– Но Кэррингтон замешан в преступлениях, в смертях… – Я покачал головой. – Что он предпримет, обнаружив, что ты…
– Он ничего не знает и, думаю, не хочет знать. Ему безразлично. Ян меня просто любит, несмотря ни на что.
Как и я, пронеслось в моей голове. Эта женщина притягивала непостижимыми чарами.
– А ты его любишь?
– Тебе это действительно интересно?
«Черт возьми, да!» – подумал я. Но вслух произнес другое:
– Честно говоря, совершенно наплевать.
– Молодец. Растешь.
«Иди к черту», – опять-таки мысленно парировал я.
– Итак, что же произошло на самом деле, доктор Чен? Чего именно не смогли понять ни я, ни все остальные?
Мы вышли из тьмы густых деревьев на главную аллею, вернее, на идущую параллельно ей дорожку. Элен остановилась под фонарем, открыла сумку и достала оттуда папку из толстой оберточной бумаги. Протянула мне.
Я открыл коричневую обложку.
– Вполне возможно, что ты и так уже все это знаешь. Нашла в офисе доктора Тобел.
Страницы представляли собой обычную научную ерунду. Настроения вникать в эту ерунду у меня не было вовсе.
– Вот еще.
Элен извлекла из сумки лабораторную тетрадь и тоже протянула мне.
– Может быть, нам стоит зайти в лабораторию и взглянуть на…
– Нет! – быстро и решительно отрезала она.
В тетради все то же самое: протоколы опытов, данные, цифры.
– Понятия не имею, что все это значит.
– Загляни в конец тетради: там должна быть схема и генетическая последовательность.
Я пролистал страницы. Действительно, та самая последовательность, которую для меня так срочно анализировал Бен Валло.
Перевернув страницу, я обнаружил анализ последовательности. Там существовал специальный ген для оболочки – полимераза. Так, значит, последовательность оказалась ложной!
– Итак, все-таки вирус, – констатировал я.
На следующей странице оказался рисунок этого вируса. Такого я еще не видел.
– Вот он, преступник, – заметила Элен.
– И ты утверждаешь, что свиньи здесь ни при чем?
– Именно так.
Элен явно не хотелось распространяться на эту тему, а я уже устал от игры в молчанку.
– Так ты все-таки расскажешь мне, что происходит на самом деле, или я, как последний идиот, буду стоять здесь, глядя по сторонам?
Красавица вовсе не выглядела ни торжествующей, ни враждебной. Скорее, просто очень и очень расстроенной.
– А ты уверен в том, что действительно хочешь знать правду?
– Да, разумеется, я хочу знать правду. Думаю, Хэрриет Тобел ее знала – выяснила, – и именно потому ее убили.
– Она не просто выяснила, Натаниель. Она сама все это сделала.
Элен снова зашагала и одновременно начала рассказывать:
– В 1996 году Хэрриет работала над вакциной против ВИЧ.
– Этим она занималась и раньше, – заметил я. – Я же некоторое время занимался в ее лаборатории, помнишь?
Мне вовсе не хотелось слушать, но Элен все-таки продолжала:
– В 96-м в разработке базовых моделей наконец-то наметился действительный прогресс. Однако возникали препятствия. Причем серьезные и постоянные. Никак не удавалось получить у носителей яркий иммунный ответ; все равно, даже вопреки вакцинации, вирус продолжал жить и развиваться. Тогда Хэрриет и пришла в голову идея сочетать поверхностные протеины других вирусов с некоторыми элементами ВИЧ – так она надеялась усилить иммунный ответ. Она ввела в вирус чужой ген оболочки, чтобы полученный новый… организм… соединил в себе оба поверхностных протеина. Базовые эксперименты прошли чрезвычайно успешно, однако Хэрриет не удалось вызвать интерес к испытанию на людях, несмотря даже на то, что все вокруг отчаянно стремились получить вакцину против ВИЧ.
– И сейчас еще стремятся, Элен.
– Спасибо за подсказку, хранитель здоровья нации. Так вот, особую нервозность вызывало внедрение в ВИЧ вирусной геморрагической лихорадки.
– Интересно, почему бы это?
– Ты дашь мне закончить? На какое-то время Хэрриет отказалась от проекта. Именно тогда я и пришла в лабораторию. И тогда же появился Отто Фальк. Вернее, появился он для меня, потому что доктор Тобел знала его уже со времени работы в Балтиморе. Профессор Фальк занимается своими свиньями, приводит в порядок органы, опираясь на прошлые исследования, пишет работу, которую печатает в журнале «Сайенс». А потом закидывает Хэрриет ту самую удочку – подает блестящую идею насчет находящихся в вегетативном состоянии пациентов.
