В районе, где живёт Никита, Даша смотрится странно. Точно кукла — утончённое замшевое пальто, из-под которого выглядывает край тёмного платья ниже колена. Не броский, повседневный макияж не выделяет тёмно-голубые глаза, но ненавязчиво подчёркивает. И её можно было бы даже назвать серой мышью, но спорить с Дашиной красотой нельзя ни в коем случае.
Старые панельные дома — вечная тоска Единого Государства, немой крик бывшего СНГ и России, в частности. Кое-где видно, что когда-то стены были выкрашены в яркие цвета, но время стёрло, а ремонта в таких домах не проводят. Вот и стоят они — белые, ровными рядами и улыбаются грустным оскалом. Даше не страшно, а привычно. Она не раз бродила здесь и после заката, старательно обходя тёмные улицы и шарахалась от излишне шумных кампаний на лавочках подле подъездов.
Пока домофон ритмично пищит, Даша нервно кусает губы и переминается с ноги на ногу.
— Кто? — раздаётся на конец сонный голос.
— Никита дома? — вместо ответа спрашивает она. Ей открывают.
Раздражённым сгустком Даша поднимается на третий этаж, здоровается со знакомой женщиной в подъезде, ловит на себе сочувствующий взгляд, но значения не придаёт. Квартира встречает её не привычным запахом — свежестью. Сигаретами не пахнет, не витает в воздухе знакомого парфюма.
— Саша? Где эта сволочь? Саш!
Саша — щупловатый парнишка, крайне всё же похожий на Никиту, с синяками под глазами выползает из комнаты в коридор, потирая шею. Прячет глаза, выглядит побитой дворняжкой и явно не спал минимум сутки. Даша хмурится.
— Где Никита?
— Совсем новости не смотришь? — тихо спрашивает Саша, всё же поднимая на неё взгляд, — Нет его больше. Вообще нет и не будет. Свали.
И просто разворачивается, пропадает из поля зрения, а Даша настолько поражена, что даже не знает, как реагировать. Ноги наливаются слабостью, всё тело пронимает противный мандраж и становится жарко. Её точно поднимают на огромную высоту и тут же бросают вниз — с силой, совершенно не жалея и не щадя. Слёз нет и никаких других чувств кроме пустоты тоже. Даша вдыхает поглубже.
— То есть? — кричит, вытягивая тонкую шею, — Саш, что случилось?
Саша опять вытаскивает себя на встречу непрошенной гостье, которую видеть ещё больнее, чем все эти поганый новости.
— Убили. — Он обрывает последнюю, теплящуюся сигаретным дымом, надежду. — Догадаешься дальше? Отравили, если верить некоторым каналам теневым. А так — не знаю. Можешь уйти, пожалуйста? Мне не до тебя.
Даша чувствует, что ничего не чувствует. Напрягаются ключицы, она шумно выдыхает и рывком вылетает из квартиры. Мысли в голове хаотичны и беспорядочны — носятся и отказываются принимать правду. Даша пытается представить как это — что бы Никиты не было у неё не получается. Рвёт на части, просится слезами и шумным дыханием. Даша не может осознать.
— Татьяна Эдуардовна, — говорит дрожащим голосом в трубку, — Я сегодня не приду.
— Это ещё почему? Дашка, ты совсем? Через час смена начинается! Уволю!
— Увольняйте, — равнодушно отвечает Даша и сбрасывает звонок. Она, конечно, всегда мечтала работать в театре, но далеко не кассиршей. По-настоящему хотела уволиться, но не знала куда дальше — без образования, без ничего, а туда её протолкнул Никита через знакомых. Никита. Ник. Актёр, как его там называли...
Даша походит до небольшого парка недалеко от дома, опускается на скамейку, какое-то время сидит и втупливает в пространство. Мимо проходят люди, не обращая внимания, а солнце всё так же настойчиво старается согреть мир. Лучи ложатся и на неё — напекают щёку, по которой катиться слеза. Контраст холода, тепла, пустоты и заполненности. Злобой, наверное. Только вот на этот раз Даша не понимает на что именно злиться. Или на кого.
