– Пожалуйста, без эмоций! – Она подняла руку, пресекая поток словоизлияний Викрама, но по-прежнему улыбаясь. – Если тебе нравится принимать душ прямо на улице, это твое личное дело. Привет, Лин. Как поживаешь, дорогой?
– Прекрасно. Надеюсь, ты не будешь потом жаловаться, что я был слишком сух при встрече.
– Похоже, ваши танцы под дождем имели успех у зрителей. Мы должны были встретиться здесь с Карлой и Викрамом, чтобы пойти в «Махим» на джазовый концерт. Но Карла не может выбраться из «Таджа» – весь район вокруг Ворот Индии затопило. Она только что позвонила мне, чтобы предупредить. Лимузины и такси плавают вокруг отеля, как бумажные кораблики, а туристы на своем острове отрезаны от внешнего мира.
Я еще раньше заметил возле ближайшего ресторана такси, принадлежащее Шанту, двоюродному брату Прабакера. Оглянувшись, я увидел, что оно все еще там. Я посмотрел на часы. Была половина четвертого, как раз в это время рыбаки возвращались на берег с уловом.
– Прошу меня простить, друзья! – сказал я Летти и Викраму и сунул его рубашку ему в руки. – Спасибо за рубашку, старик. Я возьму ее в другой раз, сохрани ее для меня!
Я прыгнул в такси Шанту и включил счетчик. Летти и Викрам помахали нам вслед. По пути в рыбацкий поселок, находившийся рядом с нашими трущобами, я объяснил Шанту свой план. Его темное лицо, изборожденное складками, скривилось в удивленной улыбке, и он покачал головой, но погнал видавший виды автомобиль чуть быстрее, разбрызгивая по сторонам воду.
В рыбацком поселке я обратился за помощью к Виноду, близкому другу Прабакера и моему бывшему пациенту. Он выбрал легкую плоскодонку, мы подняли ее на крышу автомобиля и взяли курс на «Тадж-Махал».
Шанту водил такси по шестнадцать часов в день шесть дней в неделю. Он мечтал о том, что у его сына и двух дочерей жизнь будет легче, чем у него самого, и откладывал деньги на их обучение и на солидное приданое, которое надо было накопить, чтобы подыскать дочерям приличную партию. Он постоянно испытывал крайнюю усталость и подвергался всем неизбежным невзгодам нищенской жизни. Винод содержал семью, состоявшую из родителей, жены и пятерых детей, вылавливая своими худыми сильными руками рыбу в заливе. Он организовал кооператив из двадцати таких же рыбаков. Слияние капиталов обеспечивало некотрую стабильность их существования, но не приносило больших доходов, так что Винод редко мог позволить себе такую роскошь, как новые сандалии, учебники для детей или трехразовое питание. И при всем при том, узнав, зачем мне нужна лодка, они оба, Винод и Шанту, категорически отказались взять с меня плату, как ни старался я всучить им деньги, даже засовывая их им за рубашку. Они были бедны, измотаны работой и заботами, но они были индийцами, а любой индиец скажет вам, что если любовь и не была изобретена в Индии, то уж точно доведена здесь до совершенства.
Мы спустили плоскодонку на воду перед Домом радио, недалеко от «Индийской гостиницы» Ананда. Шанту дал мне непромомкаемый плащ, который возил с собой на тот случай, если такси сломается, а также потрепанную черную шоферскую фуражку, приносившую счастье. Он помахал нам вслед, когда мы с Винодом отправились в плавание к отелю «Тадж-Махал». Мы скользили в лодке, отталкиваясь шестом, по улице, в обычное время запруженной автомобилями, грузовиками и мотоциклами. Чем дальше, тем вода становилась глубже; возле гостиничного комплекса она уже доходила до пояса.
«Таджу» уже не раз приходилось переживать затопление. Он был возведен на высоком цоколе из больших каменных глыб; к каждой из широких входных дверей вели мраморные ступени. В этом году наводнение было особенно сильным, и вода поднялась почти до самой верхней ступени, а около стены, окружавшей Ворота Индии, беспомощно бултыхались, сталкиваясь носами, автомобили. Мы направили наше судно прямо к главному входу гостиницы. В фойе и в дверях толпились люди: бизнесмены, наблюдавшие, как их машины купаются под дождем, пуская пузыри, иностранки и индийские женщины в роскошных модельных платьях, актеры и политики, а также дети высокопоставленных родителей.
При нашем прибытии Карла вышла вперед, словно стояла тут, ожидая нас. Я подал ей руку, и она шагнула в лодку. Когда она села в середине, я укутал ее плащом и вручил ей шоферскую фуражку. Она надела фуражку, ухарски сдвинув ее набекрень, и мы поплыли обратно. Винод направил наше судно по дуге к Воротам Индии. Оказавшись под величественными арочными сводами, он затянул любовную песнь. Акустика под сводами была впечатляющей и пробирала слушателей до глубины души.
Винод доставил нас на стоянку такси около гостиницы Дома радио. Я вылез из лодки и протянул руку Карле, но она выпрыгнула на тротуар сама, и на один момент мы прижались друг к другу. Ее глаза под козырьком фуражки сияли темно-зеленым светом, в черных волосах блестели капли дождя. В ее дыхании смешивались запахи тмина и корицы.
