Он подчинился и вступил в светлую комнату, выходившую окнами в сад, где облетали последние в этом году розы.
— Мсье? — спросил доктор Фюрнель, усаживаясь за своим столом.
Это был крупный и крепкий мужчина с красным лицом под шапкой седых волос, с пожелтевшей от курения бородкой и мясистыми губами.
— Малез, — представился комиссар. — Мне нужен ваш совет.
И замолчал.
Доктор Фюрнель удивленно посмотрел на него. У врача были большие выпуклые выцветшие голубые глаза, поблескивающие под тяжелыми веками, которые он раскрывал лишь под влиянием какого-нибудь волнения.
— Слушаю вас. Что вас беспокоит?
— Ничего.
Доктор щелкнул пальцами:
— Но вы себя плохо чувствуете?
— Отнюдь.
Малез поторопился открыть свои карты:
— Я просто хочу, чтобы вы мне сказали, сходны ли симптомы, сопровождающие остановку сердца, с симптомами отравления и, при положительном ответе, с какой формой отравления.
14. «У меня нет выбора»
Молчание затянулось. Малез считал его мучительным для врача.
Врач, напротив, считал его мучительным для Малеза.
— Вы мне сказали или слишком много, или слишком мало… На каком основании и с какой целью вы подвергаете меня этому допросу? — настороженно осведомился он.
Малез вынул из бумажника свое официальное удостоверение и положил на стол:
— Этот документ ответит на ваш первый вопрос. Что касается моих целей…
И после короткой паузы:
— Я склонен думать, что один из обитателей этой деревни, умерший год назад, по всей видимости естественной смертью, на самом деле был убит… Убит с помощью яда.
— А!
Доктор приподнял свои тяжелые веки. И снова опустил:
— Я не эксперт в токсикологии, а всего лишь простой деревенский эскулап. Зачем обращаться ко мне?
Малез вернул удостоверение в бумажник, а бумажник в карман.
— Да потому, что этот умерший — Жильбер Лекопт — был из числа ваших пациентов, и благодаря вашим хлопотам выдано разрешение на захоронение, — бесстрастно сказал он.
Он протянул собеседнику совершенно измятую пачку сигарет:
— Вы курите?
Врач машинально протянул дрожащую руку. Но потом отрицательно качнул головой и откинулся на спинку кресла:
— Не вижу, что могло бы заставить меня сегодня изменить свое мнение, если год назад я пришел к заключению, что смерть вызвана естественными причинами… Официально возобновлено следствие?
— Нет. Но это не замедлит произойти.
— Значит, нет такого юридического положения, которое требовало бы от меня отвечать на ваши вопросы?
— Да. Во всяком случае, сейчас…
— Тогда не понимаю…
Врач сделал вид, что намерен встать.
Малез не шелохнулся. Он по-прежнему удобно располагался в своем кресле, закинув ногу на ногу, как человек, который не предполагает уходить еще какое-то время:
— Я мог бы обратиться к кому-нибудь из ваших коллег. И непременно так поступлю, если вы меня выпроводите. Это задержит меня ненадолго, а вам ничего не даст. Так что же? Каждый человек может ошибиться, доктор. Другое дело, если он сознательно упорствует в своем заблуждении.
— На чем вы основываетесь, утверждая, что Жильбер Лекопт был убит?
Эта была капитуляция, причем значительно более стремительная, чем осмеливался ожидать комиссар.
— На целом ряде тревожащих обстоятельств, которые было бы скучно вам перечислять, да и раскрыть которые я пока что не имею права.
— В конечном счете, у меня нет выбора?
— Именно.
Во входную дверь позвонили, и было слышно, как поднявшаяся из погреба служанка шаркает по вестибюлю своими шлепанцами.
— Хорошо. Почему вы пришли к заключению о яде?
— Как мне рассказали, рядом с Лекоптом, когда он отдал Богу душу, никого не было, а на его трупе, кажется, не было обнаружено раны, способной повлечь за собой смерть… Я вижу лишь один способ избавиться от другого человека, не прикасаясь к нему — отравление.
