— Нет, правда, дядя Семён. Дело важное, касается вот её.
Теперь Семён Трофимович пошел с Игорем в комнату.
— Ну, валяй, выкладывай свое дело.
Он слушал сначала невнимательно, потом нахмурился и стал заправлять рубаху в штаны.
— Ах, подлецы! Ах, канальи! Ну, погоди же, чертова перечница, я вам покажу поспешность при ловле блох. Ты вот что: крой в общежитие к Султану Ибрагимовичу. Он — районный депутат, это прямая его функция. А мы пойдём к Катьке домой. Давай адрес…
Игорь пулей вылетел на лестницу. До общежития он бежал, будто брал стометровку на стадионе.
Жансултан брился перед маленьким зеркалом, прислоненным к чайнику. Он кивнул Игорю на свободный табурет и подмигнул веселым черным глазом.
— Здорово, верхолаз. Зачем так дышишь? Что опять случилось?
— Случилось, Султан Ибрагимович! У Катьки умерла мама, а домуправ повесил замок на комнату и хочет отдать её…
Жансултан обмакнул бритву в никелированный стаканчик.
— Вот у вас всегда так: Катька, домуправ. Какой домуправ и какая Катька?
— Катька Фролова! Из Лериного дома. Да вы этот дом знаете. Помните, когда меня вытаскивали?
Пока Жансултан брился, Игорь успел рассказать ему все, что знал сам, даже больше:
— Этот толстый в пижаме, ясно, плохой человек. Он, по-моему, бьет котёнка…
Игорь шагал по улице, стараясь попадать в ногу со своим другом. Теперь все будет хорошо. С Султаном Ибрагимовичем шутки плохи, — вон какие у него тяжелые кулаки. Да ещё и депутат.
Подошли к отделению милиции.
— Подожди меня здесь, верхолаз. Я недолго.
Действительно, не прошло и десяти минут, как Жансултан появился со старшиной милиции.
Тот посмотрел на Игоря и сказал:
— Здравствуй, нарушитель. Куда сегодня полезешь? — Они втроем вошли в Лерин дом и ещё на лестнице услышали голос Глафиры:
— Как это так, не нужна комната? Она здесь родилась, здесь прописана! Ну и что же, что несовершеннолетняя? Подрастет! Сама знаю, как маяться без угла, нажилась в домработницах предостаточно!
И бас Семена Трофимовича:
— Я тебе покажу, как сироту обижать! Да я тебя самого оставлю без площади!..
Милиционер быстро втиснулся между мужчинами.
— Давайте без оскорблений личности, гражданин. Они все же при исполнении. — Он повернулся к домуправу. — А вам я уже говорил: замки надо вешать на чердачные входы. А вы куда вешаете?
Но домуправ не сдавался:
— Я тоже знаю закон, товарищ участковый. Посторонним открывать комнату не имею права. Он кто ей, извиняюсь, отец, что ли?
Семён Трофимович сразу как-то изменился в лице: растерянно тронул усы, поморгал, поглядел на Глафиру. Они пошептались. И вдруг Семён Трофимович загремел:
— Ну да! Я и есть отец, чертова перечница! Отец — и больше ничего и никто!
Все удивленно молчали. В это время с лестницы вошла незнакомая женщина. Вид у неё был строгий, в руке портфель, под мышкой зонтик.
Домуправ ехидно сказал:
— А вот и представитель детдома. Пусть решают что к чему.
Женщина оглядела всех сердитым взглядом.
— Опять нет девочки? Третий раз прихожу, вовсе избегалась. Где же, наконец, ребенок?
— Ребенок находится там, где ему положено быть, — Семён Трофимович выпрямился, обдернул пиджак и оттопырил правую руку кренделем. Глафира сейчас же просунула туда свою руку и встала рядом. — Спрашиваю, есть такой советский закон, по которому мы с Глафирой Алексеевной можем взять Катерину в дочки? Я тебя выбирал в депутаты, Султан Ибрагимович, с тебя и спрашиваю. Есть?
— Есть, Семён Трофимович. Ай, правильно поступаете, Глафира Алексеевна.
Глава девятая
КОГДА ЖЕ ТЫ УСПЕЛ СТАТЬ ВЗРОСЛЫМ?
Во дворе Энергостроя лежит на деревянных колобашках, поблескивая новенькими изоляторами, мачта. Пусть это всего лишь легкая десятиметровая опора, но она уже третья по счету, а главное — сделана своими руками. Лера Дружинина, которая теперь важно называется контрольный мастер, закончила промеры: усеченная пирамида выдержана правильно, углы скоса перемычек — 43°, точно по чертежу. Нинка Логинова в рукавицах и брезентовом фартуке красит мачту. Она макает кисть в ведерко, которое держит Симка Воронов, и покрикивает:
— Не гляди по сторонам, неси ведерко за мной, а то до вечера прокопаемся!
