Ник даже начал про себя репетировать этот разговор.
– Что с тобой? – спросила Кэсси.
– В последнее время я много думал и принял, наконец, ряд решений.
– Ты думал о «Стрэттоне»?
– Нет. Я думал о своей жизни.
– Неужели все так плохо? – озабоченно спросила Кэсси.
– Нет, – покачал головой Ник. – Теперь все будет хорошо.
– Нам будет хорошо?
– Видишь ли, это не совсем о нас.
– Как это?
– Придет время, и ты все узнаешь.
Кэсси погладила его по руке. Ник взял ее маленькую дрожащую ручку в свою большую сильную ладонь.
«Рука, убившая ее отца!» – с горечью подумал он.
– Завтра мы улетаем, – сказал он. – На Гавайи. На несколько дней. Я уже взял билеты.
– На Гавайи?
– На Мауи. Лауре там больше всего нравилось. Мы открыли это чудесное место еще до того, как у нас появились дети. Мы жили там в домике прямо на берегу океана. У домика свой бассейн, но кому он нужен, когда в двух шагах весь Тихий океан!
– Какое райское место!
– До гибели Лауры мы каждый год все вместе ездили туда. Это было лучшее время в году. Лаура всегда заказывала один и тот же домик. По-моему, это были самые счастливые времена нашей жизни. Помню, в последний приезд мы как-то лежали с Лаурой в постели, и она сказала, что хочет, чтобы все это никогда не кончалось…
– Как здорово! – пробормотала Кэсси. У нее горели глаза, но общее выражение ее лица было непривычно умиротворенным.
– Я позвонил в туристическое агентство, и, к моему удивлению, оказалось, что наш домик свободен.
– А ты уверен, что хочешь возвращаться туда, где все будет напоминать тебе о Лауре? Может, лучше поехать в новое место, чтобы потом были новые воспоминания?
– Может, ты и права. Я знаю, что не буду там так счастлив, как раньше. И тяжелые воспоминания у меня тоже будут. Но все равно, это станет началом чего-то нового. Мы будем там одной дружной семьей. Никаких споров, выяснений отношений… Мы будем бегать по пляжу, купаться, отдыхать, объедаться ананасами и ни о чем не думать! Конечно, все будет не так замечательно, как раньше, но это станет чем-то, что мы сможем вспоминать, когда наступят перемены. А перемены обязательно наступят.
– А дети могут не ходить школу?
– Я уже позвонил туда и попросил, чтобы их освободили от занятий на несколько дней. Я уже забрал билеты, – с этими словами Ник вытащил из кармана билеты и помахал ими веером с таким видом, словно это козырные карты.
– Три… Три билета, – пробормотала Кэсси и сложила руки на груди.
– Да. Я и дети. Вся наша семья. Я уже не помню, когда мы ездили куда-то втроем без посторонних.
– Вся семья… Без посторонних… – сдавленно пробормотала Кэсси.
– Мне важно восстановить добрые отношения с детьми. Ты с ними лучше находишь общий язык, чем я, и это здорово. Но все-таки это не совсем правильно. Зачем мне устраняться от общения с собственными детьми и сваливать все на тебя? Ведь я их отец. Пусть и не самый замечательный… Я хочу сплотить нашу семью, чтобы ее члены всегда любили и поддерживали друг друга.
Кэсси промолчала. На ее лице застыла напряженная маска.
– Извини, Кэсси, – пробормотал Ник, поняв, что повел себя нетактично. – Поверь, мы тебя тоже любим.
У Кэсси странно подергивались веки, а на шее пульсировала жилка. Казалось, она с трудом держит себя в руках или пытается не выпустить на волю.
– Но ведь Люк и Джулия мои единственные дети, – смущенно улыбнулся Ник. – А я не знаю, когда мне удастся в следующий раз побыть вместе с ними…
– Вся семья… Без посторонних… – снова, как эхо, повторила Кэсси.
– Я считаю, что такие каникулы втроем пойдут нам на пользу, правда?
– Хочешь спрятаться?
– В каком-то смысле да.
– Хочешь спрятаться? – повторила, как заклинание, Кэсси.
– Считай, что так.
– От меня.
– Что? Ты неправильно меня поняла. Я совсем не хочу…
– Нет, – медленно покачала головой Кэсси. – Там не спрячешься. И здесь не спрячешься.
– Что ты сказала?! – в ужасе спросил Ник.
– Разве не это писали у тебя в доме? – со странной усмешкой проговорила Кэсси. – Джулия мне все рассказала.
– Ну да, – согласился Ник. – Именно это.
– Я вижу буквы на стене.
– Не валяй дурака, Кэсси.
– В книге пророка Даниила говорится о том, как вавилонский царь закатил роскошный пир. Вино текло рекой, царило всеобщее веселье. Внезапно чья-то таинственная рука начертала на стене письмена. Царь испугался до смерти и позвал пророка. Даниил же растолковал ему значение надписи: дни царя и его царства сочтены. Скоро царь будет убит, – пробормотала Кэсси, глядя куда-то вдаль невидящим взглядом.