Я открыл дверцу такси. Отдав мне плащ и фуражку, она устроилась на заднем сидении. За все это время она не сказала мне ни слова. Теперь же она обратилась прямо к водителю:
– «Махим». Чалло! – (Поехали!)
Прежде, чем такси тронулось, она бросила на меня требовательный взгляд, хотя в чем именно заключалось требование, я затруднялся сказать. Винод и Шанту посмотрели вместе со мной вслед удаляющемуся такси и похлопали меня по плечу. Мы подняли лодку на крышу автомобиля, я сел рядом с Шанту. Когда я высунул руку в окно, чтобы придерживать лодку, мой взгляд упал на одного из людей, толпившихся на тротуаре. Это был Раджан, евнух-прислужник мадам Жу. Он сверлил меня взглядом, полным злобы и ненависти, которые придавали его лицу сходство с горгульей.
Я вспоминал это лицо всю дорогу до рыбацкого поселка, но после того, как мы выгрузили лодку и Шанту согласился пообедать со мной и Винодом, я выкинул Раджана вместе с его злобой из головы. Я заказал еду в местном ресторанчике, и нам доставили ее в горячем виде в металлических судках прямо на берег. Мы расстелили на песке кусок старого паруса и уселись под широким пластиковым навесом. Вместе с нами вокруг парусинового стола разместились родители Винода, жена и пятеро детей. Дождь продолжался, но воздух был теплым; слабый бриз с залива колыхал пропитанный влагой воздух. Сидя под навесом на песчаном берегу среди длинных рыбачьих лодок, мы любовались медленно катившими морскими валами. Наше меню составляли цыпленок с рисом, мясо, тушеное с крупой, тушеные овощи со специями, тыква, поджаренная в фритюре, картофель, лук, цветная капуста, горячие лепешки с топленым маслом, гороховая похлебка, поджаренные в масле чечевичные вафли с приправой из зеленого манго. Это был настоящий пир, и глядя, с каким аппетитом дети уплетают пищу, мы не могли сдержать улыбки.
Когда спустилась ночь, я взял такси и поехал в туристский центр Колабы. Я хотел снять на несколько часов номер в «Индийской гостинице». В данном случае «форма С» меня не беспокоила: я знал, что Ананд пустит меня, не записывая в книгу постояльцев. Мы договорились с ним, что я время от времени буду снимать у него намер за почасовую плату, чтобы принять душ или провернуть какие-либо свои дела. Такие услуги предоставляло большинство дешевых гостиниц в городе. Я хотел побриться и провести не менее получаса под горячим душем, не экономя мыло и шампунь. Я хотел полежать в ванне и забыть о холере, смыть и стереть с себя осадок последних недель.
– Лин! Вот удача! Ты очень кстати, – пробормотал Ананд сквозь зубы, увидев меня перед своей конторкой. Взгляд его был напряженным, лицо мрачным. – У нас тут проблема. Пойдем со мной!
Он провел меня в один из номеров в глубине коридора. На наш стук дверь открыла девушка, говорившая по-итальянски. Вид у нее был взъерошенный и смятенный. В ее растрепанных волосах застряли какие-то волокна или нити и, похоже, крошки пищи. Тонкая ночная рубашка сползла с плеча, открывая ребра. Девушка накачалась до того, что почти засыпала; она принялась невнятно умолять нас о помощи соннным голосом, в котором чувствовалась паника.
На кровати распростерся, свесив одну ногу, обнаженный до пояса молодой человек лет двадцати восьми. Брюки его были расстегнуты, одна нога в ботинке, другая босая. Молодой человек не подавал признаков жизни.
Ни пульса, ни сердцебиения, ни дыхания. В результате передозировки он оказался на дне глубокого черного колодца; лицо его было синим, как пятичасовое небо в самый темный зимний день. Я уложил его как следует на кровати и сунул под голову свернутую простыню.
– Плохо дело, Лин, – кинул Ананд.
Он стоял, прислонившись спиной к дверям, чтобы кто-нибудь случайно не открыл их.
Не обращая на него внимания, я приступил к кардио-пульмонарной реанимации. Эта процедура была мне знакома очень хорошо. У себя на родине, сам будучи наркоманом, я спас от последствий передозировки десятки таких же, как и я, вдыхая и вдавливая жизнь в полумертвые тела. Я стал нажимать на сердце молодого человека, заставляя его начать работу, и наполнял его легкие своим воздухом. Так я трудился минут десять, и наконец глубоко в груди у него что-то булькнуло, он закашлялся. Стоя рядом с кроватью на коленях, я смотрел, хватит ли ему сил дышать самостоятельно. Дыхание было медленным, затем стало еще медленнее, он издал пустой бессильный вздох, и дыхание прекратилось. Звук был однотонный и безжизненный, как шипение воздуха, протискивавшегося сквозь щель между камнями около гейзера. Я опять принялся за реанимацию. Это была изнурительная работа – вытаскивать руками и легкими бесчувственное тело из черного колодца.
