Я прислушился. Там, за дверью, что-то двигалось. Шуршала бумага, скрипели половицы. Иногда посвистывало.
— Эй! — Тоска позвала меня из библиотеки. — Долго еще ты там торчать собираешься?
— Три минуты! — Я стащил с плеча рюкзак. — Три минуты, Тоска!
За три минуты я успел. Я успел сделать то, что надо было сделать.
— Я иду к тебе, мне надоело читать «Здоровье»! — крикнула Тоска.
— Не надо! — Я поднялся с пола и побежал в библиотеку.
Тоска читала уже другой номер журнала, про лечение всего с помощью японских морских моллюсков.
— Тебя как за смертью посылать, — сказала она.
— Плохая поговорка, — поморщился я. — Пойдем отсюда, у нас мало времени…
— Мало времени? — переспросила Тоска. — Да у нас целый вагон времени, и даже два вагона!
— Нет. — Я посмотрел на часы. — Не так уж много. Часа полтора, может быть, два. Так что пошли.
— Куда пошли?
— Держись меня, старушка, и все будет чики-пыки.
На этот раз я выбрал другой путь. Мы не стали возвращаться по галерее, я отыскал верхний вход в зрительный зал, и через пятнадцать минут мы снова были на центральной лестнице с дурацкими фигурами рабочих и колхозников.
— Тоска, — шепотом позвал я.
— Ну, что?
— Ты ничего не замечаешь?
— Нет. Пахнет вроде бы чем-то горелым, на яичницу с помидорами похоже…
— Ты на статуи лучше посмотри.
Я показал пальцем.
Тоска смотрела почти минуту, потом сказала:
— Ну и что?
— Кузнеца видишь? — Я ткнул пальцем в статую.
— Ну, вижу…
— В прошлый раз никакого кузнеца здесь не было.
Мы стояли на лестнице и смотрели на статую кузнеца. Кузнец был обряжен в какую-то кузнецкую робу, в кузнецкие очки, нес на плече кузнецкий молот или кувалду, я в этом инструментарии не очень хорошо разбираюсь.
— Ну, кузнец появился. — Тоска принялась оглядываться. — Ну и что? Ты что, хочешь сказать, что он сам сюда пришел? Типа живая статуя-убийца? Или ты думаешь, что они все туда-сюда шастают?
Я усмехнулся.
— Чего усмехаешься?
— Ты, Тоска, собираешься открывать агентство по охоте на ведьм, а ничего не видишь. Я, например, сразу заметил. Вглядись получше. Глазом профессионала.
Тоска снова принялась глядеть на кузнеца.
— Не вижу.
— Ты на руку его посмотри, — сказал я. — На руку.
Тоска поглядела еще.
— И чего с этой рукой? Волосатая, что ли?
— Волосатая рука у твоего братика, — сказал я. — Я слышал, он на конкурсе выживания первое место занял. А все потому, что ваш дядя — руководитель спортивного департамента. Но сейчас я про другую руку. Ты посмотри на левую руку кузнеца, на запястье.
Тоска сощурилась и вздрогнула.
— Это что? — шепотом спросила она. — Это же…
— Часы, построенные из бомбардировщика, — сказал я. — Вот так-то…
У Тоски отвисла челюсть.
— Это что, Паша? — спросила она. — Это Паша?
— Трудно сказать. Но если в этом доме был еще один чувак с часами, сделанными из хвостового оперения немецкого бомбардировщика…
— Он что, живой? — У Тоски нервно задергался нос.
— Сейчас проверим. Ты стой здесь, а я пойду посмотрю. Не шевелись только.
Я достал томагавк.
Кузнец стоял на второй ступени, долго добираться до него не пришлось. Вообще, кузнец мало отличался от других статуй, такой же черный и блестящий. С кувалдой. Но кое-что меня в нем сразу насторожило: черная краска на правой руке облезла, и я заметил, как потрескалось вещество, из которого отлита статуя.
Я постучал топориком кузнецу по голове. Звук был пустой и звонкий.
— Ну?! — испуганно спросила Тоска. — Ну что?
— В старые времена в Древнем Риме использовали такой способ изготовления статуй. Брали пленника-варвара, дохлого обычно, чтобы не рыпался, заливали его с головой расплавленным стеклом, потом остужали. Затем сверлили дырочку, а в дырочку заливали соляную кислоту. Кислота растворяла труп, и через некоторое время эту жижу сливали. А в стеклянном массиве оставалась идеальная форма. Тогда форму заполняли расплавленной бронзой. И все — статуя готова…
— Сейчас меня вырвет, — сказала Тоска.
— Крепись. Зато Паша будет увековечен. Вот представь, Земля столкнется с кометой, вся биологическая жизнь исчезнет, даже инфузории-туфельки. Потом уже, когда нашу планету заселят разумные осьминоги с Альфы Центавра, совершенно случайно среди руин заброшенного Дома культуры обнаружат мумифицированного Пашу Воблина. Тогда его достанут, выскоблят из стекла и клонируют. А потом его клонами населят всю Землю. И даже девчонки будут похожи на Воблина — чудесный мир…
— Так это все-таки Паша?! — спросила Тоска уже несколько истерически.