– Кэсси, ты меня пугаешь.
Внезапно встрепенувшись, Кэсси смерила Ника более осмысленным взглядом.
– Пожалуй, мне грех расстраиваться. Теперь я все понимаю. А раньше – заблуждалась… Но как же это больно и унизительно! Как унизительно, когда тебя ставят на свое место. И Струпы сделали это. Это в порядке вещей… Но ты не обращай внимания, делай то, что считаешь нужным. То, что нужно твоей семье. Важнее семьи ничего не бывает.
– Ну ладно тебе, Кэсси, – сказал Ник и протянул к ней руки. – Иди сюда!
– Я лучше пойду, – ответила Кэсси. – Тебе не кажется, что достаточно и того, что я сделала?
– О чем ты, Кэсси? – запротестовал Ник. – Я тебя не понимаю.
– А ведь я могу сделать гораздо больше! – с этими словами Кэсси беззвучными шагами направилась к кухонной двери. – Гораздо больше!
– Мы с тобой обязательно поговорим, – сказал Ник. – Когда мы вернемся.
– Гораздо больше! – через плечо бросила Кэсси.
Ранним воскресным утром собравшаяся в церковь Одри сидела на кухне и ела бутерброд, запивая его кофе. Леон еще спал. Одри просматривала счета и ломала себе голову над тем, как они будут жить дальше, когда проедят выходное пособие Леона. Обычно Одри каждый месяц гасила всю задолженность, скопившуюся на ее кредитной карте, но скоро ей придется все время жить в долг, оставляя на счете лишь ту минимальную сумму, с которой он не будет заморожен. Еще придется отказаться от оплаты множества телевизионных каналов, хотя Леон и сойдет с ума от того, что не увидит больше любимые спортивные матчи.
Внезапно у Одри зазвонил мобильный телефон. Судя по коду, звонили из Гранд-Рапидса.
Звонил лейтенант Лоренс Петтигрю, с которым она разговаривала об Эдварде Ринальди. За последнее время Одри несколько раз пыталась до него дозвониться. Нойс недвусмысленно дал ей понять, что не приветствует ее расспросы о прошлом Ринальди в Гранд-Рапидсе, но на этот раз Одри пошла наперекор желаниям своего начальника.
– Вы мне звонили? – спросил Петтигрю. – Чем я могу вам помочь? Говорите. Но быстро, потому что мы с детьми сейчас поедем кушать мороженое.
Петтигрю и раньше плохо отзывался о Ринальди, поэтому Одри понимала, что новые вопросы об этом человеке повлекут за собой лишь очередное излияние желчи, но ей нужно было узнать, не помнит ли Петтигрю что-либо о деле шестилетней давности, во время расследования которого Ринальди мог подобрать пистолет, из которого застрелили Эндрю Стадлера.
Петтигрю не помнил никаких подробностей этой ничем не примечательной перестрелки между распространителями наркотиков.
– А что касается Ринальди, – прибавил он, – я рад, что мы от него избавились. Он не украшал собой полицейский мундир.
– Ринальди был уволен?
– Его вынудили уйти по собственному желанию. Но на вашем месте я не очень распространялся бы в Фенвике о его прошлом.
– Потому что он начальник службы безопасности корпорации «Стрэттон»?
– Не поэтому. Как зовут вашего начальника? Джек Нойс?
– Да.
– Так вот, Джек Нойс мог бы очень многое рассказать вам об этом Ринальди, но на вашем месте я не стал бы приставать к нему с такими вопросами.
– По-моему, сержант Нойс не располагает особо подробной информацией о Ринальди.
– Нойс знает Ринальди как облупленного, – желчно усмехнулся Петтигрю. – Будьте уверены! Они с Эдди были напарниками.
У Одри по коже побежали мурашки.
– Сержант Нойс был напарником Ринальди? – недоверчиво спросила она.
– Наверное, лучше сказать, что он был его подельником.
– Выходит, за Нойсом тоже водились грехи? Вы это хотите сказать?
– Ну а с какой стати, по-вашему, Джека Нойса сослали в Сибирь?
– В какую Сибирь?
– Поймите меня правильно, но из Гранд-Рапидса Фенвик кажется нам Сибирью.
– Значит, Нойса тоже вынудили уйти из полиции в Гранд-Рапидс?
– Ринальди и Нойс – два сапога пара. Я не знаю, кто из них больше мародерствовал, но, кажется, один не уступал другому. Поэтому-то они и были напарниками. Один покрывал другого. Эдди, кажется, больше интересовался оружием, а Джек Нойс собирал бытовую технику, акустические стереосистемы и все в таком роде. Но, в первую очередь, оба любили, конечно, деньги.
