Полина Дашкова - Золотой песок

Густой, как серная кислота, звук растекался по комфортабельному, отлично оборудованному спортивному залу крупного оздоровительнго центра. Мычание наполняло легкие, щекотало губы мужчин, женщин и детей, сидящих ровным кругом, в нем растворялись без остатка все их чувства и мысли.

Феликс Михайлович Виктюк наблюдал за лицами сквозь приоткрытую дверь и размышлял о том, что богатырка Магда, бывшая телохранительница и ученица Шанли, совсем не такая грубая глупая баба, как ему казалось. Все она делает правильно, и уже через пару недель можно потихоньку начинать использовать технотронные методики, ультразвук, инфразвук, сверхвысокочастотное неионизированное излучение. А через полгода будет готова первая бригада. Пока только экспериментальная, потому что одно дело – трясти ситом на прииске в тайге под усиленной охраной, и совсем другое – выполнять тонкую, сложную работу наемного убийцы.

Эти, первые, будут, конечно, одноразовыми. Но уже идет набор в следующую группу, и нет отбоя от желающих легко, без усилий решить все неразрешимые проблемы, избавиться от боли душевной и телесной, стать лучше других, ста.ть избранным, обрести покой и абсолютное счастье, а главное – не думать. Ни о чем не думать.

Феликс Михайлович тихонько прикрыл дверь, быстро прошел через красивое фойе оздоровительного центра, приветливо кивнул охраннику в униформе. Стеклянные двери бесшумно разъехались перед ним.

На улице было тепло. Дождь кончился. Феликс Михайлович сел в свой скромный «Фольксваген», включил зажигание. Машина тронулась по тихому зеленому переулку. Виктюк собирался пообедать в своем любимом ресторане «Прага». Он думал, что сегодня лучше заказать что-то легкое – рыбу, побольше овощей. Надо следить за весом.

Он не обратил внимания на милицейский «Мерседес», который неотлучно следовал за ним до Арбатской площади.

– Ну что, товарищ капитан, здесь будем брать? – спросил Ваня Кашин.

– Пусть уж пообедает в последний раз. Возьмем на выходе, – ответил капитан Леонтьев.

– Что-то вас много сегодня, – покачал головой врач, оглядывая трех посетителей, – вы что, хотите все зайти в палату?

– Хотим, – кивнул Егоров и, привычно сунув руку в карман, вытащил бумажник.

– Ладно вам, – улыбнулся доктор и отстранил протянутую купюру, – документы к выписке я подготовил. Забирать можете в понедельник.

– А сегодня? – хрипло спросил Егоров.

– Сегодня суббота, мы по выходным не выписываем. Между прочим, вчера он нянечке стихотворение прочитал. «Колокольчики мой, цветики лесные». И попросил жареной картошки. А где, спрашивается, мы ей возьмем? У нас только каша, макароны и пюре.

– А еще? Что еще он говорил? – прошептал Егоров. – Да вы идите в палату. У него там нянечка сидит, она вам расскажет подробности. Подождите, вы Виктор Годунов?

– Годунов, – кивнул Никита.

– Слушайте, вы меня, конечно, извините, но я видел ваш некролог. Газеты писали, будто вы погибли, сгорели при пожаре. Бред какой-то. Так это вы или не вы?

– Он, – улыбнулась Ника, – можете не сомневаться, он.

Федя спал, свернувшись калачиком, положив руку под щеку. Лицо его порозовело, волосы отросли, торчали светлым густым «ежиком». Он дышал спокойно и ровно.

На краю кровати сидела, сгорбившись, больничная нянечка в байковых рваных тапках, в очках с переломанной и замотанной лейкопластырем дужкой. Одной рукой она поглаживала Федю по голове, в другой держала маленькую потрепанную Библию и тихо, полушепотом, читала:

«Идет ветер к югу, и переходит к северу, кружится, кружится на ходу своем, и возвращается ветер на круги своя. Все реки текут в море, но море не переполняется; к тому месту, откуда реки текут, они возвращаются, чтобы опять течь. Все вещи в труде; не может человек пересказать всего; не насытится око зрением, не наполнится ухо слушанием».