— Он, — сказал я. — Паша с Сибсельмаша… Его залили жидким стеклом. Видимо, заживо…
Я оттянул очки кузнеца.
— Моргает, — сказал я. — Видимо, еще жив…
— Жив?! — ойкнула Тоска.
— Жив. Но долго не протянет. Стеклом, сама понимаешь, не в холодном состоянии заливают. Так что у него стопроцентный ожог поверхности тела. И болевой шок, возможно, даже паралич. Только глаза и остались.
— Надо его скорее вытаскивать!
— Поздно. Теперь мы можем лишь облегчить его страдания. Проявить человеколюбие. Не знаю, как ты, а я большой человеколюб, меня в прошлом году даже хотели сделать председателям регионального объединения «Гуманизм и гамбургеры без границ»… — сказал я и, как следует размахнувшись, огрел статую томагавком. Голова кузнеца треснула и рассыпалась на мелкие кусочки.
Тоска закричала и закрыла глаза руками. Так в детских книжках закрывают глаза поросята, испугавшиеся серого волка. Для закрепления эффекта я долбанул кузнеца по руке. Рука отвалилась и хлопнулась об пол. Я нагнулся, поднял конечность и подошел к Тоске.
— На, — я протянул ей руку. — Возьми.
Тоска отвернулась к стене.
— Передашь родителям, они похоронят. Будет хоть куда на могилку прийти, пшенку накрошить, конфетку развернуть. Часы еще тут, хорошие, дорогие.
Часы, кстати, были настоящими. Тот, кто уволок Пашу, снял с него часы и пристроил их на руку этого кузнеца. Зачем-то…
Тоска всхлипнула.
— Странно это от тебя слышать, — сказал я. — Ты такая продвинутая девчонка, а боишься какой-то оторванной руки. Не бойся, Тоска, крови больше нет…
Я снял часы и спрятал их в карман как трофей, трофей мне полагался в качестве небольшого возмещения морального ущерба.
Затем положил ей на плечо оторванную кузнецкую руку.
Тоска вздрогнула уже всем телом, стукнулась лбом о стену, но потом все-таки собралась и взяла руку.
— Что это? — Она посмотрела на руку.
— Рука.
— Она же ненастоящая! Она же стеклянная!
— А тебе все настоящее подавай! — усмехнулся я. — Если руку, так сразу оторванную! Если замуж, так сразу за Гагарина! Что за жлобские повадки, Тоска! Ты же раздумала быть оперной певицей, пора бросить эти замашки!
— Уродец! — крикнула Тоска и треснула меня стеклянной рукой по голове.
Рука была достаточно крепкой и не разбилась. Я не обиделся на Тоску, я бы сам треснул за такие шутки, да только некого было. Поэтому я просто потер вздувшуюся шишку и сказал:
— Смешная ты девчонка, Тоска. Хочешь свою фирму открыть, хочешь за ведьмами охотиться, а наблюдательность не развиваешь. Я тебя обманул по методу Штирлица.
— Как это?
— Самая выдающаяся деталь в твоем Паше — это его бомбардировщицкие часы. Ты запомнила часы, и я на этом сыграл…
— Ты что, полигон тут решил устроить? — разозлилась Тоска. — По отработке своего остроумия?
— Век живи, век учись, старушка. Перенимай, так сказать, опыт.
— Ладно, перенимаю, — кивнула Тоска. — Как будем Пашу искать, клуб-то здоровенный…
— Это не проблема, — ответил я. — Мы его легко найдем.
— Как?
Я достал из рюкзака пластиковую коробочку. В этой коробочке у меня хранился набор всевозможных интересных вещичек.
Кости, выточенные из зуба настоящего динозавра, с их помощью можно было предсказывать погоду, правда, не всегда, а почему-то только по пятницам. Наверное, динозавр помер как раз в пятницу, хотя тогда никаких пятниц не было.
Пуля из чистого серебра, вытащенная из черепа настоящего вампира. Так, во всяком случае, утверждал чувак, который мне ее подарил. Будто бы эту пулю вытащил его дедушка, а вампиром был, кстати, его прадедушка. Пуля особой ценностью не обладала, но с ее помощью почему-то было можно убирать головную боль.
Чешуя. Чешуя была непонятно какого происхождения, то ли с хвоста русалки, то ли с носа дракона, мне уточнять не очень хотелось. Зато от чешуи была прямая польза: в метре от нее все молочные продукты в течение трех часов превращались в настоящий йогурт.
Обломок вечного двигателя. Прибор почти бесполезный, но если на него поставить, к примеру, батарейку, то он начинал издавать тягучий звук, под который было легко и приятно засыпать.
