В библиотеке был стол с письменными принадлежностями. Джеймс запер за собой двери и, схватив лист бумаги, принялся строчить письмо сэру Артуру о ненадлежащем поведении его племянника и о том, что он, граф Сеймурский, с почтением и наилучшими пожеланиями возвращает уважаемому судье его собственность, оставляя наказание виновного на личное усмотрение сэра Артура. Теперь, если полиция и поймает Джеймса с печатью, всегда можно отговориться тем, что он собирался ее возвращать.
– Эх, Дикки, Дикки, Дикки, – пропел граф, запечатывая послание, и потом добавил: – С тобой удивительно весело иметь дело.
Когда он выглянул из библиотеки, полиция по-прежнему не появлялась. Что странно. По логике вещей представители властей уже должны были нагрянуть. Вернувшись в библиотеку, Джеймс покрутил в руках трофей и… рассмеялся. Порвав в клочки письмо судье, граф написал новое, поставил на него оттиск печати, а потом позвал слугу и велел прислать экипаж.
– Полиция отменяется! – объявил он, выходя в общий зал, где все оживленно обсуждали происходящее. – Но мне нужно уехать! Завтра меня не ждите – приглашен на прием к миссис Эйнард. До встречи послезавтра!
Он знал, где живет Дик Кавендиш. Джеймс все про него знал. И про него, и про его семью, ведь про врагов принято знать больше, чем про друзей.
К удовольствию графа, ему не пришлось ехать на улицу Святого Джона. Стесненный в средствах Дик отправился пешком и был настигнут на полпути к дому. Велев водителю остановить экипаж, Джеймс выбрался из салона и поднял руку к шляпе, приветствуя Ричарда.
– Мистер Кавендиш, вы можете больше не беспокоиться о вступительном взносе, – произнес он, обращаясь к кузену.
– Я прошел испытание. Вы берете свои слова обратно? – Дик посмотрел на него с презрением.
– Здесь все написано. – Джеймс протянул ему конверт с письмом. – Печать оставлю себе на память. Приятного вечера.
Граф вернулся в салон экипажа и велел водителю везти его домой, в небольшой респектабельный особняк в престижном районе Сен-Клер.
Глава 5
Джейн
В начале апреля в Ландерине темнело все еще рано, и по вечерам в городе было по-прежнему неуютно и мрачно. Артефактные светочи использовались только на улицах престижных районов, в прочих же частях города довольствовались газовыми фонарями, которые далеко не всегда заряжались вовремя. Здание суда находилось по дороге к дому, так что Дик планировал сначала заглянуть туда, но каково же было его удивление, когда его нагнал зловещего вида черный роскошный экипаж, из которого вышел Джеймс. Это стало полной неожиданностью. Еще бы, гордый и высокомерный граф Сеймурский лично изволил догонять Дика Кавендиша. Ричард терялся в предположениях, а Джеймс и не думал прояснять ситуацию. Он просто вручил удивленному молодому человеку конверт и был таков, заявив на прощание, что «о вступительном взносе можно не беспокоиться». И что это значит?
Дик покрутил в руке послание, потом не выдержал и распечатал его. Прошел пару шагов к фонарю, чтобы было удобнее читать.
«Сей документ вручается Ричарду Кавендишу в знак освобождения его от уплаты пошлины за вступление в ряды моих подданных.
Учитывая ваше бедственное положение, мое величество сочло возможным уплатить в казначейство Королевства дураков необходимую сумму как награду за ваше старание и слишком тяжелые умственные усилия…»
Мимо Дика на большой скорости пронесся еще один экипаж. На вечерних улицах Ландерина царило непривычное оживление. Расправив лист, молодой человек вернулся к чтению:
«…Также сим указом сообщаю, что Ричарду Кавендишу присваивается наивысшее в моей стране звание Почетного круглого дурака. Носите его с честью».
Далее следовали подпись и печать.
Дик взглянул на оттиск и улыбнулся. По кругу шла надпись «Король дураков Джеймс I», а в центре находилось изображение шута.
Эта поддельная печать обошлась ему в круглую сумму. Спасибо, сэр Артур помог, правда, не догадываясь о задумке племянника, иначе дядя никогда бы такого не одобрил. Подмена была делом техники. Ричард в студенческие годы чему только не учился и чем только не занимался. Была у него знакомая из бродячего цирка – зажигательная девушка с легким характером и исключительно свободными нравами. Между более приятными занятиями она научила Дика некоторым фокусам. Эти умения выручали его и по сей день.
