— Я думаю, тебе лучше выйти, или они что-то заподозрят.
— Я не хочу оставлять тебя одну с ним. — После событий прошлой ночи он знал, что жена не сумеет заставить себя нажать спусковой крючок.
— Я могу побыть здесь еще некоторое время.
— Да? Но ведь пройдет много часов, прежде чем в Пекине примут какое-то решение. Цю Цяньвэй привязан, он не может двигаться. Мы будем здесь, когда ты вернешься. — Джинни догадалась о невысказанных опасениях своего мужа и вспыхнула. — В следующий раз я уже не проявлю слабости!
Она встала, следя за тем, чтобы ствол револьвера все время смотрел точно в грудь Цю, и отодвинула ногой свой стул. Саймон положил ладонь на руку своей жены, но этот его жест не вызвал никакой ответной реакции с ее стороны. Как только он закрыл за собой дверь, он услышал, как Джинни снова пододвинула стул на место.
Гостиная была пуста, но Саймон услышал звуки, доносившиеся с кухни. Он прокрался на цыпочках к входной двери и тихонько отворил ее. Мгновение он стоял на пороге и смотрел на Минчао, который слонялся со своими друзьями взад-вперед перед домом. Поминутно какой-нибудь из парней протягивал свою ладонь к солнцу, а затем со смехом хлопал ею себя по лбу. На лицах у парней застыло недоверчивое выражение: все, что выпало, было не обычным для Китая. Ведь не бывает так, что просто потому, что ты женишься, ты заслуживаешь такого счастья: тут тебе и воскресенье, выходной день, погода стоит прекрасная. Минчао увидел Саймона и улыбнулся ему.
— Хорошо, а? — Он ждал этого дня всю свою сознательную жизнь.
Саймон тоже улыбнулся.
— Очень хорошо. Когда ты отправляешься за приданым к Чжаоди?
— Скоро, скоро. Ты хочешь пойти со мной, шурин Саймон?
Саймон замешкался. С одной стороны, ему не хотелось далеко уходить от дома — Джинни могла понадобиться его помощь, но с другой — он рассчитывал ничем не выделяться и не привлекать к себе внимания.
— Если можно…
— Пожалуйста! Можно, конечно.
Родители Чжаоди жили на другом краю деревни, поблизости от того места, где дорога спускалась с холмов. К счастью, идти было не так уж далеко, ведь надо было перенести много вещей. Мать Чжаоди, которая занималась всем этим, заключила сделку по всем правилам: приданое получилось большое.
Минчао откладывал понемногу последние пять лет. Он должен был купить своей невесте ножную швейную машинку, часы и велосипед, то есть подарки, известные под названием «три колеса», что означает тот минимум, без которого и речи не может быть о свадьбе. Подарки несколько месяцев хранились в доме невесты, выставленные на всеобщее обозрение. Теперь их предстояло отнести на восточный конец деревни, где должна была поселиться молодая пара.
Как только Минчао с товарищами пришли к дому Чжаоди, Саймон, не дожидаясь приглашения, сразу же направился к самому тяжелому предмету — швейной машинке. Он знал, что именно он должен нести ее, будучи самым высоким человеком в деревне. Никто ничего не сказал вслух, но все окружающие заулыбались.
— Эй, шурин Саймон!..
Он обернулся и увидел Минчао, с довольным видом курившего у ворот дома невесты. В соответствии с традициями, чтобы пройти мимо братьев Чжаоди, жених должен был откупиться сигаретами. На этот ритуал было потрачено всего несколько секунд.
— Хочешь водки?
— Да, я с удовольствием выпью, спасибо. — Саймон взял чашку и кивнул жениху. — За долговечность союза!
Старший брат Чжаоди нахмурился при виде самоуверенного иностранца и скривил рот, собираясь сплюнуть, но передумал и вместо этого улыбнулся Саймону.
— На Западе нет ничего похожего на маотай, — заявил он.
— Это правда.
— Хорошо. — Брат Чжаоди улыбнулся, довольный тем, что с его мнением безоговорочно согласились. Но вдруг он снова нахмурился. — Этот кадровый работник не с тобой ли пришел?
— Нет. Он все еще приходит в себя после несчастья, приключившегося с ним. Его жена присматривает за ним. Думаю, сегодня мы их не увидим.
— Это тоже хорошо. Его не приглашали на свадьбу. Лучше, чтобы он не показывался, не так ли?
— Я согласен. Было бы неразумно прерывать его отдых.
Казалось, брат Чжаоди остался очень доволен солидарностью Саймона с его мнением, потому что кивнул много раз кряду, улыбаясь Саймону.
— Минчао, — безапелляционно заявил Юнг, — нам пора идти.