— Бесспорно. Но…
— Как долго Жильбер был уже мертв к моменту, когда к вам обратились за помощью?
Доктор смущенно заерзал на стуле:
— Дайте мне вспомнить… Я прибыл на место к половине первого. Судя по только что начавшемуся трупному окоченению, смерть наступила в одиннадцать тридцать, самое раннее в одиннадцать с четвертью.
— Смерть почти мгновенная, так я думаю?
Знаком врач выразил свое согласие.
— Ничто при осмотре трупа не заставляло заподозрить, хотя бы на секунду, преступное вмешательство?
— Абсолютно ничто.
— Мне, однако же, говорили, что на теле оставались следы от ушиба и царапины на лице?
— Учитывая положение тела у подножия лестницы, иное было бы удивительно.
— В общем, вы сразу же пришли к заключению об остановке сердца?
— Сразу же. Напомню вам, что Жильбер Лекопт уже давно страдал пороком сердца, и в его случае в подобном конце, увы, не было ничего исключительного.
— Конечно! — согласился Малез.
Он подумал об известной фразе великого судебного врача Альфонса Бертильона: «Видят лишь то, на что смотрят, а смотрят лишь на то, о чем думают». Достаточно того, что врач лечит своего пациента от определенной болезни, и в девяти случаях из десяти он припишет его кончину этому заболеванию, не пытаясь расширить круг своих исследований.
— Позвольте мне вернуться к вопросу, который я вам задал в самом начале. Могут ли симптомы, позволяющие сделать вывод об остановке сердца, быть спутаны с признаками отравления?
Доктор прилежно перелистывал взятую из шкафа толстую книгу:
— На первый взгляд, нет. Но еще раз подчеркну, что только токсиколог…
— Давайте, если угодно, подойдем к вопросу с другой стороны. Очевидно, что Жильбер Лекопт стал жертвой быстродействующего яда. Отравление медленно действующим ядом проявилось бы задолго до его смерти. Какие же яды вызывают мгновенную смерть и не обнаруживаются при поверхностном осмотре? Цианистые соединения?
— Нет, — твердо сказал доктор Фюрнель. — В случае отравления цианистыми соединениями я обнаружил бы на теле широко распространившиеся трупные пятна ярко-розовой окраски и другие симптомы, сходные с теми, что наблюдаются при удушении от угарного газа. Я также обнаружил бы пятна на грудной клетке и на внутренней стороне бедер. К тому же цианистая кислота выделяет сильный запах горького миндаля, который не преминул бы вызвать у меня подозрения.
— Стрихнин?
— Вызываемый стрихнином первый приступ судорог никогда не бывает смертельным, а следующие вряд ли могли произойти, учитывая время, в течение которого Жильбер Лекопт лежал у подножия лестницы. Вопреки народным поверьям яды мгновенного действия исключительно редки, а самые сильные, к примеру, прусская кислота, редко вызывают смерть до того, как поражают нервные центры.
По мере того, как все новые и новые доводы подтачивали рискованные домыслы комиссара, доктор обретал все большую уверенность.
— Учитывая хрупкое состояние его здоровья, Жильбер Лекопт, по-видимому, обладал меньшей сопротивляемостью действию яда?
— Несомненно. Я скажу даже, вероятно. Тем не менее, помимо цианистых соединений известные нам яды не в состоянии убить человека за столь короткий промежуток времени. Например, в случае отравления алкалоидами, а они очень действенны, я обнаружил бы «вашу жертву» умирающей, а не мертвой.
К врачу вернулась вся его самоуверенность.
— Очень боюсь, комиссар… — заговорил он лицемерно сочувственным тоном.
Но Малез не дал ему возможности продолжать. Парадоксальным образом только что услышанное отнюдь его не обескуражило, а еще больше укрепило в собственном мнении.
— Остается кураре! — бросил он.
И по внезапному волнению собеседника понял, что его стрела попала в цель.
— Кураре? — моргая, повторил доктор Фюрнель.
Он тяжело вздохнул:
— В Европе вы встретите мало подобных случаев. Что заставило вас вспомнить про кураре?
— Разрозненный набор, — ответил Малез.
И живо добавил:
