— А почему бы и нет?
— Они пристрелят тебя, как собаку.
— Я слышал другое, — сказал англичанин и стал дуть на свои замерзшие ладони.
— Ты имеешь в виду листовки, которые фашисты распространяют повсюду. Но это лишь пропаганда. Они убьют тебя, Дэвид.
— Не убьют, если сделать все как надо.
— Что значит «как надо»?
Тоска пронзила сердце Кандиды. Она понимала, что проекты Дэвида относительно Рима и Швейцарии были лишь мечтами вслух. Сейчас голос его звучал по-иному, и было ясно, что об этом любовник Кандиды уже думал не раз.
— Ты что, надеешься, будто фашисты начнут соблюдать Женевскую конвенцию? Дэвид, не глупи. Ты же хорошо знаешь, кто такие фашисты.
— Я пережду войну в тепле и в спокойствии, а через несколько месяцев все равно она кончится, и тогда меня отправят домой.
— Но ты же солдат! — не выдержала Кандида. Дэвид быстро взглянул на девушку, и в его взгляде она уловила только отчаяние.
— Я всего лишь загнанная лиса, и свора гончих идет за мной по следу. Лагерь для военнопленных будет для меня лучшим местом, чем эти чертовы горы, где как раз и можно встретить фашиста, готового отрезать мне яйца.
— О, Дэвид! — Кандида обняла возлюбленного, может быть, в первый раз почувствовав, насколько все-таки слаб этот сильный на вид мужчина.
Они занялись любовью, и Дэвид вновь был с Кандидой по-животному груб.
Немцы повсюду распространяли свои листовки, обращенные к бежавшим военнопленным, уговаривая их немедленно сдаться и обещая обращаться с ними по законам Женевской конвенции. Но Кандида даже думать не хотела, что ее Дэвид может оказаться таким легковерным.
Кандида была потрясена до глубины души. А спокойный внутренний голос спрашивал, что же она хочет на самом деле. Если быть до конца честной перед самой собой, то она хочет стать женой Дэвида. Но разве такой человек, как ее возлюбленный, может жениться на простой девушке? Если ему все-таки удастся выжить, то он, пожалуй, вернется в свое поместье в Нортамберленде и возьмет в жены титулованную особу, какую-нибудь белоснежную девственницу, и никогда не вспомнит о заброшенном сарае и о сеновале. Мысль о возможной потере и расставании была для Кандиды страшнее, чем смертный приговор.
Вернувшись к себе домой, девушка принялась плакать, а затем вновь обратилась к своему дневнику. «Что же останется мне, когда Дэвид уедет отсюда?» — написала она. Слезы, как единственный ответ, обильно капали на полупустую страницу.
В этот вечер Кандида была как-то по-особому молчалива за общим столом, и Роза наблюдала за ней весьма пристально.
— Ты нездорова? Выпей еще вина, дитя мое.
— Я не хочу.
— Хорошее вино очищает кровь. — Мать взглянула на Тео. — Вам обоим надо лучше есть. Посмотри на свою сестру, Тео. Посмотри, как сильно она похудела. Разве так должна выглядеть восемнадцатилетняя девушка?
— Она просто устала, мама.
— Прошлым летом Кандида была такой красивой. А сейчас она растеряла всю свою привлекательность.
— Мама, ну пожалуйста, — взмолилась Кандида.
— Разве она не стала выглядеть хуже. Тео? — не унималась Роза.
— Нет, — мягко возразил сын. — Она по-прежнему прекрасна.
— На мой взгляд, она похожа сейчас на ходячий скелет.
Нервы Кандиды были уже па пределе.
— Мама, пожалуйста, прекрати!
Ночью она очень плохо спала, все время просыпаясь.
Ей снился Дэвид, который то и дело оказывался в различных передрягах. Один раз Кандиде даже приснилось, будто Дэвид мертв и она стоит у его могилы. Джозеф почему-то оказался здесь же и все время пытался успокоить ее. Он гладил Кандиду по волосам, а она смотрела Джозефу в глаза, которые казались черными-пречерными и бездонными. И потом эта чернота глаз перешла во мрак ночи, а девушка уже неподвижно сидела на своей постели и вглядывалась в кромешную тьму.
Всем сердцем Кандиде хотелось сейчас оказаться в Охотничьей башне, чтобы увидеть Джозефа. Эта мысль не давала ей уснуть до самого утра.
Тропинку, ведущую в Охотничью башню, всю размыло. Впервые за долгое время выглянуло солнце, и снег превратился в грязь. Листья на ветвях дуба засохли, но не все опали, и при солнечном свете можно было вообразить, что сейчас летний день. Слабый аромат клевера она ощутила, несмотря на тающий снег. Этот запах был как призрак надежды на новую жизнь. Кандида подняла лицо к небу и почувствовала, как лучи солнца коснулись его. Она ощутила вдруг небывалый покой, словно и не было ночью никаких кошмаров.
