Иван Рудольфович слушал внимательно и не перебивал собеседника. Всеволод Александрович замолчал и посмотрел в глаза товарища. Узник выдержал взгляд и спросил:
— А как же милиция? Если из одного дома постоянно трупы выносят.
— Ваня, я же говорю, у Лапина в этом городе всё схвачено. Начальник милиции у него чуть ли не в родственниках ходит. А народ помирает естественной смертью. Никакого криминала. Напился, упал, в гроб. Уже троих знаю. Всё просто!
— Да уж, Влад, наговорил ты мне суровую прозу жизни. Знаешь, а я тебе верю… После рассказа моего соседа по хате что-то подобное вертелось в моей голове. Только я не мог сформулировать всё чётко, как ты сейчас рассказал. И про конспирацию ты правильно мыслишь. Будем встречаться только ночью. А место встречи изменить нельзя.
Товарищ на воле заулыбался:
— Согласен. До завтра!
— Береги себя, Всеволод.
— И тебе не хворать!
На том и расстались… Этой ночью Иван долго не мог уснуть. Не от кошмаров. А от тревожных мыслей за свою судьбу, за свою жизнь, да и за судьбу Иннокентия, к которому уже успел привыкнуть. Интересно, в Питере его кто-нибудь спохватился? Может быть, соседи подали заявление в милицию? И вдруг в памяти узника всплыло лицо нотариуса по имени Рома, а вот фамилия и отчество юриста никак не приходили на ум…
* * *
Друзья по несчастью встретились следующим утром за столом. Кеша как обычно проснулся первым, и по квартире разносился аромат свежезаваренного чая. Сосед заварки не жалел. Иван присел на табурет и, хорошо понимая, что с собутыльником можно поговорить только с утра, так как позднее он уже будет никакой, деликатно спросил:
— Иннокентий, вы тут с утра не чифирнуть решили?
— Нет. А чифирнуть было бы ништяк. Пробовал я раз несколько.
— И как прошло?
— Чуть мотор не посадил. Так что, товарищ, лучше по старинке будем топить нашу печаль в разбавленном спирте.
— Вот об этом я и хотел с тобой поговорить, Кеша. А сейчас, как сказал Володя Высоцкий: «Братья-демократы, только чай!»
— Слушаю вас внимательно.
Ваня заставил себя прожевать бутерброд, запил чаем и посмотрел прямо в глаза Иннокентия:
— Бежать нам надо!
— Ваня, куда бежать? Один уже пытался. И что из этого получилось? Мы же в Бокситогорске!
— Да хоть в Магнитогорске, а бежать нам надо, Кеша. Иначе, кирдык нам обоим придёт. Секир-башка! Пойми ты, наконец, поят и кормят нас только на убой. Пока мы для чего-то им нужны, поэтому и живём. Смотрят тут за нами, зубные щётки покупают. Кеша, и про твоего бывшего соседа Серёгу? Он же ещё до тебя в этой комнате жил. А потом, раз, и отдал богу душу. Вот скажи мне, друг мой, с чего это вдруг? Его били или сильно болел?
Друг хлебнул чая и задумался.
— Сложно мне всё вспоминать, Ваня. И больно мне душевно. Вроде Серёга, земля ему пухом, особо ничем и не страдал. Мучился, конечно, как мы с похмелья. Но серьёзных болячек точно не было.
— Вот! И доктор с участковым без всякого вскрытия под чутким руководством Алика все бумажки оформили за раз. И все концы под землю. Кеша, с нами будет то же самое.
— Да ну!
— Вот тебе и «да ну»! Иннокентий, ты, в самом деле думаешь, что здесь нас с тобой напоят, покормят, обогреют и отпустят? Идите, мол, люди добрые, на все четыре стороны? Да мы этого Алика на всю жизнь запомнили и вмиг опознаем, если дело дойдёт. А этот азербайджанец далеко не дурак, и ты его лучше меня знаешь.
— Куда бежать-то, Ваня? И на дорогу у нас денег нет. Пешком, что ли до Питера идти собрался? Не май месяц на дворе, ещё снег не везде растаял.
— В Питер нам нельзя, вмиг найдут. В Череповец поедем, у меня там тётка родная живёт, сестра матери. Не дальше Санкт-Петербурга, только в противоположную сторону. Там нас никто не догадается искать.
— Да хоть в Челябинск, Ваня! Денег всё равно нет.
— Это да. Деньги — дело наживное…
— Друг, растревожил ты мне душу. Давай по маленькой?
— Пропущу я, однако. Без обид, Иннокентий.
— Воля ваша, барин. А я махану. И сон мне сегодня странный приснился.
— Про что, Кеша?
