Джоан Роулинг
Гарри Поттер и Орден Феникса
Самый пока что жаркий день знойного лета клонился к вечеру, и большие прямоугольные дома Тисовой улицы окутывала сонная тишина. Машины, обычно сверкавшие чистотой, стояли пыльные, а лужайки были уже не изумрудно-зелёными, а иссохшими, желтоватыми: из-за нехватки воды жителям запретили пользоваться шлангами. Лишённые таких важных занятий, как мытьё машин и стрижка газонов, обитатели Тисовой сидели по комнатам, где было чуть прохладней, широко распахнув окна в несбыточной надежде на освежающее дуновение. Единственным, кто не находился дома, был подросток, лежавший лицом вверх на цветочной клумбе у дома номер четыре.
Это был худой, черноволосый парнишка в очках, чуть болезненный и угловатый на вид, – посмотришь, и сразу ясно, что он сильно вытянулся за короткое время. Джинсы рваные и грязные, футболка мешковатая и выцветшая, кроссовки скоро запросят каши. Одним словом, наружность Гарри Поттера не красила его в глазах соседей, которые считали, что нерях надо отдавать под суд. Но нынешним вечером, укрытый под большим кустом гортензии, он был совершенно невидим для прохожих. Обнаружить его могли только дядя Вернон или тётя Петунья, если бы кому-нибудь из них вздумалось высунуть голову из окна гостиной и поглядеть вниз – на клумбу.
В целом Гарри был доволен этим укрытием. Лежать на твёрдой, горячей земле было, может, и не очень удобно, зато никто не испепелял его взглядом, не скрипел зубами так, что теленовостей не услышишь, и не забрасывал его гадкими вопросами, как случалось всякий раз, когда он садился в гостиной перед экраном вместе с дядей и тётей.
Вдруг, точно эта мысль влетела в открытое окно, Вернон Дурсль, дядя Гарри, сказал:
– Хорошо, что мальчишка перестал тут ошиваться. Где он, кстати?
– Не знаю, – равнодушно ответила тётя Петунья. – В доме его нет.
Дядя Вернон крякнул.
– Новости, вишь ты, его интересуют, – язвительно проговорил он. – Хотел бы я знать, что по-правде у него на уме. Как будто нормальному парню может быть дело до новостей. Дадли вот и понятия ни о чём не имеет, вряд ли он даже знает, кто у нас премьер-министр! Так или иначе, в наших новостях про его племя ничего…
– Тсс! – прошипела тётя Петунья. – Окно открыто!
– А… да, прости, я забыл.
Дурсли умолкли. Гарри слушал какую-то рекламную дребедень про злаковые хлопья и смотрел на миссис Фигг с улицы Глициний, сумасшедшую старую кошатницу, которая шла мимо мелкими медленными шажками. Она хмурилась и что-то бормотала себе под нос. Гарри порадовался тому, что его прикрывает куст. В последнее время миссис Фигг взяла моду всякий раз, как встретит его на улице, приглашать на чай. После того как она повернула за угол и скрылась из виду, из окна опять зазвучал голос дяди Вернона:
– А Дадлик у кого-то в гостях?
– У Полкиссов, – с нежностью в голосе ответила тётя Петунья. – У него столько друзей, он пользуется такой популярностью…
Гарри едва удержался от того, чтобы не фыркнуть. Во всём, что касалось их сына Дадли, Дурсли проявляли поразительную слепоту. Они свято верили всему его примитивному вранью об ужинах и чаепитиях, на которые его каждый вечер летних каникул якобы приглашали родители того или иного приятеля. Гарри, однако, прекрасно знал, что ни в каких гостях Дадли не рассиживает. Он и его компания развлекались по вечерам тем, что портили детский парк, курили на улицах и швырялись камнями в проезжающие машины и проходящих детей. Гарри не раз видел их за этим занятием, бродя вечерами по своему городку Литтл-Уингингу. Большую часть каникул он слонялся по улицам и выуживал из урн выброшенные газеты.
От мелодии, за которой должны были последовать семичасовые новости, внутри у Гарри всё напряглось. Может быть, сегодня – после месяца ожидания – наступил тот самый день?
«В аэропортах Испании пошла вторая неделя забастовки работников багажных служб, и количество застрявших отдыхающих достигло рекордного уровня…»
– Будь моя воля, я бы им устроил пожизненную сиесту, – проворчал дядя Вернон, заглушив конец фразы диктора, но это уже было не важно; Гарри на своей клумбе мог расслабиться. Если бы что-нибудь случилось, об этом, конечно, сказали бы в первую очередь: смерть, разрушение – темы поважней, чем застрявшие отдыхающие.