Скоро за мачтой приедут. Её увезут на тридцатый километр, где новая линия электрички соединит поселок с городом. Побегут поезда, повезут пассажиров — на работу, на рыбную ловлю, в пионерлагеря, — а мачта под номером 271/3 будет стоять, и на неё можно будет показывать из окна вагона: «Это наша!»
Уже совсем тепло. На всех углах продается сирень. Скоро кончатся последние уроки, последние экзамены за седьмой класс, и, может быть, — ну чем они хуже десятиклассников? — может, им тоже разрешат погулять в белую ночь до утра. Вон Нинка Логинова и Симка Воронов вчера гуляли до половины первого. Об этом знает весь класс — Нинка сама рассказала и показала стихотворение, которое сочинил ей Симка:
Я хочу, Нина, с тобой гулять,
Пока не станет светло.
Снять пиджак и тебе его, Нина, отдать,
Чтоб тебе было тепло.
Ай да шестикрылый Серафим! Он теперь говорит, что Нинка вовсе не толстуха, просто у неё на щеках ямочки, и это даже очень красиво. И ещё он говорит, что Нинка режет газовой горелкой железо не хуже Славки! Так что нечего дразнить её и насмешничать. И вообще глупо ссориться из-за пустяков, когда готова третья мачта, сделанная всем классом, своими руками.
Конечно, за это время не обошлось без происшествий. Симка прожег ботинок, а Славка съездил себе молотком по колену так, что всю дорогу до медпункта скакал на одной ноге. Лера тоже отличилась: неверно разметила длину перемычек, и из-за этого Нинка Логинова нарезала кучу негодного железа. Семён Трофимович порычал, но потом все же сказал: «Нельзя влезть на елку и не ободрать штаны. В каждом новом деле бывают потери».
Ну вот, Нинка уже выкрасила мачту и полощет кисть в керосине. Все снимают спецовки и идут умываться. Настоящий квалифицированный рабочий должен ходить чистым и опрятным, как говорит Султан Ибрагимович. Вот он стоит у конторы и подмигивает веселым черным глазом. А рядом с ним кудлатый Семён Трофимович.
— Эй, прошу не разбегаться, кадры! — кричит главный мастер. — Следуйте за мной в кабинет!
В «кабинете» за грубым дощатым столом сидит женщина. Нос у неё изогнут, как газовая горелка, а круглые глаза смотрят испуганно на толпу ввалившихся в дверь ребят. Она наваливается грудью на разложенные пачки денег, прикрывает их счетами.
— Не толкайтесь, соблюдайте очередь. Приготовьте паспорта.
— Ну какие же паспорта у школьников? — говорит Семён Трофимович. — Давайте без бюрократизма. Я заверю ведомость — и крышка. Подходите, кадры, получайте свои заработанные.
Первым в ведомости — «Воронов С. П., ученик монтажной бригады, — 13 р. 70 коп». Вот это да! Вот здорово!.. Правда, паспорта нет, зато вот, читайте, мадам Газовая Горелка: «Пропуск № 19, для входа в мастерские Энергосетьстроя». Это ведь тоже документ, да ещё какой — первый в жизни!
Сдвинув на затылок фуражку и засунув руки в карманы, Игорь шагал по улице. Какой подарок купить маме? И Катьке бы надо, и Глафире. Ну, а как же не купить подарка Инне Андреевне? Если бы не она, не шагал бы он сейчас с полными карманами денег. Или, может быть… Нет, сначала нужно выложить все деньги на стол и посмотреть, что будет с мамой.
Никогда ещё дорога от мастерских до дома не казалась ему такой длинной. «Может, взять такси?..»
Но в эту минуту легковая машина остановилась у самого его носа. Дверца открылась, на тротуар вышли отец и мама.
— Вот и отлично, что ты нам попался: придём домой все вместе, — сказал отец и захлопнул дверку. — А вы, Степан Петрович, можете ехать в гараж. Спасибо.
— Игорь, сейчас же вынь руки из карманов. Это неприлично.
Легко сказать — вынуть руку из кармана, когда в нем лежат тринадцать рублей семьдесят копеек.
— Папа, какие подарки надо дарить женщинам?
Отец не нашелся, что ответить, зато мама остановилась как вкопанная.
— Каким женщинам? Что за вопросы задает этот ребенок?
Но Игорь уже забыл о своем вопросе: у ограды городского сквера работал сварщик. Он приваривал к поперечинам стойки, похожие на пики.
— Ну что ты встал, Игорь? Пойдём, испортишь глаза.
Игорь снисходительно посмотрел на маму.
— Да ведь у него дуга ограждена специальными фанерными щитками. Это обязательное условие при открытых работах.
Сварщик сдвинул на затылок маску и сказал одобрительно:
— Знает, скажи пожалуйста. Шпингалет.
