Девочки, насупившись, отошли от меня и тоже стали укладываться. Люся выключила свет.
— Покойной ночи! Покойной ночи! Я очень скоро уснул…
* * *
Приятно разговаривать с милиционером, когда подойдешь к нему и спросишь: «Товарищ старший сержант, скажите, пожалуйста, как пройти на улицу такую-то?»
И милиционер откозыряет и бойко ответит: «Сперва идите всё прямо, потом направо, потом налево»…
Не особенно приятно иметь дело с милиционером, когда опаздываешь на работу и при красном светофоре норовишь проскользнуть между двигающимися автомашинами. И вдруг слышишь за спиной свисток и негромкий, но не допускающий возражения голос: «Гражданин, вернитесь обратно».
Но это ночное появление милиционера было совершенно ни на что не похоже.
Я открыл глаза. Комната была ярко освещена, на пороге стоял стройный молодой человек в блестящих сапогах, с красным околышем на фуражке, с красными погонами на белой гимнастерке.
— Кто тут старший? — спрашивал милиционер.
Первой моей мыслью было укрыться одеялом с головой, поджать ноги, притвориться спящим — я ведь посторонний, я тут совершенно ни при чем. Но, увидев Магдалину Харитоновну распростертой на стуле в полуобморочном состоянии, я откинул одеяло и приподнялся.
— Старшая тут я, — смело ответила Люся.
Я оглядел постели. Моя дочка мирно прикорнула рядышком, остальные девочки безмятежно спали, а вместо мальчиков лежали куклы. Да, да, искусно закутанные в одеяла, сделанные из рюкзаков и соломы куклы. Один Володя свернулся в углу, как щенок.
— Старший тут я. — Мой голос был далеко не твердым.
— Старшая тут я. — Голос Магдалины Харитоновны вовсе дрожал.
И Люся, и Магдалина Харитоновна, и я отлично поняли: приход этого стройного молодцеватого юноши в милицейской форме непосредственно связан с исчезновением наших мальчиков.
— Кто отправится сейчас со мной? — стараясь быть очень официальным, очень решительным, спросил юноша.
— Если вы, товарищ, знаете, где наши ребята… — прозвенел голос Люси.
— Куда идти? — простонала Магдалина Харитоновна.
— В отделение, — так же сухо отчеканил милиционер.
— В отделение? — как эхо, откликнулась испуганная Магдалина Харитоновна.
— И побыстрей, пожалуйста, — сказал милиционер.
— Вот что, Магдалина Харитоновна, девочек тоже нельзя одних оставить. — Люся порывисто схватила ее за руку. — Побудьте тут и, пожалуйста, не волнуйтесь, а пойду я.
«Что за глупейшая история!» — мысленно пробормотал я и, собрав всю свою решительность, сказал вслух:
— Люся, мне тоже придется пойти с вами.
Когда мы с Люсей вслед за милиционером поплелись по освещенной фонарями липовой аллее, мне почудилось — в черной глубине парка мелькнули таинственные тени.
Всю дорогу Люся пыталась выудить у милиционера хоть какие-нибудь сведения, даже пробовала с ним кокетничать, но тот непоколебимо холодно отвечал:
— Там узнаете.
* * *
Капитан милиции, худощавый, подтянутый и сухой, сидел в кресле и писал.
— Садитесь, — коротко бросил он. Мы сели.
— Так вот, товарищи, — начал капитан и вперил в меня такой взгляд стальных, немигающих глаз, что у меня даже во рту пересохло. — Вы — руководители туристского похода, а допускаете подобные безобразия!
— Послушайте! — Голос Люси задрожал. — Где наши мальчишки?
Но мы не успели получить ответ.
Послышались чьи-то торопливые шаги, и в комнату ворвался, хлопнув дверью, Номер Второй, но в каком растерзанном виде! Растрепанный, красный. Его густые усы свисали вниз, очки на носу прыгали, плащ он накинул, очевидно, прямо на белье, грудь была открыта, на голых волосатых ногах были надеты только галоши.
Капитан встал:
— Успокойтесь, садитесь и расскажите, в чем дело!
— Бандиты, грабеж, разбой! — кричал Номер Второй в неописуемом волнении. — Разгильдяй сторож ушел домой ужинать… Они ограбили…
— Вы, насколько мне известно, заведующий музеем? — спросил капитан.
— Да, да! Меня сейчас разбудил сторож… Я побежал к башне… Решетка на бойнице взломана. Мы отперли дверь… Там все ящики разбросаны, перевернуты. Что украдено, не знаю…
— Успокойтесь, успокойтесь, преступники задержаны.
Я просто удивлялся: как мог капитан говорить о таких страшных вещах таким сухим, безразличным голосом?
— Так где же наши мальчишки? — В голосе Люси прозвучало отчаяние.
— Мы сейчас начинаем следствие, — продолжал капитан. — Пожалуйста, садитесь и слушайте.
Номер Второй сел.
— Ах, и вы тут! — удивленно протянул Номер Второй, только сейчас заметив меня и Люсю.
