— Ну и Валерка! У тебя вместо циферблата река, а вместо часовых стрелок пароходы!
Когда мы поужинали, стало темнеть. Снова ложиться спать не хотелось.
— А давай‑ка посмотрим, как там наша лодка, — сказал Владилен Алексеевич. — Я боюсь, что в ней полно воды.
— Заодно и котелок почистим, — сказал я.
Мы захватили котелок и пошли на берег по еле заметной тропинке между кустов.
Лодка наша была на месте. Тихие волны время от времени шлёпали по низкой корме. Воды в лодке было много.
Вычерпывать большим алюминиевым котелком — всё же совсем не то, что консервной банкой. Я быстро выплескал всё, что налил дождь. Потом вычистил котелок песком.
— Пошли обратно? — спросил я.
Владилен Алексеевич стоял спиной ко мне у самой воды и глядел, как светят красный и зелёный огни бакенов на фарватере.
Сверху по реке шёл «Владимир Комаров». Пароход был белый, он и вправду будто весь светился сам по себе среди сумерек.
Вдруг на нём зажглось электричество. Во всех иллюминаторах, на всех палубах, надстройках и мачтах. Белизна сразу пропала. Пароход стал похож на огромную раскалённую головешку. Вода шипела под его носом.
— Обратно когда пойдёт?
Я понял, что он спросил про «Комарова».
— Обратно с моря дней через пять. А потом его чуть ли месяц не будет. Он далеко вверх уходит. На самый север. Когда ещё обратно спустится! Через месяц, а то и больше. На пристани расписание висит. Можно поглядеть.
Владилен Алексеевич хотел что‑то сказать, но только махнул рукой.
Я понял, что это расписание ему уже ни к чему…
Мы повернулись и пошли.
Владилен Алексеевич только один раз оглянулся на пароход, который уже проплыл мимо красного и зелёного огней.
— Рыбаки! Зорю проспите! — сказал чей‑то голос.
Я открыл глаза.
Три человека стояли в широких воротах сарая. За ними виднелось утро.
Я вскочил.
— Да пускай спали бы! — сказал другой голос. — А старика вообще грех будить. Откуда вы взялись, пацан?
Владилен Алексеевич спал, накрывшись курткой, из‑под которой виднелась только его седая голова.
— А сами‑то вы кто такие? — спросил я, приглядываясь к трём незнакомцам.
Тут третий, который до сих пор молчал, сказал каким‑то густым, вкусным голосом:
— Мы косцы.
— Косцы? — Владилен Алексеевич откинул куртку и, улыбаясь, сел на сене.
— Косцы, — повторил третий с густым голосом. — Ты, кажись, парень, а мы тебя за старика посчитали…
Владилен Алексеевич растерянно провёл ладонью по голове.
— Приплыли на моторке, глядим — чья‑то лодка стоит с удочками, а рыбаков нет. Оказывается, вот они где — спят в нашем сарае.
— Извините, — сказал Владилен Алексеевич, поднимая свою палку. — Валера, давай собираться. Мы тут дров ваших нажгли. Сейчас соберём.
— Пустое, — сказал человек с густым голосом. — Какие ж это дрова? Сучья! Сучьев здесь да хворостины разной сколько хочешь. Мы пока по росе косить пойдём… А вы хоть месяц живите, хоть и всё лето.
— Спасибо. Нам в самом деле некогда засиживаться. — Владилен Алексеевич подал ему руку, кивнул остальным косарям: — До свидания!
— Счастливо. Меня Семёном зовут. Может, когда‑нибудь придётся свидеться.
Владилен Алексеевич нахмурился:
— Всего вам хорошего, Семён. Спасибо. Будьте счастливы!
Я помог ему надеть рюкзак, сам взял палатку, которую мы до сих пор так и не развернули. Мы вышли.
Роса белела на траве. Роса покачивалась на кончиках листьев. Кое–где она сверкала синим или розовым огнём — это сквозь росинки било лучами солнце.
Даже отсюда, с тропки, было слышно, как вокруг острова плещется рыба.
— Владилен Алексеевич, знаете что, — сказал я ему в спину, — может, ничего ещё и не будет. И вы поправитесь…
Он обернулся. Хотел что‑то сказать, но вместо этого свободной от палки рукой дал мне щелабан по носу.
Я шёл за ним по тропке, и мне вправду казалось, что сегодня он не так тяжело налегает на палку. А может, я уже привык, что он так чудно подволакивает за собой ногу?