– Не может быть. Ты заблуждаешься, Элен. Или врешь.
– Все вот в этой самой коричневой папке. Ну, возможно, не совсем все. Но общую картину составить несложно.
– Все равно не могу поверить.
– Идея Фалька очень понравилась Хэрриет. Она увидела в ней возможности для собственной работы над вакциной. А Отто стремился заполучить ее в сотрудники – они ведь и раньше работали вместе, а кроме того, столь авторитетное имя добавило бы предприятию солидности. Доктор Тобел прекрасно понимала обстоятельства, а потому назначила за свои услуги определенную цену.
Я ожидал продолжения, но оно так и не последовало. В игре, которую мы вели, Элен лишь обозначала информацию, а потом не выдавала ее. Вот и сейчас она больше ничего не сказала.
Во всяком случае, названную цену я уже знал. Больше того, долгое время общаясь с доктором Тобел, я понимал, что на нечто подобное она вполне способна. Ее главный аргумент мог оказаться точно таким же, как и доводы Фалька: пожертвовать одной жизнью во имя спасения тысячи и даже миллиона. А когда речь идет о ВИЧ, нетрудно понять, что статистика кажется весьма и весьма заманчивой.
И все-таки полученный удар оказался тяжким. Хэрриет Тобел, моя непоколебимая защитница на протяжении долгих и трудных лет – та, которую я считал едва ли не равной по святости Христу, – оказалась ничуть не лучше, чем Отто Фальк.
– Джэнет Маргулис, – заметил я, – она и оказалась ценой участия.
– Да, – коротко подтвердила Элен.
– Так что же произошло? Откуда вирулентность?
– Не знаю. Ведь я никогда не принимала участия в разработке вакцины. Насколько мне известно, Хэрриет все делала сама. И все это я узнала лишь потому, что нашла файлы. И прямо высказала свои доводы доктору Фальку.
– И что же он?
– Удивился, видишь ли.
– Но ведь он обо всем знал с самого начала.
– Конечно. Должен был знать. Ведь именно Отто делал Маргулис сложную, фиктивную операцию. Он вскрыл ее, однако печень не тронул. А никто вокруг так и не узнал о том, что этой женщине не пересаживали свиной орган; все считали ее одним из объектов эксперимента трансплантации.
– В то время как на самом деле она вовсе им не была.
– Именно так.
– На самом деле она представляла собой объект испытания вакцины.
Элен молча кивнула.
– Почему же они не занялись работой над вакциной отдельно от трансплантации?
Элен даже рассмеялась, настолько удивила ее моя наивность.
– Как ты не понимаешь, Нат? Ведь это выглядело бы еще хуже, чем ксенотрансплантация. К тому, что с трансплантатами может что-то произойти, мы готовились заранее, просчитывали все случаи риска. А исследование Хэрриет, если вообще можно так его назвать, не было санкционировано никем. Не было рассчитано, не контролировалось. Она занималась им просто для проверки собственных гипотез, вот и все. Даже не планировала публиковать результаты. Ей нужно было сначала просто удостовериться в своей правоте, а уж после этого начать официальные опыты. Так что вполне понятно, почему все оказалось шито-крыто. Даже Ян ничего этого не знает. И если бы информация просочилась…
– Тогда все пошло бы вкривь и вкось, – закончил я. – Но беда в том, что и так все пошло вкривь и вкось.
– Правда. И все-таки никто не подозревал, насколько все плохо.
– Именно так ситуация обычно и выходит из-под контроля, правда ведь?
– Наверное. Извини, мне очень жаль. Я понимаю, насколько тебе неприятно слышать все это о Хэрриет. Мне и самой пришлось тяжело.
Некоторое время мы шагали молча. Потом Элен неожиданно добавила:
– Кстати, Джэнет Маргулис умерла не от вакцины, а действительно от внутрибольничной стафилококковой инфекции.
Я покачал головой:
– Те женщины, которых я видел в Балтиморе, умерли вовсе не от стафилококковой инфекции. И даже не от СПИДа. Поэтому если вирус-гибрид не мутировал в организме Кинкейда… Мне кажется, так оно и произошло. Думаю, он начал развиваться под воздействием какого-то иного вируса, доброкачественного. А потом уж принялся за работу. Но верх все-таки одержал геморрагический вирус. То, что я видел в Балтиморе, выглядело именно так и вовсе не походило на СПИД.
– Как знать, Натаниель? Возможно, именно та часть нового вируса, которая принадлежала ВИЧ, сумела так ослабить организм, что второй его части действовать стало уже куда легче. Трудно сказать.