Настоящая печать лежала сейчас у Ричарда в кармане пальто. По дороге домой молодой человек планировал зайти в суд и уговорить сторожа пропустить его на рабочее место – Дик понимал, что не следует носить с собой такие важные и потенциально опасные вещи. Да и зачем? Дело сделано. Все обернулось даже к лучшему. Джеймс, конечно, не удержался от колкостей, но не выказал особенного нежелания видеть кузена в рядах своих «подданных», что само по себе являлось победой. Кто знает, может, юношеская неприязнь пошла на убыль?
Не желая гадать, Дик зашел в суд. Сторож хоть и ворчал, но, получив небольшую мзду, подобрел и впустил помощника сэра Артура в здание. А там пять минут – и печать вернулась на свое место.
Время было еще не позднее, но для визитов уже не подходило. А жаль. Ричард бы не отказался зайти к родителям и хоть немного перекусить.
Дома его ждал не самый лучший сюрприз. Явился в доску пьяный Джек, который позволил себе валяться на полу в гостиной, даже не потрудившись спрятаться в собственной комнате. Споткнувшись впотьмах о его тело, Дик не выдержал, подхватил бездельника за шиворот и, надавав ему пощечин, велел выметаться. Тщетно. Камердинер оказался в той степени опьянения, когда не чувствуют боли и не слышат даже самых громких звуков. Что оставалось делать? Ричард закинул его на кровать в небольшой комнате для слуг, а сам отправился спать с твердым убеждением, что с самого утра займется этим вопросом.
О том, что он не прогадал, потратив время на визит в суд, Дик понял сразу же, как проснулся и выглянул в гостиную. Джек оказался не так пьян, как изображал. Во всяком случае, распоряжение выметаться он выполнил, не забыв прихватить какое-то количество хозяйских вещей, в том числе два чемпионских пояса Ричарда за победу в соревнованиях по боксу. Это были единственные действительно ценные вещи Дика, и их потеря привела его в самое дурное расположение духа. Заявить бы в полицию, но… не стоит давать повод для сплетен.
День явно не задался. А ведь еще предстоял визит к родителям и далее, вечером, к миссис Эйнард – женщине богатой, но простого сословия, а потому не самых изящных манер. Ричард не был снобом, он и сам едва ли мог претендовать на благородное происхождение, но ему претили некоторые бесцеремонные и крайне бестактные замечания, которые позволяла себе хозяйка дома на таких приемах. Мать считала полезным знакомство с миссис Эйнард и думала, будто мнение этой женщины что-то значит в городе. Наивно с ее стороны. Такие, как Джеймс Кавендиш, никогда не признают равными людей, как говорится, из народа, какими бы богатыми те ни были.
– Что ж, позавтракаю у матушки, – сказал Ричард, обращаясь сам к себе. – Хорошо хоть пройдоха не добрался до бумажника под подушкой. Ну, Бог ему судья. И пусть радуется, что у меня нет ни малейшего желания устраивать из-за этого круговерть с полицией.
Он умылся, оделся и пешком направился к дому, в котором родители снимали апартаменты, что называется, в сезон. С апреля до августа все хоть сколько-нибудь состоятельные семьи собирались в городе, чтобы наносить друг другу визиты, посещать приемы, блистать в опере и театрах, заключать пари на скачках, наслаждаться сплетнями и договариваться о браках. Не всякий мог себе позволить собственное жилье в Ландерине, но его аренда обходилась уже не так дорого.
Лезер-стрит, где обитали родители и сестра Дика, находилась совсем рядом, в пяти минутах ходьбы, хотя это был уже другой, более престижный, район города.
Стоило выйти из парадного, как в лицо Ричарду подул холодный ветер, заставив молодого человека поднять воротник пальто. И все же в воздухе пахло весной. В белых пушистых облаках проглядывало пронзительно голубое небо. Дик улыбнулся Мэй Уолтерс, гуляющей вместе со своей почтенной матушкой. Девушка была невысокого роста, стройная, рыжеволосая и прехорошенькая. Увидев Ричарда, она зарделась и потупила взор. А вот миссис Уолтерс глядела куда менее благосклонно. Холодно посмотрев на молодого человека, она ускорила шаг и потянула за собой дочь.
