Прошли по Большому проспекту мимо зеркальных витрин магазинов в Галерную гавань. Поглазели, как на самом берегу Финского залива разгружали баржу. По длинным дощатым сходням один за другим шагали полуголые грузчики и, обливаясь потом, шатаясь и пригибаясь, несли на спине тяжелые мешки с цементом. На Кожевенной линии у закопченных корпусов кабельного завода рабочие в измазанных блузах катили через мостовую огромную, выше роста человеческого, деревянную катушку со свинцовым кабелем.
— Берегись! — закричал кто-то из них на зазевавшегося Купчика.
Получив заслуженную затрещину, Купчик пошел быстрее, уже не помышляя о каких-либо находках.
В этот день Ванюшка с Купчиком прошагали верст двадцать, не меньше. Но, кроме огрызка карандаша, обломка расчески, сломанного перочинного ножа, ничего на их пути не попалось. Ванюшка успокаивал своего спутника, едва волочившего ноги от жары и усталости:
— Сегодня не нашли, так завтра. Фортуны не было.
— Какая это фортуна-то? — осведомлялся Купчик.
Ванюшка неопределенно пожимал плечами.
«Ищи сам, — думал Купчик. — Завтра я не пойду».
Когда друзья, опустив головы вниз, медленно подходили к Скобскому дворцу, у забора они увидели кошелек. Лежал этот с виду ветхий и рваный, но туго набитый деньгами кошелек на панели. Лежал на самом видном месте. Вся кровь бросилась в лицо Ванюшке. Он стремительно, как лев, ринулся к кошельку. За ним бросился и Купчик. Но кошелек, словно живой, вдруг юркнул в щель под забором. Сразу же за забором послышались смеющиеся голоса скобарей. Цветок высунулся сверху, держа на бечевке кошелек. Кто-то другой нахально завопил:
— Обманули чудака на четыре кулака...
Сконфуженные, Ванюшка и Купчик немедленно поспешили уйти от злополучного места.
— Зачем ты наболтал ребятам? — набросился Ванюшка на своего спутника.
Купчик удивленно пожал плечами.
— Ты сам же хвастался Цветку, — оправдывался он.
Ванюшка побледнел. В кармане он не ощутил своего первачка — серебряного четвертака. Поспешно вывернув карман наизнанку, Ванюшка увидел черневшую дырку.
— Левка, — сказал он свистящим шепотом, — четвертак-то я посеял!..
ТАЙНА МИХЕЛЯ
Вернулся Ванюшка на кухню чайной «Огонек» в очень скверном настроении. С горя он отправился путешествовать по всему «Огоньку». Побывал в бильярдной, где с каким-то посетителем играл маркер Терентий, заглянул в малый зал. Электрический оркестрион в зале молчал. Деревянный Михель, подняв одну ногу в лакированном ботинке и выставив правую руку с пустым мундштуком, стоял как вкопанный. «Непорядок...» — подумал Ванюшка. Разыскав на зашарканном, посыпанном опилками полу окурок побольше, Ванюшка взгромоздился на стул и сунул окурок в мундштук.
— Кури! — приказал Ванюшка своему любимцу.
Выглянувший из бильярдной маркер Терентий как-то враждебно, исподлобья посмотрел на Ванюшку, но ничего не сказал. Народу в малом зале было немного. Из знакомых Ванюшка узнал только механика из типографии Вольфа Максимова и рослого, дюжего грузчика Черта. Максимов спокойно обедал. А Черт сидел поодаль с угрюмым человеком в синем сюртуке, занимали они вдвоем весь стол.
— Пей, — угощал угрюмый человек в сюртуке, наливая под столом из бутылки какую-то мутную жидкость в стакан. — Пей! За мной не пропадет.
— Покорнейше благодарю! — гудел Черт, заметно уже охмелев.
— Вот тому очкастому гусю пересчитал бы ребра, — осторожно на кого-то указал человек в синем сюртуке. — Богопротивная личность у него.
— Могу! — обещал Черт, тяжело опираясь на стол и мотая лохматой головой, как бык. — Раз ты меня уважаешь...
Ванюшка ничего больше не уловил, пробираясь мимо столиков обратно на кухню. Кому советовал синий сюртук пересчитать ребра, Ванюшку совершенно не интересовало. На дворе и на улице каждую субботу и воскресенье кому-нибудь пересчитывали ребра.
Снова выглянув на двор, Ванюшка первым делом увидел Цветка. Стоял тот, окруженный девчонками, и громко разглагольствовал, размахивая руками. Ванюшка подошел к нему и начал осматривать со всех сторон.
— Ты чего? — удивленно спросил Цветок, забеспокоился и сам начал оглядывать себя.
— Стой! — приказал Ванюшка и, как фотограф, уставился на него. Считал он на щеках Цветка... веснушки. — Чего вертишься, юла! — прикрикнул Ванюшка. — Стой, не шевелись.