Он медленно выдохнул и поднял глаза на сияющее голубизной небо. Этим летом у него, что ни день, одно и то же. Напряжённое ожидание, временное облегчение, потом опять нарастающее напряжение… и один и тот же всё более настоятельный вопрос «Почему до сих пор ничего не произошло?»
Он продолжал слушать на тот случай, если проскочит какая-нибудь существенная мелочь, какая-нибудь новость, чей подлинный смысл будет маглам непонятен, скажем, необъяснимое исчезновение или другое какое-нибудь странное событие. Но за испанскими аэропортами последовала засуха на юго-востоке Англии («Надеюсь, он слушает, соседушка наш! – прорычал дядя Вернон. Тайком в три часа утра поливает, из шланга свою лужайку!»), дальше – о вертолёте, который едва не разбился при вынужденной посадке в Суррее, затем – о разводе знаменитой актрисы с не менее знаменитым мужем («Как будто нас интересуют их пошлые любовные делишки», – презрительно процедила тётя Петунья, которая во всех журналах, попадавших в её костлявые руки, с маниакальной жадностью читала всё, что писали на эту тему).
Гарри закрыл глаза, которым стало больно от разгорающегося заката, а диктор между тем продолжал:
«…и последнее. Волнистый попугайчик Банги открыл для себя новый способ спасаться от жары. Банги из закусочной „Пять пёрышек“ в Барнсли научился кататься на водных лыжах! Наша корреспондентка Мэри Доркинс сообщит вам подробности».
Гарри открыл глаза. Раз уж добрались до попугаев на водных лыжах, дальше слушать бессмысленно. Он тихонько перевернулся на живот и встал на четвереньки, чтобы осторожно выбраться из-под окна.
Но стоило ему продвинуться на пару дюймов, как очень быстро одно за другим произошло несколько событий.
Громкий, отозвавшийся эхом хлопок – он нарушил сонную тишину, как выстрел; метнулся из-под стоящей машины и пропал из виду кот; женский вскрик, мужское ругательство и звон разбившегося фарфора из гостиной Дурслей; и, точно прозвучал долгожданный сигнал, Гарри вскочил на ноги, выхватывая волшебную палочку из-за пояса джинсов, как шпагу из ножен, – но не успел он встать во весь рост, как его макушка стукнулась о раму открытого окна Дурслей. Звук этого удара заставил тётю Петунью вскрикнуть ещё раз и ещё громче.
Гарри показалось, что голова раскололась надвое. Из глаз потекли слёзы. Пошатываясь, он старался сфокусировать взгляд и увидеть на улице источник хлопка. Но едва он худо-бедно выпрямился, из окна высунулись две большие тёмно-красные руки и намертво схватили его за горло.
– Убери эту штуку! – проревел дядя Вернон прямо в ухо Гарри. – А ну убери! Пока никто не увидел!
– Отпустите! – просипел Гарри.
Несколько секунд борьбы. Левой рукой Гарри пытался ослабить хватку толстых, как сосиски, дядиных пальцев, поднятой правой крепко сжимал волшебную палочку. Когда пульсирующая боль у Гарри в макушке стала совсем уже скверной, дядя Вернон вдруг взвизгнул, точно его ударило током, и разжал руки. Сквозь тело племянника, казалось, хлынула мощная невидимая сила, и держать Гарри стало невозможно.
Судорожно хватая ртом воздух, Гарри упал вперёд на куст гортензии. Потом выпрямился, огляделся. Что вызвало громкий хлопок, было непонятно. Из соседских окон смотрело несколько любопытных лиц. Гарри торопливо засунул палочку на место и постарался принять невинный вид.
– Вечер добрый! – крикнул дядя Вернон и помахал хозяйке стоявшего напротив дома номер семь, которая глядела на улицу из-за тюлевых занавесок. – Слыхали, как выстрелило у кого-то в неисправном моторе? Мы с Петуньей даже всполошились маленько!
Он продолжал кривить физиономию в жутковатой безумной улыбке, пока все лица соседей не исчезли из окон. Тут улыбка превратилась в гримасу ярости. Он поманил Гарри к себе.
Гарри сделал несколько шагов и остановился, чуть не дойдя до того места, где его шея опять была бы в пределах досягаемости.
– Чего ты этим добиваешься, а? Говори сейчас же! – потребовал дядя Вернон хриплым, срывающимся от злости голосом.
– Чем – этим? – спросил Гарри холодно. Он вертел головой то вправо, то влево, всё ещё надеясь увидеть человека, издавшего хлопок.
– Пальбой из неизвестно какой хлопушки прямо у нашего…
– Это не я, – отрезал Гарри.
Рядом с дядиным лицом, широким и багровым, возникло тётино – узкое и лошадиное. Вид у неё был сердитый.
– Зачем ты прятался под окном?
– Вот именно! Отличный вопрос, Петунья! Что ты делал под окном, а?