По мере приближения к башне Кандида стала улавливать также и запах горящей древесины. Девушка начала пробираться сквозь заросли к опушке. Видно было, что Джозеф починил ставни. Дым мирно струился из трубы. Кандида уже не торопилась, она остановилась и как завороженная смотрела на башню. Здесь чувствовалась какая-то особая сказочная атмосфера. Девушке казалось, будто вот-вот должны появиться эльфы и феи.
Лишь несколько мгновений спустя Кандида вернулась в реальность и увидела в проеме открытой двери одинокую фигуру Джозефа. Она направилась прямо к нему.
Рана явно его не беспокоила, и сейчас Джозеф выглядел хорошо и держался прямо. Казалось, будто американец даже помолодел и не казался больным и беспомощным, каким его еще совсем недавно знала Кандида. Джозеф успел обзавестись окладистой пышной бородой. Улыбнувшись, он протянул к ней руки.
— Я же просил не приходить сюда, — слегка смущаясь, произнес американец.
— Но я беспокоилась и решила навестить. Возьмите — здесь еда и вино, — сказала девушка, протягивая корзину.
— Спасибо. Заходите.
Внутри башни все было прибрано и вычищено, Джозеф повел Кандиду наверх. Огонь слегка играл в камине. Постель находилась прямо посредине комнаты. Кандида заметила, что американцу даже удалось соорудить два самодельных стула, которые он расположил рядом с камином.
— А зачем два? У вас что — были гости?
— Духи леса время от времени заходят сюда, чтобы поболтать и пообедать со мной.
Сказано это было с такой уверенностью, что Кандида даже на мгновение поверила Джозефу. Он подбросил дров в огонь и уговорил Кандиду снять туфли и просушить их.
— Вы здесь все так прекрасно устроили, — произнесла Кандида, оглядываясь.
— Ну уж, прекрасно. Но хотя бы чисто.
— Как вам здесь живется? — смущаясь, спросила Кандида. — Я все хотела навестить вас раньше, но снег мешал.
— Понимаю. Долгий путь. Да и рисковать вам не следует.
Джозеф стал готовить ужин. Кандида внимательно следила за его движениями. Теперь Джозеф казался сильным и даже грациозным.
— Боль прошла?
— Вы имеете в виду рану? Прошла. Вы меня полностью вылечили.
Кандида заметила, что Джозеф жарил грибы.
— А вы хорошо знаете, какие из них съедобные, а какие — нет? Ведь это может быть очень опасно.
— Я уже несколько недель ем их и, как видите, еще жив. А вот вы побледнели. Кандида, и похудели. Худоба не идет вам.
— Зато вы расцветаете с каждым днем. Жизнь отшельника явно пошла на пользу.
— Как ваши родители, как Тео?
Кандида рассказала все в подробностях, не переставая оглядываться по сторонам. Джозефу удалось соорудить и еще кое-что из мебели, сколотив наскоро грубые доски. А на полке расположилась маленькая библиотечка. Рядом с постелью лежала книга Данте «Божественная комедия». Девушка пыталась вообразить себе одинокую жизнь американца в этих стенах. Одиночество, абсолютный покой и тишина, да еще мелкие заботы по хозяйству — вот, пожалуй, и все, что заботило сейчас Джозефа. Иногда, правда, он мог обратиться и к чтению, но книг было слишком мало. Кандида почувствовала, как сердце ее сжалось от тоски. Однако у Джозефа было явное преимущество: в его душе царил мир и покой, чего нельзя было сказать про саму Кандиду.
— А Дэвид? — неожиданно начал Джозеф. — Как он?
Девушка глубоко вздохнула, прежде чем ответить:
— Я беспокоюсь за него. Он так подавлен, так нервничает.
— Что? Дэвид был груб с вами?
— Нет. Конечно нет, — успокоила своего собеседника Кандида, — но дух его сломлен. Ему все время хочется куда-то бежать и где-то спрятаться. Он постоянно говорит про Швейцарию и о том, что готов сдаться немцам.
Джозеф резко развернулся и посмотрел Кандиде прямо в глаза.
— Не позволяйте ему сделать это, Кандида.
— Но Дэвид не послушает меня, — ответила девушка, пожав плечами.
— Немцы захотят узнать обо всем, что делал Дэвид после перемирия, а он был в партизанах. Хороший допрос, и наш друг все скажет. Тогда немцам захочется узнать, кто прятал вояку. И никакой пощады уже нельзя ждать от этих людей. Немцы расстреляют всех…
— Но Дэвид никогда и никого не предаст.
— Пора вам наконец повзрослеть, — бросил Джозеф и повернулся вновь к огню.