— А зачем? — глупо улыбаясь, спросил Цветок.
Ванюшка усердно продолжал считать веснушки. Догадливые девчонки начали уже смеяться.
— Двадцать одна... двадцать две... — бормотал Ванюшка. — Тьфу!.. Сбился... Ишь как тебя проконопатили!
Цветок побагровел. Такого злодейского поступка со стороны Ванюшки он не ожидал.
— Я тебе, Чайник, посчитаю... — пригрозил он Ванюшке. — Ты у меня по веревке будешь ходить!
Цветок поспешно отошел от Ванюшки, для чего-то подолом рубашки вытирая свое разом вспотевшее лицо и продолжая ругаться. Отомстив Цветку, Ванюшка спокойно вернулся на кухню чайной и занялся разглядыванием картинок в иллюстрированных журналах, что любил делать, когда ему было особенно скучно.
— Читай, заяц, читай, — проходя мимо, похвалил его Максимов, потрепав по голове. — В жизни пригодится...
Максимов любил вникать в ребячьи дела, шутливо награждая скобарей разными прозвищами, а порой приносил и одаривал ребят разными брошюрками со сказками, рассказами Гоголя, Пушкина.
Снова заглянув в малый зал, Ванюшка уже не увидел в мундштуке Михеля окурка. Куда он делся, было совершенно непонятно. Стоял Михель в прежней позе с повисшей в воздухе ногой.
«Кому понадобилось вытащить?» — подумал Ванюшка, испытующе взглянув на Терентия. Черт со своим приятелем в синем сюртуке продолжали еще сидеть за столом.
ПРОСЬБА ЦАРЯ
После разговора с Харичкиным Царь вышел на двор удрученный. Попавшийся в подъезде дымчатый облезлый кот с отрубленным хвостом подошел к Царю и стал тереться о его ногу. Царь погладил кота.
— Иди гуляй, — грустно сказал он ему.
Сидевшие на заборе воробьи встретили Царя громким чириканьем.
— Все ссоритесь? — укоризненно попрекнул их Царь. Он любил разговаривать с животными. В раннем детстве, оставаясь один дома, Царь разговаривал с тараканами, с серой мышкой, выбегавшей из щели.
Став постарше, он обрел новых друзей. Все собаки и кошки во дворе пользовались его покровительством и защитой.
Выйдя на двор, Царь долгим, внимательным взглядом огляделся вокруг, словно прощаясь. По-прежнему сияла и сверкала на солнце усеянная тысячами втоптанных стекляшек твердая, как гранит, земля без единой зеленой травинки. В глубине обширного двора чернели деревянные пристройки. Дымили вокруг фабричные трубы. Грохот и лязг несся с соседнего судостроительного завода. Переполненный скобарями двор шумел и гудел, как базар в праздничный день. Все кругом было обычное, родное.
Не верилось Царю, что скоро придется со всем этим расстаться.
Разыскав на дворе Фроську, Царь решительно подошел к ней, не зная еще, о чем будет говорить. Фроська была единственным человеком на свете, с которым Типка, уходя в услужение «к почетному гражданину» Харичкину. не мог не проститься. Если бы Харичкин забрал с собой и Фроську, Типка последовал бы за ним с большей охотой. Но Фроська оставалась на дворе Скобского дворца, а Типкина судьба уже находилась в руках Харичкина. Не сказать ей об этом было никак нельзя.
— Т-ты вот что... — не узнавая своего голоса, как обычно грубовато, начал Типка, как-то странно косясь на Фроську. — Ухожу я... насовсем.
— Далеко? — поинтересовалась удивленная Фроська.
— В-в услужение к одному барину... Дело у него торговое... Забирает меня к себе на... Кавказ...
Типка говорил с трудом, ворочая языком, как булыжником. Почему на Кавказ, Типка и сам не знал, уловил только из прошлого разговора с Харичкиным, что тот забирает его в отъезд. А слово «Кавказ» само собой пришло Типке на язык. Считал он Кавказ самой отдаленной от Петрограда местностью.
— Хочешь, я тебе свои стекляшки отдам?.. — предложил неожиданно Царь. Никакого другого сокровища, кроме разноцветных стекляшек в ящике под деревянным топчаном, у него не было.
Взглянув на Типку, растерялась и побледнела Фроська. В том, что Типка говорит чистую правду, она нисколько не усомнилась. Типка всегда говорил ей правду, и, может быть, за это она и уважала его больше, чем кого-либо из скобарей на дворе, даже больше чем уважала. Но об этом пока не знала ни одна душа на свете. В это самое время мимо них прошел, насупившись, Ванюшка.
— А ты не уезжай, — тихо попросила Фроська, глядя на Царя большими жалостливыми глазами. И она по своей привычке провела рукой по щеке Царя.
Царь еще более насупился.
— Нельзя мне... Тетка требует... Кормиться ей трудно.