Капитан начал читать. Я едва понимал его речь, до моего сознания доходили только отдельные, не всегда связанные между собой слова.
— «Мы, нижеподписавшиеся… составили настоящий протокол в том, что младший сержант такой-то, проходя в двенадцать часов тридцать минут ночи вдоль кремлевской стены, заметил подозрительную группу… Злоумышленники с помощью брючных ремней залезли в башню… взломали на окне решетку… Сержантом милиции таким-то, младшим сержантом таким-то на месте были задержаны… Передать дело органам прокуратуры…»
— Не может быть, — крикнула Люся, — чтобы наши мальчишки!..
— Это ваши экскурсанты натворили? — Номер Второй вскочил и даже уронил очки.
— Сержант, — обратился капитан к милиционеру, стоявшему у двери, — приведи этого, самого высокого.
Весь взъерошенный, с царапиной на щеке, босиком, с разорванной штаниной предстал перед нами Витя Большой.
— Вот — полюбуйтесь, — презрительно сказал капитан, — председатель совета отряда!
— Это я ребят подбил, судите одного меня, — угрюмо уставившись в пол, пробормотал Витя Большой.
— А ты не хвастайся своими проделками! — перебил его капитан. — Там разберемся, кто виноват, кто не виноват. Скажи, зачем вы залезли в кремлевскую башню?
— Я не могу этого сказать и не скажу никогда! — Витя Большой стиснул зубы, сжал кулаки.
— Сержант, давай сюда всех, — приказал капитан. Привели пятерых, в том числе и Витю Перца, еще более ободранного и исцарапанного: двумя руками он держался за штаны, грозившие упасть.
Где же остальные шестеро? Где оба брата-близнеца? Где другие мальчики?
— Так вот, храбрецы, чистосердечно признайтесь и расскажите, зачем вам понадобилось взломать решетку и залезть в башню через окно? — Капитан по очереди обвел всех своим внимательным взглядом.
Молчание…
— Так. Никто не скажет? Очень хорошо! Оказывается, вы не туристы, не юные пионеры, а настоящие воры.
— Мы не воры! — крикнул Витя Перец и выступил вперед. Его широко раскрытые черные глаза метали молнии. В этот патетический момент чуть не упали его штаны, он едва успел их подхватить на лету.
— А кто же вы?
— Мы — изыскатели! — Перец гордо и вызывающе поднял голову.
— Изыскатели? — удивленно переспросил капитан. Вдруг Номер Второй подскочил к столу.
— Товарищ офицер, я понял, для меня все ясно. Разорвите этот протокол, пусть ваш прокурор спокойно спит. Они действительно не воры, они настоящие изыскатели. Кстати, решетка в бойницах, хотя и первой половины семнадцатого столетия, но проржавела насквозь, только пальцем тронуть. Доктор, а вы, пожалуйста, разъясните истинные причины, побудившие ребят залезть ночью в башню.
— Очень прошу, один вопрос, — выступила вперед Люся, — а где еще мальчики?
— Сержант, поясни.
— Они, товарищ капитан, — огромный белокурый милиционер улыбнулся, — всё одно как воробьи с подоконника — во все стороны. Я полагаю, к утру прилетят. Без этой амуниции далеко не убегут. — И он вывалил на стол целую связку брючных ремней.
— Да, так слушаю вас, товарищ врач. — И капитан взглянул на меня своими немигающими глазами.
Хорошо, что я уже рассказывал эту историю несколько раз и потому смог без запинки отбарабанить все, начиная от рассказа Тычинки и кончая таинственной надписью на музейном натюрморте.
— Значит, вы, ребята, искали в башне этот портрет? — спросил капитан.
— Да, портрет, — ответил Витя Большой, смело глядя в глаза капитану.
Номер Второй, до сих пор молча слушавший мой рассказ, вдруг вскочил и затряс кулаками перед физиономиями мальчиков.
— Как вы могли подумать? — кричал он; его очки, усы, седые волосы на голове тряслись в такт его крику. — Я старый изыскатель, и я вдруг запрячу в башне это ценнейшее произведение искусства? Да я бы выставил его в нашей картинной галерее, чтобы туристы со всей страны приезжали к нам и любовались…
— Мы думали… и Витька Большой думал, и все ребята, — затараторил Витя Перец (соскакивающие брюки не давали ему возможности жестикулировать), — вы в башне портрет прячете, и Номер Первый тоже хитер, сам вперед нас хотел залезть… И как меня сквозь окошко спустили и я карманным фонариком засветил, а там пылища, я чихнул… и фонариком во все стороны, а там ящиков, ящиков заколоченных — гибель, и какие-то палки, и стулья сломанные, и стол… Я фонариком еще раз туда-сюда, и правда никакого портрета там нету. А кинжал? Не знаю, может, в ящиках… Я кричу, подымай! Я думал, это ребята, а это милиционер подымает. Я из окошка — прыг! Прямо ему на голову. А если бы не прыгнул, никогда бы меня не поймать… — Он вздохнул и жалобно добавил: — Товарищ капитан, отпустите нас, мы больше не будем.
