Скитер усадил Уилла Генри, дыхание у которого все еще так и не пришло в норму, на бочонок с гвоздями, и еще один подтащил для себя.
– Знаю, что представляется нечестным и несправедливым бить человека дубинкой, когда у него в руках ничего нет, но вам следует по-новому воспринимать идею справедливости. В этом графстве я пользуюсь репутацией человека крутого, но справедливого. Поэтому каждые четыре года меня переизбирают на этот пост, и поверьте, если бы я не был крут, у меня не было бы шанса быть справедливым. Поняли, Уилл Генри?
– Да, – произнес Уилл Генри, набравший достаточно воздуха, чтобы говорить.
– Еще одно. Никогда никому нельзя угрожать. Нельзя говорить: «Пройдемте, или получите дубинкой». Если кто-то создает проблему, ударьте, и он проследует за вами. Если вы всегда готовы первым нанести удар, вам не понадобится даже вынимать оружие, не то, что применять его. Теперь. Я слышал кое от кого из специалистов по наведению порядка, что нельзя вынимать оружие из кобуры, если не собираешься из него стрелять. Звучит круто, но это глупость. Можно пригрозить человеку оружием, это само собой разумеется. Стоит только его достать и нацелиться в голову, и он, как миленький выполнит все, что ему прикажут. Еще пару слов про дубинку: применение ее вполне законно. Если взять доску два на четыре и ударить ею ниггера по башке, то он это запомнит и навсегда станет для вас проблемой. Но если стукнуть его дубинкой, когда он этого заслуживает, то для негра это будет вполне законно; он будет знать, что полицейский просто делает свое дело.
Скитер на мгновение умолк, а потом вновь заговорил.
– Насчет оружия. За восемь лет я вынимал револьвер раз десять-пятнадцать, а стрелял, в человека дважды. Оба раза убил. Один из них готов был вот-вот застрелить меня, но я, глазом не моргнув, просто выстрелил в него. Второй убегал от меня, и я приказал ему остановиться, он не послушался, я открыл огонь. Второго я убивать не собирался, мне важно было его остановить. Я целился в мягкое место, но попал в позвоночный столб. – Он посмотрел в сторону. – По поводу первого я не переживал. Вопрос стоял так: или я, или он. А вот второй ничего особенного не сделал, он просто стащил шины с заправочной станции, но он попытался бежать, и сбежал бы, если бы я в него не выстрелил. Но мне и в том, и в другом случае было все-таки не по себе. Трудно, конечно, дать совет, Уилл Генри, стрелять или не стрелять в человека, не представляющего угрозу для вашей жизни. Вам самому придется решить эту проблему, когда применять оружие. Одно только могу сказать: определиться надо заранее, чтобы, когда придет час, не раздумывать ни минуты.
Теперь дыхание у Уилла Генри полностью восстановилось, он встал и глубоко вздохнул.
– Что ж, спасибо за совет, Скитер, Если я когда-нибудь приду в себя, чтобы им воспользоваться, то уверен, он очень пригодится.
– Я просто прочел небольшую лекцию, какую я читаю всем вновь назначенным помощникам шерифа. Вы сами удивитесь, когда увидите, как ведут себя некоторые, стоит им прицепить значок. Нам подбирать кадры приходится очень осмотрительно. – Скитер провел носком ботинка по ему только видимой линии. – А вот вас, Уилл Генри, я бы не выбрал. И если бы Холмс спросил моего совета, я бы порекомендовал ему найти кого-нибудь еще.
Уилл Генри даже обиделся.
– Вы думаете, я буду давить на людей?
– О, нет, нет, нет. Не в этом дело. Как раз наоборот. Не знаю, сумеете ли вы быть достаточно твердым. Я даже думаю, что в нужный момент вы можете заколебаться. А это влечет за собой неуважение, и все об этом сразу же узнают. И тогда вы не сможете контролировать ситуацию. Самое время для Кэрри забеспокоиться по-настоящему. Потому что тогда кто-нибудь вас обязательно убьет. Это так же точно, Уилл Генри, как то, что вы сейчас стоите передо мной.
Какое-то время оба молчали. Тут Уиллу Генри пришло в голову, что это один из самых торжественных моментов в его жизни. Скитер Уиллис со всей искренностью давал ему самый верный совет, какой только можно, в основе которого лежали знания и опыт. Этот человек изо всех сил пытался передать ему умение выжить на избранной им работе. Уилл Генри был тронут.
– Скитер, я вас понял и постараюсь усвоить то, что вы мне сейчас сказали. И если я умру не в своей постели, то это случится не по вашей вине. Спасибо.
Скитер глубоко вздохнул и кивнул. Он пару раз с силой хлопнул Уилла Генри по плечу, слегка улыбнулся и пошел к машине.
