Николай Автократов - Серая скала

Скоро, однако, я собрался с мыслями. Пришлось признаться, что вел я себя этой ночью непростительно глупо. Вышел на открытое, освещенное место и, как мальчишка, глядел на пожар. Упустил тех, за кем следил, и сам показал себя врагам. За мною гнались, как за зайцем, и чуть не убили.

«Майор не похвалит меня, —думал я с горечью, — пожалуй, отстранит вовсе и будет прав. И сейчас вот: сижу, как мокрая курица, когда надо действовать... Он, наверное, не терял бы времени. А как поступил бы Краевский? Он не пал бы духом от неудачи, не струсил, а упорно стал бы продолжать начатое дело».

Я был так зол на себя, что забыл и про холод и про усталость и решил немедленно переплыть обратно реку и снова пуститься в разведку.

И вот я опять лезу в воду — теперь она кажется мне совсем теплой — и плыву обратно через реку. Передо мной на красноватом фоне затухающего зарева четко обрисовывается контур черной скалы.

Осторожно, стараясь не шуметь, я доплыл до середины реки и тут почувствовал, что на берегу есть люди. Их тихий говор и шум шагов были ясно слышны. Вот заплескалась вода, и что-то загудело, как запушенный волчок.

— Отвезите к себе и сейчас же возвращайтесь. Чтобы через двадцать минут быть здесь! — раздался чей-то голос, видимо отдающий приказание.

Шум приблизился, и совсем близко от меня, не более чем в пяти метрах, промчалась лодочка.

Суденышко было очень маленькое, длиной метра в три. Борта чуть возвышались над водой. Два человека едва помещались в нем. У носа сидела та самая девочка, которую я видел в лесу. Тусклый отблеск зарева помог мне разглядеть красивый, хотя несколько грубоватый профиль брюнетки с суровым выражением рта. Я никогда ее не видел, и все-таки в ее лице было что-то знакомое.

У руля сидел мужчина с непокрытой головой и длинными усами, какие носят в здешних местах многие крестьяне. Мне показалось, что это тот самый человек, который напал на меня в лесу. Лодка быстро двигалась против течения, приводимая в движение, вероятно, электромотором.

Я понял, что обнаружил нечто важное, и поплыл обратно. На берегу я отжал одежду и пошел по какой-то тропиночке в надежде выйти на большую дорогу.

Уже рассветало, когда я набрел на деревню. Постучал в первую попавшуюся избу. Меня приняли радушно, накормили яичницей со свиным салом и напоили горячим чаем. Подкрепившись немного и обсохнув, я пошел дальше и вышел на шоссе, откуда с первой попутной машиной доехал до завода.

Дома я не стал отдыхать, а только привел себя в порядок и отправился тотчас же на автобусе в город доложить Андрею Матвеевичу о ночном приключении. 

Майора Можкова я застал в кабинете.

— Ну-с. Расскажите, где вы пропадали и что с вами приключилось? — сказал он улыбаясь.

Я рассказал ему подробно все, что считал заслуживающим внимания: как я заблудился, как ночевал в концентрационном лагере, как заметил таинственный огонек карманного фонарика и пошел вслед за лесным путником, который непонятно почему освещал дорогу не впереди, а позади себя.

— Как же вы объясняете его странное поведение? — спросил майор.

— Не знаю. Наверное, он проверял, не следят ли за ним.

— Тогда бы он вел себя совсем по-другому. Наоборот, он фонарем показывал кому-то идущему сзади дорогу, но так показывал, чтобы его спутница про это не знала. Если бы вы тогда подумали об этом, вы бы вели себя осторожнее. Все это вполне понятно... Прошу вас, продолжайте.

Мне ничего не было попятно. Я рассказал дальше, как засмотрелся на пожар и подвергся нападению двоих неизвестных. Про пожар штабелей леса он уже знал. Он расспросил меня о нападающих, их наружности и костюме. Лицо его приняло серьезное выражение, когда я рассказывал о своем бегстве мимо пылающих костров по заминированной местности.

— Где это заминировано? — спросил он.

— У не достроенного фашистами укрепления.

— Какая чепуха! Откуда вы это взяли?

— Сторож сказал. У него собака взорвалась на мине.

— Какой сторож? Я что-то никакого сторожа там не знаю. Этот район никем и никогда не был заминирован... Интересно! Надо будет выяснить.

Затем я рассказал ему, как под пулями переплыл через реку и как потом надумал плыть обратно и продолжать разведку.

— И вы после всего этого в самом деле решили плыть обратно? — спросил он.

— Да, решил.

— И поплыли?

— Поплыл.

Он взглянул на меня и хотя ничего не сказал, но в его взгляде я прочел одобрение.

