кто был в доме, он заставил смотреть: пусть все знают, что будет с каждым, кто посмеет его ослушаться. Всхлипывая, Идрис рассказал, как Каморра заставил его изнасиловать девушку, а его брат тупо смотрел на все это, — его накачали наркотиками так, что он еле держался на ногах. Да, он видел, как Каморра душил Карли Энн, но сделать ничего не сумел — до того ему было страшно.
Труп Карли Энн уложили в багажник белого «рейндж-ровера», Рашид Барри сел за руль, Каморра — сбоку, Идрис — сзади. Когда машина остановилась, Идрису велели отрезать ей голову и кисти рук. Каморра не хотел, чтобы ее опознали: ему было известно, что ее арестовывали за проституцию, а значит, отпечатки ее пальцев есть в базе данных полиции. Идрис был в таком состоянии, что не мог справиться с заданием. Тогда разъяренный Каморра вместе с Рашидом вышли из машины, чтобы закончить дело.