В лодке, когда я сидел на корме, а он грёб к четвёртому острову, я всё думал про это и сказал, хоть и боялся заработать новый щелабан:
— Нет, правда, вы вроде стали легче хромать…
Он поглядел на реку, на острова, на небо, опустил ладонь в воду и сказал:
— Дорогой мой Валера, пойми одну вещь: ко мне в спинной мозг, вот сюда, попали редкие вирусы — такие мельчайшие существа. Они постепенно убивают клетки мозга — нейроны. Убивают уже несколько лет. А эти нейроны как бы заведуют движением рук, ног, дыханием… Лечить эту болезнь пока не умеют нигде. Я лежал в нейрохирургических клиниках Москвы, Ленинграда… Даже в Лондон ездил. У меня последнее время очень плохо с ногами, Валера… Так чтоб с этим покончить, больше про скучные эти дела давай не будем и вспоминать.
Он изо всех сил гребанул вёслами.
Лодка некоторое время бесшумно плыла вперёд. Только с кончиков вёсел звонко падали капли, и на реке оставались круги…
— А когда же научатся лечить?
— Должно быть, скоро. Понимаешь, болезнь уж очень редкая — «боковой миолит». Говорят, на земном шаре ею одновременно болеют человек пятьдесят. Не больше. Ещё не брались по–настоящему, брались за эпидемические…
— И все пятьдесят умирают? — спросил я и тут же понял, что так говорить не следовало.
Владилен Алексеевич кивнул. А потом сказал:
— Знаешь, я малость выдохся. Ты не сядешь на вёсла?
Мы поменялись местами и чуть не опрокинулись, потому что он зацепился ногой за сиденье.
К четвёртому острову мы подплыли, когда солнце стояло уже высоко. Если не знать, что это остров, можно было бы подумать, что это коренной берег реки — такой он был длинный.
Мы долго плыли вдоль крутых, тенистых берегов и отсюда, с воды, не видели ни одной туристской палатки, ни одного рыбака…
— Это потому, — сказал Владилен Алексеевич, — что поблизости нет ни пристаней, ни посёлков.
Остров был дикий.
Мы выбрали маленький залив, который глубоко вдавался в берег, и направили туда лодку.
Здесь было прохладно. Мы вспомнили, что ещё ничего сегодня не ели, и быстро разожгли костёр под кручей на песчаной отмели.
Картошка испеклась быстро.
— Когда же мы будем ловить рыбу? — спросил Владилен Алексеевич, когда мы поели.
— Сейчас уже поздновато, — сказал я, — можем попробовать…
Я быстро нарыл червей на круче под дёрном, и мы хотели уже распускать удочки, как Владилен Алексеевич показал куда‑то рукой:
— Тебе не кажется, что это тоннель?
Я пробежал по отмели туда, где залив дальше всего врезался в берег, и удивился глубине: воды здесь мне оказалось по грудь.
Тут и вправду начиналось что‑то вроде тоннеля. Какая‑то протока, скрытая низкими ветками кустов и деревьев, уходила в глубину острова. Наша лодка смогла бы пройти свободно.
— Владилен Алексеевич! — крикнул я. — Давайте туда поплывём, охота узнать, куда всё это ведёт.
— И мне охота! — ответил он и стал торопливо укладывать вещи. — Я, может, с детства мечтал о таком вот острове…
Глава 19
На лодке через остров
Когда Владилен Алексеевич погрузился, я вошёл в воду, взял лодку за корму и повёл её носом вперёд прямо под своды зелёного тоннеля.
Лодка вошла в протоку, и я ногами почувствовал, что течение идёт не из протоки в залив, а наоборот — речная вода с силой стремится в глубину острова.
Через корму я вскарабкался в лодку, и мы поплыли в сырой полутьме по извилистому пути. Грести здесь было просто негде. Мы взяли в руки по веслу. Я, когда надо, отталкивался от правого берега, а Владилен Алексеевич — от левого.
Течение хорошо несло лодку, и надо было только направлять её, чтобы не сунуться носом в обрыв.
До чего же здесь было тихо! Только лягушки иногда шлёпались в воду, испугавшись нас.
— Владилен Алексеевич, — сказал я почему‑то шёпотом, — а может быть, здесь до нас не ступала нога людей?
— Похоже на то… — отозвался он тоже шёпотом.
Я глядел вперёд и всё время видел перед собой зелёную стену леса. Казалось, протока вот сейчас кончится, и мы окажемся в тупике.
Но вода куда‑то стремилась, лилась, иногда булькая на поворотах.
Когда нас вынесло из‑за ещё одного такого изгиба, мы вдруг увидели утку! Она была с утятами. Пять или шесть сероватых комочков с широкими клювиками плавали вокруг неё.
Увидев лодку, утка почему‑то не улетела и не повела своих птенцов в осоку, а неторопливо поплыла впереди нашей лодки, и утята — за ней.