Швейную машинку подвесили на два шеста. Саймон шел впереди, согнувшись под тяжестью неудобного старомодного устройства. Следом шел Минчао, сжимая в охапку ворох цветастых стеганых одеял, на которых ненадежно стояли десять противней с пирогами. Дальше несли гардероб, комод, еще одеяла, тащили кровать и такое количество еды, которого хватило бы на всю деревню: сдобу, рис с приправами, овощи, сахар, рыбу и множество бутылей с неизбежным маотаем. Кайхуэй выглянула из кухни, увидела приближавшуюся процессию и радостно захлопала в ладоши.
— Скорее, скорее! — крикнула она. — Дел много.
Она проснулась еще до рассвета, присматривая за огнем в печи и распределяя между соседями задания по подготовке угощения. Она твердо решила устроить самую пышную, самую обильную свадьбу из всех, которые когда-либо проходили в этой деревне!
Саймон опустил свой конец шеста со швейной машинкой перед входной дверью. Кайхуэй жестом позвала его в гостиную.
— Иди сюда, — прошептала она, приложив ухо к двери, ведущей в комнаты, которые занимал Цю. — Что ты натворил?
Еще от двери Саймон уже мог слышать тихий женский голос, причитавший с бесконечной монотонностью дождя, что разделяет весну и лето. Значит, Цинцин проснулась. Кайхуэй выпрямилась и посмотрела на Саймона странным взглядом.
— Она все спрашивает: «Где мой ребенок?» Это правда, я не видела его сегодня. Что ты знаешь об этом?
Саймон Юнг задумчиво посмотрел на нее, тщательно подбирая слова. Наконец он сказал:
— Тинченя нет здесь, Кайхуэй. Мои дети увели его отсюда.
Кайхуэй судорожно втянула в себя воздух и отпрянула. Когда она опять посмотрела на Саймона, она заметила, как хищно раздулись его ноздри, придав его лицу жестокое выражение. Ей стало не по себе.
— Ты знаешь, что ты наделал? — спросила она приглушенным голосом.
— Знаю. Но мы должны выбраться отсюда, и это — единственный способ. Поверь мне, Кайхуэй, единственный.
Женщина прижала трясущиеся руки к щекам.
— Я догадывалась, что ты что-то задумал. Я знала, что Линьхуа тайком припасает пищу… Линьхуа согласна с тобой?
— Моя жена… она согласилась.
— Еще бы она не согласилась. Она же твоя жена! Но я спросила тебя, согласна ли она с тобой?
Саймон не ответил.
— А что будет с нами? С жителями деревни? Теперь у нас у всех будут неприятности, Саймон Юнг. Большие неприятности, и ты будешь этому виной. Ты подумал об этом?
— Поживем — увидим.
Кайхуэй уже давно поняла, что у этого англичанина стальной характер. Некоторое время она обдумывала сложившуюся ситуацию, потом спросила:
— С маленьким Тинченем ничего не случится?
— Конечно нет. О чем ты говоришь!
Кайхуэй увидела, что он потрясен самой постановкой вопроса, и слегка успокоилась.
— Уже кое-что. И где он?
— Лучше, чтобы ты этого не знала, Кайхуэй.
— Да, вообще-то, ты прав. Тогда, если меня спросят…
— То тебе нечего будет им ответить. Ты совершенно права, Кайхуэй. А теперь ты должна помочь нам.
— Я? — Она со страхом взглянула на него. — Как?
— Ты должна продолжать вести себя так, будто ничего не знаешь. Продолжай готовиться к свадьбе, будто все в порядке.
— Как я смогу сделать это? Люди поймут, что что-то не так. Они обратят внимание, что этот… из Пекина не слоняется вокруг, потом они заметят, что его ребенка нигде нет. Никто из нас не любит этого пекинца и его жену, но всем нравится маленький Тинчень.
— Мы должны справиться со всем этим как можно лучше, Кайхуэй. Все, что мне нужно, это время, ты понимаешь? Время, чтобы произошло кое-что. Мы должны протянуть этот день, чтобы все шло, как всегда.
— Почему?
— Потому что прошлой ночью кадровый работник связался по радио с Пекином. В деревню сегодня приедут гости, Кайхуэй, я уверен в этом. Когда они поедут назад, они возьмут нас с собой. Тогда не будет здесь больше кадрового работника, не будет больше и англичанина.
— И не будет больше сестры. — Кайхуэй опустила глаза в землю. — Я понимаю… Что ж, тебе лучше поесть. Насколько я поняла, это будет долгий день.
Во дворе вспыхнула перебранка. Минчао и его друзья на скорую руку сооружали очаг из камней, чтобы запечь поросенка. Впервые жители Чаяна собирались зажарить животное целиком, и никто из них не знал точно, как соорудить очаг. Предлагались различные решения, и, как следствие, возникла неизбежная перебранка.
Кайхуэй снова посмотрела на англичанина.