— Убегали мы с тобой от людей Алика. Гнали нас, Иван, целой толпой. Меня догнали, а ты убежал. И я проснулся.
— Подожди. Мне тоже похожий сон на днях снился. Только в моём сне рядом со мной волк бежал, и бутылка «Рояля» у меня в руках была.
— Бутылку не помню. Волка точно не было.
Иннокентий разбавил себе спирт, быстро маханул, даже не заметив, что напиток уже был разбавленный. Сосед облокотился на стол, сжал голову ладонями и весь погрузился в думы тяжкие. Иван посмотрел на товарища, и его сердце сжалось от сострадания. Эх-х, Кеша, Кеша…
Но это чувство не было главным. Надо выбираться на волю. И в первую очередь требуется выйти из запоя. В этом плане надежды на Иннокентия не было, друга сейчас никак не остановить. Сосед в данный момент находился на самом пике своего штопора, после которого последует глубокое падение на дно бытия. Единственное, что на самом деле волнует сегодня Кешу — как бы быстрей опохмелиться и продолжить свой праздник жизни. Всё остальное для него не имеет никакого значения. И сейчас в его голове только пьяный бред, и нет никакой силы, которая удержит зависимого человека от принятия очередной дозы алкоголя. Тем более если бутылка спирта всегда под рукой. Осталось надеяться только на себя. Иван решил приободрить друга:
— Иннокентий Константинович, да мы с вами ещё не познали всю горечь жизни, не испили чашу сию до дна и не иссушили себя светом истины!
Кеша встрепенулся:
— Это вы ап чём изволите сейчас так витиевато выражаться?
— Кеша, а вот когда ты сам осознал, что всё, обратной дороги нет, и нет для тебя жизни без бутылки?
Собутыльник заулыбался и налил себе воды из чайника:
— Коллега, да вы хотите услышать лекцию о том, как я дошёл до ручки, вернее — до бутылки?
— Хотелось бы услышать, друг, что же именно толкнуло тебя в нежные объятия запойной жизни?
Иннокентий залпом выпил кружку воды и начал свой рассказ:
— До завода «Красный треугольник» работал я дозиметристом в городе Сосновый Бор на Ленинградской атомной электростанции. Иван, слышал о такой специальности?
— Краем уха только. Вроде на кораблях есть и атомных подводных лодках.
— Атомная электростанция — это тебе та же самая атомная подводная лодка, только большая и стоит постоянно на одном месте. А дозиметрист, скажу я тебе, как сугубо гражданскому человеку, профессия рисковая и опасная, почти как лётчик-испытатель.
— С чего это вдруг, Иннокентий? Атом же у нас мирный.
— А потому, товарищ, что дозиметрист каждый рабочий день получает для контроля радиационной обстановки определённую норму шила. Это спирт, по-нашему. Вот с этого самого шила у меня всё и началось. И друзья на предприятии у дозиметриста есть всегда! — Сосед замолчал, сделал паузу и продолжил: — Иван, как там у Высоцкого: «А там друзья. Ведь я же, Зин, не пью один…» И попал я в круговерть хмельных пороков прочно и навсегда. Пришлось уволиться по собственному желанию. А дальше уже не смог вырваться из этой паутины. Так и затянуло, Ваня.
— Да уж, Кеша, получается у тебя профессиональное заболевание? Пострадал, так сказать, на работе.
— Не говори. Иван, а тебя как бросило в жизнь запойную?
Иван Рудольфович задумался, посмотрел на коллегу алкоголика и начал делиться воспоминаниями:
— А я, товарищ, практически всю свою сознательную жизнь проработал на оборонку, в одном почтовом ящике. Не пил. От слова — совсем. После того как наш НИИ под кодовым названием «Поиск» закрыли окончательно и бесповоротно, подруга мамы устроила меня по большому блату в свой магазин рубщиком мяса. Она там винным отделом заведовала. Магазин был большой, а мясной отдел — самый центр, вокруг которого крутились интересы всех продавцов. Второй центр притяжения — это винно-водочный отдел. Про интересы руководства я интеллигентно промолчу… — Бывший мясник многозначительно посмотрел на бывшего дозиметриста, который согласно кивнул. Иван продолжил: — Весил я в те былинные времена намного больше, чем сейчас, и силушки у меня хватало. И был у меня наставник татарин Равиль, который не только рассказывал о тайнах своей профессии, но и с готовностью взялся учить меня ремеслу. Так вот, этот мастер меня многому научил, и оказалось, что силы и точности для рубки мяса совершенно не достаточно. Главное в этом деле — резкость. Иннокентий, а ты знаешь, сколько всего существует схем разруба мясной туши?
