А ее муж, Вулкан, называемый также Гефестом, оказался добрым и честным парнем. Он провел меня по всем уголкам своего подземного царства и показал мне все мастерские, где циклопы ковали всевозможные поделки для повседневного употребления: плуги и другую сельскохозяйственную утварь, инструменты для столяров, напильники и пилы, мечи, панцири. При этом мне бросалось в глаза, что направо и налево отходит множество коридоров, запертых тяжелыми железными дверями, на которых стояли надписи светящимися буквами: «К Везувию», или «К Гекле», или какое-нибудь иное название еще действующего либо уже потухшего вулкана. На одной из этих дверей стояло: «Стромболи», а под ним на сорока восьми различных языках: «Вход воспрещается!».
— Куда ведет эта дверь? — спросил я.
— Ах! — ответил равнодушным тоном Вулкан, не замедляя шага. — Это маленькая мастерская, в ней изготовляется всякая всячина, которую не всем положено видеть, вот почему вход туда запрещен. — Затем он пробормотал что-то невнятное, чего я не расслышал как следует; но мне показалось, как будто прозвучали слова: «Капканы и самострелы».
В тот же день, после обеда, я спросил госпожу Венеру, часто ли она бывала в Стромболи?
— Никогда! Вход туда воспрещен. Я знаю только, что мой супруг занимается там особо ценными вещами и, между прочим, кует громовые стрелы для батюшки Зевса.
Переведя разговор, со свойственным мне тактом, на другие темы, я решил при первом же случае докопаться до тайны этой мастерской, и, когда на другой день Вулкан отлучился, чтобы уладить какой-то спор между рабочими в Везувии, я потихоньку пробрался к заветной двери, но открыл ее все-таки с некоторым колебанием. Однако тотчас же чуть не захлопнул ее, потому что оттуда загрохотал страшный гром, а на стенах коридора засверкало на сорока восьми различных языках предостережение: «Здесь лежат самострелы и капканы!»
Я колебался в нерешительности, пойти ли мне несмотря ни на что по коридору, магически освещенному сумеречным светом, как вдруг чья-то грубая рука схватила меня за шиворот, и — я должен, к своему прискорбию, сознаться в этом — кулаки циклопов градом обрушились на мою голову, пока вернувшийся Вулкан не освободил меня с возгласом: «Sat superque!» («С него довольно!») из рук своих подчиненных, но только для того, чтобы собственноручно притащить меня в темный коридор и швырнуть там в черную дыру с гневными словами:
— Неблагодарный смертный! В наказание за свое любопытство вернись в жалкий мир, из которого ты пришел!
Я летел вверх тормашками в ночном мраке час и другой, и так как я лишился сознания, то не могу сказать, сколько именно времени я мчался с такой ужасающей скоростью. И только оказавшись в довольно холодной воде, я пришел в себя. Я открыл глаза и понял, что нахожусь чуть ли не на дне моря! Приложив немало усилий, я вынырнул на поверхность и должен был положиться на свое искусство в плавании… Но куда плыть? Всякий другой на моем месте стал бы колебаться, я же только огляделся вокруг, спокойно размышляя: «Ничего, кроме неба и воды, да еще адски свежей, чтобы не сказать — холодной!» Наконец приблизительно верст через пять я подплыл к громадной ледяной горе. Забрался на ее вершину, уже совершенно окоченевший, и увидел оттуда по другую сторону ледяной горы каноэ (лодка индейцев) и пятерых дикарей вместе с одним европейцем, занятых охотой на морских коров. Я стал кричать изо всех сил, чтобы обратить на себя их внимание. Затем скатился с быстротой стрелы по очень гладкой и скользкой стороне ледяной горы, обращенной к солнцу, и шлепнулся в воду рядом с каноэ. Люди помогли мне вскарабкаться в лодку, а потом европеец, оказавшийся голландцем, объяснил, что он — единственный человек, уцелевший при кораблекрушении на скалах возле еще не открытого острова в Тихом океане, все остальные утонули вместе с судном.
Значит, я находился где-то в Южном полушарии? Теперь мне все стало ясно: тот туннель, по которому я летел, проходил насквозь через срединную точку Земли и соединял два полушария! Как я сожалел, что был так невнимателен в дороге… Если кому-нибудь из вас вздумается прыгнуть в кратер Этны и затем пролететь сквозь весь земной шар, то советую не падать в обморок, чтобы вы могли наблюдать по пути через центр Земли крайне интересные вещи, а я, к сожалению, упустил столь редкую возможность!.. Сделайте это удачнее чем я, господа!.. Спокойной ночи!..