Последующие несколько часов выпадают из памяти. Отрывками — «Пользователь внёс вас в чёрный список», «Абонент вне зоны действия сети», «...скончался молодой человек, что произносил речь перед...». Федеральные СМИ не молчат, что странно — несколько статей имеется. Ещё в колонках рядом говорится про расстрел семейной пары — следователя и врача-терапевта, но эта новость проходит мимо. Отдалённо Даша понимает, что это — тот самый майор, который выступал на злосчастном судебном заседании. Даже начинает смотреть остальные сводки — но о других участниках ни слова. В Алексее узнаёт друга Никиты, в Косте — тоже. Саму подсудимую помнит плохо, но всё же помнит. Однажды Даша забирала пьяного вусмерть Ника с какой-то квартиры. Там ещё был лысый парень, тоже поддатый, как и все остальные — он то ей и открыл. Но на суде Дикого, как позже выяснила Даша, не было.
Даша мнётся ещё какое-то время, вспоминает адрес, а потом звонит в такси. Сама не знает зачем туда собирается, что скажет, кого там увидит, но точно хочет посмотреть в глаза каждому, кого на квартире обнаружит.
Такси везёт её на другой конец города, через пробки час пика и нервозность. Даша старается не плакать, держаться, но то и дело губы дрожат, а пелена не позволят разглядывает проносящийся мимо город. Питер она любит и ненавидит одновременно, а сейчас второе явно перевешивает. Но уехать Даше некуда и страшно. Мысли занимает работа, Никита и воспоминания о том, как она злилась на него и думала: «Я его убью!» Сейчас только понимала всю суть этих слов и становилось жутко.
И опять звук домофона, сухой голос, вопрошающий кто. Даша даже растерялась.
— Откройте. Есть разговор. — Не придумала ничего лучше.
Но её, на удивление, действительно пропускают в подъезд. С трудом Даша вспоминает, что этаж нужен пятый и квартира справа, у самой лестницы. У двери её ждут — высокий, крепкий парень с отросшими русыми волосами выше плеч. Лёха — уже более просто.
— Даша? — неуверенно спрашивает он и сглатывает, не шевелясь.
— Даша, — подтверждает девушка.
Будто отмирает, время снова течёт своим ходом, и она пристально смотрит на Алексея.
— Зачем пришла? — спросил парень, всё ещё загораживая собой вход.
— Поговорить, сказала же. Будем на пороге стоять? Что бы все соседи слышали?
Лёха вздохнул, но в квартиру все же пустил. Даша остановилась в коридоре, оглядываясь. Слышала, как в других комнатах кто-то переговаривается.
— Как он...?
— Здесь, — Алексей кивнул ей под ноги. Даша хотела было дёрнуться, но сдержалась. Только по шее пробежала сильная судорога, перешла в выдох.
— Тебе не стыдно? — со злобой в голосе спросила Даша, — За то, что произошло? Всем вам! — голос сорвался на крик, — Доигрались?! Революция, блять! Идиоты! — в коридор проснулась красная голова, нахмурилась и та самая подсудимая встала рядом с Лёхой, — Вы хоть понимаете, что натворили?! Вы...
— Захлопнись, — ледяным тоном оборвал её Лёха, зло сощурился и процедил сквозь сжатые зубы, — Ты за этим пришла? Нервы потрепать?
— Показать — какого это, терять людей! — сильнее вспылила Даша, — Вы понятия не имеете! А до Ника явно дела нет, раз пустили его...
Она всхлипнула, и сама не поняла, почему на этот раз замолчала. Столкнулась с взглядом Лёхи, потом перевела свой на Алису.
— Это ты понятия не имеешь, — сухо высказала последняя. — Ни о чём. Проваливай.
— Да ты что?! — Даша нервно усмехнулась, — Так просвети! Объясни мне, пожалуйста, как сейчас жить, а?! Без Никиты, в этой поганой атмосфере, которую вы же и устроили! Какая революция?! У вас совсем мозгов нет?! Куда вы прётесь?
— А что ты предлагаешь? — Лёха шагнул вперёд, хотел было подойти в плотную, но удержался. Женщин. Бить. Нельзя. Слишком часто он вспоминал про это правило в последнее время и его это бесило. Частота, в смысле, а не само правило. И если Катю он ещё мог понять, попытаться, то вот эту особу — ни в какую. — Сидеть и терпеть? Знаешь, с чего началось всё? Хочешь — расскажу?
— Лёх...
— Алис, не лезь. А ты — ты меня послушай, — Алексей ткнул в неё указательным пальцем, теряя любое самообладание, — Сначала у меня убили лучшего друга, потом — похитили, считай, что младшую сестру, а вторую — попытались упечь на стул. Как жить? Да никак, блять! Никак! Со мной столько дерьма за всю жизнь не происходило — веришь или нет!