Когда я закончил свой рассказ, он сказал:

— Ваше последнее плавание оказалось очень удачным. Про эту лодочку мы уже слыхали, а рулевого-то не видели... А что, девушка не показалась вам знакомой?

— Понимаете ли, Андрей Матвеевич, как будто я ее где-то видел, но где — не могу вспомнить.

— И ни на кого она не похожа?

— Нет... Не знаю...

Он промолчал, но я понял, что он догадывается, кто была эта девушка, но не находит нужным мне сказать. Я, конечно, не стал спрашивать.

Я встал, чтобы уйти, но он остановил меня движением руки.

— Посидите,—сказал он.— Могу вам сообщить еще кое-что интересное. Корреспондент Коломийцев, по всей видимости, здесь ни при чем. Я успел собрать кое-какие справки по телеграфу.

Майор взял со стола листок бумаги.

— Вот его приметы: высокого роста, брюнет, длинные волнистые волосы, усы, близорук, носит очки, имеет пулевое ранение на левой руке между локтем и кистью...

— Да, да — прервал я, — такая рана есть, я ее видел.

— Видели? Хорошо! В ночь убийства Сердобина был в городе Чернигове, где и находится до сего времени. Кроме того, установлено, что, попрощавшись с вами, он действительно улетел на самолете.

— Все ясно.

— Не совсем, правда. Надо было бы поговорить с ним лично. Я пошлю ему приглашение заехать сюда... Теперь — вот еще есть справка.

Майор достал из стола телеграмму и стал читать:

— «Детские расчески из желтой пластмассы в форме рыбки производились в 1940—1941 годах харьковской артелью «Спецтруд». В настоящее время с производства давно сняты. Образец, или фото, или же чертежи вышлем вам, как только они будут разысканы». Возможна, стало быть, случайность: Сердобин и другие местные жители достали где-нибудь на складе эти расчески — в продаже здесь их не было, а Коломийцев купил такую же расческу в другом месте. Бывают совпадения. Опять-таки надо было бы с ним побеседовать... А вот еще одна справка. Это ответ лаборатории на наш запрос о стеклышке, что мы нашли в кармане плаща. Я вам прочту его полностью: «На ваш запрос сообщаем, что химический и оптический анализы с полной определенностью показали, что присланный вами осколок стекла является кусочком часового стекла карманных часов, а вовсе не осколком оптического стекла от очков, как вы полагаете. Сообщаем также, что размер этого стекла не соответствует ни одному из стандартов на часовые стекла, а края его отшлифованы так, что оно не может быть вставлено в ободок часов нашего производства. Возможно, стекло это было вставлено в какие-нибудь особые или старинные карманные часы». Что вы на это скажете?

— Выходит, что таинственный владелец прорезиненного плаща вовсе не близорук и не носит очков.

— Первое несомненно, а второе требует подтверждения... Ну, Сергей Михайлович, — продолжал майор, переходя на дружеский тон, — как вы себя чувствуете после вчерашней передряги?

— Представьте себе, Андрей Матвеевич, что неплохо. Усталости не чувствую, и даже спать не хочется. И, кажется, не простудился.

— Так часто бывает в минуты душевного подъема. Резервы человеческих сил много больше, чем думают. И организм у вас крепкий.

— Даже очень: пил из колодца необычайно мерзкую воду и не отравился.

— Из какого колодца?

— Недалеко от того места, где мы остановились, есть колодец. Такой дряни я никогда в жизни не пивал! Вода мутная, кислая, воняет дымом. На поверхности плавает масло, спички, пробки. Чуть не подавился куском резины...

Майор встал со стула и зашагал по комнате.

— Странно, странно... — сказал он. — И поблизости нет поселка или хотя бы дома?

— Ничего нет. Вас это поражает?

— А вас нет?.. Мы ищем подземную мастерскую и натыкаемся на колодец, пробитый в скале в безлюдном месте, в котором находим сбросные воды производства. Разве не удивительно?

— Так вы полагаете, Андрей Матвеевич, что колодец этот имеет связь с мастерской, с ее водостоками? Но зачем же делать колодец на водостоке?

— Может быть, это не колодец собственно, а шурф, пробитый для каких-нибудь целей: вентиляции, подъема выбранной горной породы, спуска рабочих или для чего-нибудь еще. Нечто вроде шахты Метростроя в миниатюре.

— Да, да, я заметил, что бадья, которая там подвешена, побита и погнута, как будто в ней поднимали тяжелые камни.

— Вот видите... Одно это уже наводит на размышления. Колодец надо обследовать самым тщательным образом. Может быть, здесь ключ всех загадок... Теперь я распрощаюсь с вами. Идите домой отдыхать. Чувствую, что завтра у нас будет много хлопот. До свидания!