Неоткрытый остров в Тихом океане, добродушный владелец которого любит жареных иностранцев. Неизвестные деревья — хлебное и тыквенное — на острове Тайхатлибиати. Затянувшееся путешествие по морю.
— Во время упомянутого мной путешествия к еще не открытому острову, голландец мне рассказал, что туземцы называют свой остров Тайхатлибиати и что на нем правит очень добродушный князь, имеющий лишь особенное пристрастие к жареным иностранцам, которых предварительно откармливают в течение нескольких месяцев фруктами и другими южными плодами. Голландца также откармливали, но как-то раз прошел дождь из маленьких пирожков, и он съел несколько штук. Князь не на шутку рассердился и приказал спустя месяц снова начать откармливать Иоганна фон Весселя по особой диете, а затем немедленно изжарить.
— Ну, Иоганн, — сказал я с некоторым недоверием, — о пирожковом дожде рассказывайте кому другому, только не мне. Я — знаменитый барон Мюнхгаузен и объездил весь свет, но нигде пирожки с неба не сыплются.
— Нет, ваше превосходительство, — пустился уверять честный голландец. — Здесь, на Тайхатлибиати, это часто случается летом. На острове в горах растет много хлебных деревьев, по виду не похожих ни на какие другие, с очень маленькими плодами, которые по внешности и по вкусу напоминают мясные пирожки. Так вот, сильные ветры сбивают эти полузрелые плоды и словно градом усеивают ими равнину.
Вскоре я и сам убедился, что этот вид еще не был знаком нашим ботаникам, которые поэтому называют его теперь Artocarpus iqnotus — неизвестным хлебным деревом.
Во время нашего разговора мы совсем близко подплыли к острову, на берегу которого восседал князь. Голландец тотчас же представил меня со всеми моими титулами. Князь милостиво кивнул головой и шепнул своему первому министру:
— Его надо сейчас же откормить!..
Заманчивая перспектива, нечего сказать!..
Другим порадовавшим меня обстоятельством было то, что хотя моя слава, разумеется, не дошла до живущих на острове людей — потому что его ведь никто еще не открыл, — однако растительный мир здесь уже хорошо знал меня и мою репутацию: едва мы приблизились к княжескому дворцу, который, в сущности, был самой обыкновенной мазанкой, все деревья почтительно склонились предо мной, словно хотели надлежащим образом приветствовать его превосходительство господина Мюнхгаузена.
Это произвело на князя такое сильное впечатление, что он шепнул министру: «С откармливанием Мюнхгаузена не будем торопиться!» Когда голландец перевел мне эти слова, у меня с сердца скатился камень, который я при случае могу показать вам в моей коллекции редкостей. Ради смеха я привез его в Европу, хотя его трудновато было тащить, — ведь он весит около тридцати двух фунтов!..
В нескольких сотнях шагов от княжеского двора стояло штук двенадцать деревьев, усеянных круглыми плодами величиной с детскую голову. На трех самых больших деревьях висели на самом верху трое мужчин, повешенных за ноги, и картина получилась весьма забавная, когда и эти деревья почтительно склонились передо мной. Я поинтересовался, за какое преступление этих людей так жестоко покарали. Мой добрый Иоганн фон Вессель объяснил мне, что эти трое были на чужбине и, вернувшись на родину, стали сочинять небылицы направо и налево, причем описывали такие места, которых они никогда не видали, и рассказывали такие вещи, которых никогда не случалось и которые были даже попросту невозможны!..
Я согласился, что это наказание, при всей своей жестокости, постигло этих лгунов вполне заслуженно, потому что нет ничего отвратительнее, если путешественник в своих рассказах нет-нет да и соврет для красного словца. Поэтому я надеюсь, что этих жалких хвастунов оставили висеть до тех пор, пока они не раскаялись.
Пребывание на Тайхатлибиати мне мало-помалу стало надоедать, да и перспектива быть откормленным южными фруктами и поданным на стол в виде жаркого также не представляла ничего интересного. Поэтому я стал искать — и в тот же день вечером нашел — случай тайно переговорить с Иоганном фон Весселем.
Он пришел в восторг от моего намерения как можно скорее бежать вместе с ним с острова, но затем стал робко выражать свои сомнения, так как мы совершенно не знали, где, собственно, находится остров Тайхатлибиати, который не обозначен ни на одной карте, потому что он еще не открыт по-настоящему.
