«Нет, сделка и в самом деле неплоха, — окончательно решил про себя Босх. — Бреммер останется жив, но разве это жизнь? Во многих отношениях пожизненное заключение для него страшнее газовой камеры. Это и будет возмездием».
— И еще об одном думаю, — продолжал тем временем Эдгар. — Уж не знаю, интересно ли это тебе.
— Выкладывай.
— Знаешь, мозги наизнанку выворачиваются, как подумаешь, что убийцей оказался Бреммер. Был бы Мора — и то понятнее. А тут — репортер! Просто в голове не укладывается. И ведь, подумай только, я тоже был с ним знаком.
— Не ты один. Многие из нас с ним якшались. Наверное, любой человек не совсем такой, каким тебе кажется.
— Это точно. Что ж, заболтался я. Пока, Гарри.
* * *
Вечерело. Босх стоял на веранде, опираясь на новые дубовые перила. Вглядываясь в сумерки, он думал о черном сердце. Черное сердце стучит так громко, что способно задать ритм жизни целого города. Это неспокойное сердцебиение всегда будет определять и его собственную жизнь — жизнь полицейского. Бреммера теперь нет — он навеки спрятан от людей.
Но следом за ним придет кто-нибудь другой. Черные сердца не бьются в одиночку.
Босх закурил и вспомнил Хани Чэндлер. Какой он видел ее в последний раз? В памяти всплыл образ решительной женщины, страстно выступающей на суде. Это место — навсегда за ней. В ее ярости было что-то необыкновенно чистое — как в синем пламени догорающей спички. Даже когда это пламя было направлено против Босха, он не мог не любоваться им.
Потом вспомнилась статуя у ступенек здания суда. Ее имя тоже не давало покоя. «Цементная блондинка» — так называла эту статую Чэндлер. Интересно, а что она думала о правосудии в самом конце? Ее собственном. Босх доподлинно знал, что правосудие без надежды невозможно. Неужели, даже умирая, она хранила в душе надежду? Наверное, хранила. Как чистое синее пламя, вспыхнувшее, прежде чем погаснуть. Гаснущее, но жаркое до самого конца. Оно и помогло ей победить Бреммера.
* * *
Он не слышал, как в дом вошла Сильвия. Босх обернулся, лишь когда она оказалась на веранде. Ему захотелось тут же подбежать к ней, но он сдержался. На ней были голубые джинсы и темно-синяя рубашка — тоже из джинсовой ткани. Эту рубашку он подарил ей на день рождения, и то, что она сейчас ее надела, было хорошим признаком. Должно быть, Сильвия пришла прямиком из школы, где занятия перед выходными заканчивались на час раньше.
— Я позвонила тебе на работу, но там сказали, что ты в отгуле. Вот и решила навестить тебя, посмотреть, как ты живешь. Я прочла о твоем деле все, что только можно.
— Со мной все в порядке, Сильвия. Как ты?
— У меня тоже все хорошо.
— А как дела у нас с тобой?
Улыбка лишь слегка тронула уголки ее губ.
— Звучит, как надпись на наклейке — из тех, что лепят на задний бампер. «Как я веду машину?..» Если честно, Гарри, я не знаю, как обстоят дела у нас с тобой. Именно поэтому, наверное, и пришла к тебе.
Наступило молчание. Теперь Сильвия вглядывалась в сумерки. Босх смял сигарету и бросил ее в пустую банку из-под кофе возле двери.
— Ого, новые сиденья на креслах...
— Ага.
— Гарри, ты должен понять, почему мне понадобилось какое-то время...
— Понимаю.
— Не перебивай! Я так долго готовилась к этому разговору, что должна высказать все до конца. Я просто хотела сказать, что мне, нам обоим будет очень трудно, если мы останемся вместе. Нам будет очень тяжело. На нас будут давить наши тайны, наше прошлое, но особенно — твоя работа, тот груз, который ты всякий раз приносишь домой.
Босх терпеливо ждал. Он знал: она еще не все сказала.
— Знаю, что не следует тебе напоминать, но я однажды уже пережила все это с человеком, которого любила. Я видела, как все рассыпается, и ты знаешь, чем все это кончилось. Мы оба многое пережили. И ты должен понять, почему мне потребовалось остановиться и оглянуться. Оглянуться на нас с тобой.
Босх кивнул, но она не смотрела в его сторону. Это смутило его еще больше, чем ее слова. К тому же он не мог заставить себя говорить. Просто не знал, о чем.
