Диана Джонс - Волшебные одежды

— Спорим, что тут когда-то жил король! — воскликнул Утенок.

Мы подумали и согласились с Утенком. Но все обитатели этого дома ушли на войну и не вернулись оттуда. Мы привязали лодку к оконной решетке и выбрались на плоскую черепичную крышу, прихватив с собой наших Бессмертных. Хэрн решил, что мы должны развести для Одного его костер в любой момент, как получится — главное это все-таки сделать. Я еще долго не могла заставить себя прикоснуться к Гуллу, потому взяла Младшего. А когда я поставила его, меня поразило, насколько они с Гуллом похожи. Казалось, будто Гулл сделан из точно такого же зернистого розоватого камня. Но я точно знала, что изваяние Младшего было вырезано много поколений назад.

Единственным источником света было мерцание углей в горшках. Мы содрали с крыши позолоченные фигуры и красно-синие перила, и притащили для растопки охапку соломы. Наш костер, разведенный на черепице, дымил и вонял, и дым стелился над водой.

После ужина мы оставили Робин у костра — она сидела, обхватив колени руками, и на ней была все та же кошмарная синяя юбка, — а сами, хотя уже почти стемнело, полезли по крышам. Мне очень хотелось взглянуть, что там, под этими крышами. Но мне оставалось лишь воображать себе это великолепие. Мы с Хэрном столкнулись нос к носу, когда бродили среди высоких каминных труб, почти прямо над нашей лодкой. Пока мы смеялись, послышался всплеск и поскрипывание нашей лодки, разворачивающейся по течению.

— Опять! — воскликнул Хэрн.

Мы съехали по крутому скату и, конечно же, увидели, что лодка развернулась, а мусор, оставшийся после нашего ужина, плыет в неправильную сторону. Мы опустились на колени и перегнулись через край крыши, пытаясь сообразить, насколько же быстрое это течение. Хэрн взял палку и опустил ее так, чтобы его пальцы оказались над самой водой.

— Это не может быть конец половодья, — сказал Хэрн. — Пальцы у меня намокли.

Тут сзади нас, на крыше, раздался чей-то смех. Я подумала, что это Утенок, и обернулась, чтобы сказать ему про течение. Но это оказалась девушка-варварка. Несмотря на сумерки, я разглядела, что у нее светлые волосы, и что это не Робин. Я ткнула Хэрна локтем в бок, и он тоже обернулся.

— Э-э… добрый вечер, — сказали мы. Не знаю, что в этот момент чувствовал Хэрн, но я от всей души надеялась, что эта девушка подумает, что мы тоже варвары.

— Привет, — сказала она. — А чего вы устроили такую суматоху из-за прилива?

— Прилива? — переспросили мы, моргая, словно сова на свету.

— Ну, вы же должны знать, — сказала девушка. — Море дважды в день поднимается, и его вода идет в Реку.

— А, это! Конечно, мы это знаем, — соврал Хэрн. — Мы… мы просто хотели посмотреть, насколько высоко поднимется вода.

— А, ясно, — сказала девушка.

— Мы знаем, что у моря оно все по-другому, — соврала я.

— Ясно, — повторила девушка и скользнула куда-то за трубы. Я уверена, что она смеялась над нами.

Мы чувствовали себя на редкость по-дурацки. И нам было страшно. Когда Робин и Утенок узнали, что у нас обнаружились соседи-варвары, они захотели отплыть прямо сейчас, невзирая на ночь. Но мы подавили эту идею, потому что в темноте невозможно было разглядеть деревья. Мы долго не спали, но так и не услышали никого из варваров.

Мы не слышали, как уходили варвары, но наутро кроме нас на крышах никого не оказалось. Мы с Хэрном взобрались на башню, высившуюся в центре, и окончательно в этом убедились.

— Пожалуйста, давайте наконец решим, где мы остановимся, — сказала Робин, когда мы забрались в лодку. — Где мы хотим жить?

— Ну, мы сперва спустимся к морю, — сказал Утенок.

— Ни за что! — возразила Робин. Она указала на розовую глиняную фигурку нашего брата, стоящую на носу лодки. — Подумай о Гулле!

Но тут стало ясно, что Утенок, Хэрн и я — все мы стремимся к морю.

— Я думаю о Гулле, — сказал Хэрн. — Я хочу взглянуть на этого волшебника — если он, конечно, существует. Я собираюсь его изничтожить при помощи реальных вещей. И не слушать ни одного его слова. Только так и можно иметь дело с магией.

— А мне кажется, что тут больше бы пригодилась более сильная магия, — заметил Утенок. — Но я тоже хочу добраться туда.

Я же думала, что мы найдем волшебника у моря, и что это окажется Танамил. Я зарычала, словно собака. И злая я была, как собака — на Танамила и на себя, что я вообще ему поверила.

— Я собираюсь посмотреть на этого волшебника, — сказала я. — И я собираюсь спасти Гулла.