Уилл Генри остановился перед домом и поглядел на него. Хотя он и замерз по пути домой, ему обязательно надо было постоять и подумать. Вечер был ясным и очень холодным, хотя было только шесть. Восходящая луна освещала белый фасад. Дом казался безопасным и желанным местом. Уилл Генри был несколько дезориентирован. Всего лишь день тому назад он покинул дом, в котором родился, расстался с сельской жизнью, бесповоротно изменил свою судьбу. Его удивило, что, стоя перед этим чужим для него строением, он почувствовал, что пришел домой. В этом доме жена готовила ужин из продуктов, которые не сеяла, не сажала и не сняла с поля или грядок. Дети его проснутся завтра утром и пойдут в расположенную совсем рядом школу, а потом будут играть с детьми, живущими всего в нескольких ярдах от них. Завтра, выйдя на работу, он сможет ходить по тротуару, причем в обуви, которую обычно носил только по воскресеньям. К нему придут люди со своими проблемами, а то и просто, чтобы провести время в его обществе. Люди. Теперь за один только день он встретится с большим их количеством, чем раньше встречался дней за десять. У него есть место, есть положение, связанное с жизнью других, и это впервые в жизни. И он этих людей не разочарует.
За один короткий день он голыми руками взял двух вооруженных банковских грабителей, да еще таким манером, что если бы это увидел кто-нибудь другой, а не Фрэнк Мадтер, его репутация была бы погублена навеки; на его глазах сын чуть не убил дочь из револьвера, который он сам оставил на видном месте заряженным; и ему показал, где раки зимуют, шериф графства Меривезер. Начало было не слишком обнадеживающим, но, Господь свидетель, это, действительно, было началом новой жизни.
Он поднялся на крыльцо и вошел внутрь.
Холмс затворил за собой входную дверь и аккуратно повесил пальто в шкаф в прихожей.
– Хью? – раздался голос сверху. – Это ты?
– Да, Джинни, я уже дома. – Он услышал, как она стала спускаться по лестнице, и подождал ее в прихожей.
Когда она подошла к нему, он поцеловал ее в губы, и они вместе отправились в небольшую гостиную. Они только что достроили свой кирпичный дом в колониальном стиле, и получилось как-то само собой, что они полюбили эту «берлогу», как ее прозвала Вирджиния, а не более просторную и роскошную из гостиных, которая, как правило, использовалась только тогда, когда в доме собиралось много гостей. «Берлога» была облицована дубовыми панелями и обставлена кожаной мебелью, и в зимнее время Вирджиния всегда разжигала там крохотный камин к тому времени, как Холмс возвращался домой. Комната хранила кое-какие тайны. В шкафчике, выгороженном из книжного, куда вела потайная дверца, оклеенная корешками книг, мирно пребывали две бутылки виски: «бурбон» и «скотч», бутылка очень хорошего коньяка и бутылка очень сухого хереса. Шкафчик этот Холмс соорудил сам, уже после ухода строителей. Ни он, ни Вирджиния не притрагивались к виски или бренди. Их держали для культурных, достойных доверия гостей, а таковые пока что не объявлялись. Но Холмс знал, что обязательно настанет день, когда ему захочется предложить человеку выпить; и он был к этому заранее готов.
Этот шкафчик был единственным тайником в графстве Меривезер, сознательно устроенным для хранения алкогольных напитков, ибо обычно потаенное спиртное держали в погребе или в не бросающемся в глаза кухонном шкафу. Делано был религиозным городом и там жило множество людей, убежденных в том, что нельзя быть добрым христианином и одновременно пить виски. И хотя Холмс вырос в семье абстинентов, он не видел логики в подобных воззрениях. Он и Вирджиния много ездили по Соединенным Штатам и видели, как респектабельные люди выпивали в отелях и ресторанах и не превращались при этом в дебоширов. А летом прошлого года, когда они впервые поехали за границу, они пошли в Лондоне в «Рулз», знаменитый ресторан в Ковент-Гардене, и Холмс по наитию попросил официанта принести им по собственному выбору полбутылки хорошего вина. Они также послушались его рекомендации выпить перед едой хереса. В тот вечер они с Вирджинией вернулись в отель «Браунз» слегка навеселе, провели в постели самую лучшую ночь за восемь лет брака и привезли контрабандой домой бутылку хереса.
Хотя официальное заявление о ратификации Восемнадцатой поправки к конституции должно было быть сделано лишь в конце месяца, а в силу она должна была вступить лишь через год, человек, занимающий такое положение, как Холмс, не мог позволить себе открыто покупать спиртное. Вместо этого раз в месяц к нему приезжал небольшого роста прекрасно одетый молодой человек в огромном «пирсе-эрроу», который появлялся только после захода солнца, принимал скромный заказ, производил расчет наличными и продолжал благотворительную миссию.