— Вся твоя жизнь — один нескончаемый бой, Гарри. Жизнь полицейского. Но как бы это ни влияло на тебя, я вижу, что ты очень благородный человек.
Теперь она смотрела на него во все глаза.
— Я по-настоящему люблю тебя, Гарри. И хочу попытаться сохранить любовь к тебе, потому что это самое лучшее из всего, что есть в моей жизни. Лучшее из всего, что я знаю. Нам будет трудно. Но кто знает, может, это и к лучшему?
И тогда он приблизился к ней.
— Кто знает? — эхом прозвучал его вопрос.
Они стояли, обнявшись. Босх вдыхал аромат ее волос и кожи, прижимая Сильвию к груди так нежно и осторожно, словно держал в руке бесценную фарфоровую вазу.
Потом они разжали объятия, чтобы вместе сесть на шезлонг. И тут же снова обнялись. Они сидели вместе очень долго — до тех пор, пока небо не потемнело, окрасившись на горизонте в пурпурные тона. Босх знал, что рассказал Сильвии далеко не все о своей жизни. Пусть эти тайны пока останутся с ним. И пусть подальше отступит одиночество.
— Не хочешь поехать куда-нибудь на выходные? — спросил он. — Сбежим из этого города. Могли бы поехать в Лоун Пайн. Провели бы завтрашний вечер в хижине.
— Было бы здорово. Мне... нам это было бы в самый раз.
Но через несколько минут она засомневалась:
— Вряд ли мы раздобудем хижину, Гарри. Их так мало — к пятнице свободных обычно не остается. Их заказывают заранее.
— У меня есть одна в резерве.
Она обернулась, чтобы лучше видеть его лицо. Потом хитро улыбнулась и сказала:
— Значит, ты знал заранее. Знал и спокойно ждал, когда я вернусь. И никаких бессонных ночей, никакой неожиданности...
Босх не улыбнулся. Он только покачал головой и несколько секунд смотрел, как гаснущий закат отражается на западной стене Сан-Габриэля.
— Я не знал, Сильвия, — ответил он. — Я надеялся.
«Люди в лодках» — так называют в Америке кубинских беженцев, пытающихся добраться до Майами на лодках и плотах, и вьетнамцев, таким же образом бегущих в Гонконг.
Игра слов. «Паунд» по-английски — «фунт». Прибавив к фамилии Паундс слова «девяносто восемь», полицейские издеваются над своим коллегой, намекая на его тщедушное телосложение. 98 фунтов: примерно 48 килограммов.
3 марта 1991 года чернокожий Родни Кинг был избит белыми полицейскими Лос-Анджелеса за отказ подчиниться их приказам. Эта сцена была случайно заснята на любительскую видеокамеру. На основании данной видеозаписи против четырех полицейских было возбуждено уголовное дело. Однако 29 апреля 1992 года суд присяжных признал обвиняемых невиновными, после чего в городе вспыхнули расовые волнения, сопровождавшиеся погромами, поджогами и человеческими жертвами.
«Нордстром» — сеть дорогих магазинов в США.
Софтбол — облегченный вариант бейсбола.
На английском эти слова: юристы — «lawyers», лжецы — «liars» звучат похоже.
Президент Дж. Картер — уроженец штата Джорджия. Имеется в виду окончание срока его полномочий.
Английское слово «money» — «денежка» — очень близко по звучанию к имени адвоката — Honey.
Английское слово «bulk» — «жирдяй» — созвучно фамилии Белк.
Фамилия Черч в переводе с английского означает «церковь».
Пул — разновидность бильярда.
Far away — далеко (англ.).
Имеются в виду кабинки в секс-шопах, где за 25 центов демонстрируются короткие порнографические видеозаписи. Подобные места посещаются различного рода извращенцами и потому пользуются дурной славой.
Здравствуйте. Господин Том Черроне здесь? (исп.)
Не дергайся. Полиция. Томас Черроне. Здесь? (исп.)
Телефон? Срочная необходимость (исп.).
Ну, пожалуйста! (исп.)
Крэк — разновидность наркотика.
Игра слов: испанское название города Los-Angeles переводится как «ангелы», «lost angels» переводится с английского как «пропавшие ангелы».
Патио — внутренний дворик в доме.
В США существует сеть магазинов под названием «Seven Eleven», то есть «семь одиннадцать».
Немезида — богиня возмездия в древнегреческой мифологии.
Препарат, считающийся наиболее эффективным при лечении СПИДа.
Буррито — национальное мексиканское блюдо: кукурузная лепешка с начинкой из острого мясного соуса.