Я знала, что у меня не хватит для этого сил. Я схватила Одного и встряхнула его — вот какая я была злая.

— Он поможет нам! — воскликнула я. — Он лучше!

— Танакви! — возмутилась Робин. — Не смей так обращаться с Бессмертным! Вы все сошли с ума или… или свихнулись!

— Ой, вот только не надо тут нам рассказывать, что ты старшая, и ты лучше знаешь, как надо! — отрезал Хэрн. — Мы вместе приняли решение!

— Ничего я и не рассказываю! — возразила Робин. — Я не знаю, как лучше. Я вообще больше ничего не знаю. Я только знаю, что все это опасно. Если бы я не знала, что в Шеллинге так же опасно, я бы просила вас вернуться домой.

Она опустила голову, и из глаз ее закапали слезы. Хэрн вздохнул.

— Робин, мы найдем себе у моря очень хороший дом, — сказала я.

Чтобы добраться до моря, нам потребовалось четыре дня. А могло бы потребоваться и больше, если бы ветер не подул с юго-востока; он несся над водными просторами, и вода покрывалась мелкой рябью. Благодаря этому ветру мы сохраняли неплохую скорость даже во время прилива, когда его вал поднимался вверх по Реке. С каждым днем он становился все сильнее, и постепенно мы привыкли к нему, и уже ожидали, как ожидают восхода солнца. Он даже оказался полезен — он показывал нам, где на самом деле течет Река. После первого дня деревья, отмечающие ее берега, исчезли. Вокруг теперь раскинулись очень странные края.

Наверное, в этом краю раньше проживало столько людей, сколько я не видела за всю жизнь, и даже подумать не могла, что их бывает столько. Вокруг поднимались какие-то холмики и пригорки. Разлившаяся Река образовывала озерца, цепочки луж и множество небольших речушек. Зачастую мы понимали, что свернули с главного русла, лишь потому, что обнаруживали, что плывем мимо столбов какого-нибудь забора. Дома торчали почти на каждом пригорке, и еще большее их количество скрывалось под водой. Здесь далеко не все дома были сожжены, но людей тут все равно не осталось. Однажды мы рискнули заночевать в пустом доме, но всем нам было там как-то неуютно. Даже когда мы поставили наших Бессмертных в пустые ниши над очагом, все равно чувствовалось, что это чужой дом.

На многих пригорках сидели животные. У нас теперь три кота, Рыжик, Трещотка и Лапушка — мы их забрали с того острова с чайками. Мне нравятся кошки. Робин дала им имена. На одном пригорке было полно собак, но они были дикие и голодные, и они так на нас лаяли и рычали, что мы даже не стали к ним подплывать. Большая часть пригорков была занята овцами. У овец были ягнята — ведь стояла весна. Мы подумывали — может, поймать ли кого-нибудь из них и съесть? — но мы были еще не настолько голодные. У нас оставалось еще много сушеных фруктов и соленой рыбы, а по склонам холмов бродили коровы. Как только мы привыкли к этому краю, так сразу приладились доить этих коров.

На четвертый день плаванья по этим странным краям, к вечеру, горы, которые до этого высились где-то вдали, вдруг встали вокруг нас — в облике невысоких, пустынных холмов. Они были темные, каменистые и бесплодные. Но остров, к которому мы пристали, порос травой и кустарником. Нам навстречу выбежала Лапушка, маленькая и черная, и стала мяукать и мурлыкать. Я никогда еще не видела, чтобы кошка так радовалась людям.

Наутро я проснулась от печальных криков. Я встала и обнаружила, что на воде покачиваются множество птиц, и еще больше этих птиц носятся в воздухе, — я даже заморгала.

— Что это за птицы, такие большие и печальные? — спросила я.

Хэрн рассмеялся.

— Ты что, никогда не видела морских чаек?

— Могла и не видеть, — вмешалась Робин. — Они давным-давно перестали долетать до Шеллинга. А раньше, Танакви, они прилетали к нам и сидели на вспаханных полях. Папа говорил, что они спасаются у нас от весенних штормов.

— Но я-то их помню! — возразил Хэрн. — А Танкви всего на год младше меня.

— Хэрн, уймись, пожалуйста, — попросила Робин. — Я слишком устала, чтобы ссориться еще и из-за морских чаек.

— Они обычно прилетали после половодья, — сказал Хэрн. — Может, это означает, что Река начинает возвращаться в прежние берега?

И он полез проверять глубину. Он почти каждый день пытался измерять ее, чтобы понять, заканчивается ли половодье, но чем ближе мы подплывали к морю, тем сильнее становился прилив, и он сводил все расчеты Хэрна на нет. Вот в тот день Хэрн привязал к кусту бечевку с завязанными на ней узлами. Но бечевка, вместо того, чтобы погрузиться в воду, упорно плавала на поверхности, и Лапушка стала ей играть. Хэрн рявкнул на нее. Даже странно — изо всех из нас Хэрн упорнее всех стремился положить Одного в костер в нужный день.