Тот же самый Плавали-Знаем. Только прозрачный нос, прозрачная щетина.
Он важно прошёлся вдоль трюма и кивнул головой, словно говоря: «Да, прекрасные были времена…»
— А какие были сарделечки! — восхищённо сюсюкнул артельщик, чуть не падая на колени.
Бравый капитан, чему-то усмехаясь, с вызовом вскинул прозрачную голову.
— А что они без вас? Ничего! Совершенно ничего! — захрипел артельщик. — Мы с ними ещё рассчитаемся. Я знаю одно дельце, — хихикнул он.
Но Плавали-Знаем его не слышал. Он прошёл мимо Солнышкина, проплыл сквозь борт, потом заколебался и растворился в воздухе. Артельщик завертелся волчком, бросился за ним и налетел на Солнышкина.
— Чего топчешься? А ну-ка, крась после себя! — сказал Солнышкин и сунул в руку артельщику кисть.
Но Стёпка, ничего не слыша, взбежал на бак и застыл у борта с протянутыми над океаном руками.
Солнышкин помчался к боцману, но налетел на Пионерчикова.
— Вы ничего не видели?
Пионерчикову было не до него: он перебирал десятый вариант нового пионерского закона.
Бурун возился в подшкиперской с канатами.
Солнышкин побежал к Перчикову и рассказал ему обо всём случившемся.
Перчиков спросил:
— А ты не рехнулся?
Солнышкин повторил всё, что видел и слышал, и показал на артельщика, который всё ещё рыдал, протягивая к океану руки.
Призадумавшийся Перчиков сказал:
— А впрочем, всё может быть. — И он ткнул пальцем в воздух. — Атмосфера сгущается.
Да, атмосфера сгущалась. На краю неба уже собирались тёмные облака, готовые столкнуться лбами, и передняя туча вспыхивала внутри ярким, холодным пламенем.
Скоро судно окружила небывалая темнота. Только за бортом в чёрной воде, как бы спросонья, вспыхивали светляки.
Стрелки барометров падали.
— Задраить иллюминаторы! — скомандовал Ветерков, и все бросились по каютам. Солнышкин завинчивал гайки и сквозь стекло видел, как в глубине воды появляются громадные светящиеся пятна.
Внезапно воздух расколола такая молния, что «Даёшь!» подпрыгнул на месте, а все каюты озарились белым, слепящим светом. Солнышкин прирос к полу. Как будто громадное электрическое дерево взорвалось и провалилось в океан у него на глазах. Гигантские молнии вспыхивали и взрывались уже со всех сторон, и маленький «Даёшь!» нырял среди них, как жучок среди каких-то электрических джунглей.
— Солнышкин, за мной! Федькин, за мной! — крикнул Бурун, и они бросились в подшкиперскую.
— Брезент на корму! — командовал Бурун. — Конец на корму!
И в этом грохоте и треске Солнышкин чувствовал себя, как в самом горячем сражении. По нему били и стреляли залпами и одиночными снарядами, а он, живой и невредимый, тащил брезент, расправлял его и натягивал, карабкаясь на мачту. Рядом с лаем метался Верный.
Когда на палубу хлынули первые потоки дождя, над трюмом возле камбуза уже висел упругий, крепкий тент.
Солнышкин сел на груду канатов и смотрел, как устраивается на ночлег команда. Вот, накрывшись матрацем, пробежал Робинзон, вот мелькнул согнувшийся Федькин, за ним появился Моряков. Капитан бежал с мольбертом и красками. Пропустить такой момент? Такую яростную экваториальную грозу? Ни за что! Он расположился на краю трюма, прямо перед косыми струями дождя. И вдруг над ним что-то стремительно пролетело. Моряков приподнялся, и что-то шлёпнулось ему прямо на шею. Капитан запустил за ворот руку и, бледнея, крикнул:
— Кальмар!
При яркой вспышке все увидели, как в руке капитана шевелит щупальцами малекький извивающийся кальмар. Солнышкин даже не поверил. Без кальмара не обходилась ни одна в мире морская история!
— Кальмар! Настоящий кальмар! — сказал Моряков.
Но тут раздался голос Буруна:
— Да разве это настоящий?! Вот тот, что у нас вытянул из артелки мешок муки и чуть не утащил бывшего артельного, тот был настоящий. Помните?
— Ещё бы! — сказал Моряков, бросив кальмара Верному. — Ещё бы не помнить! Да и случилось всё почти в этих же местах.
Тут все притихли и огляделись. Кое у кого по спине побежал холодок.
По брезенту стучал дождь.
Справа и слева то и дело вспыхивали молнии, но грома не было.
— А как? — спросил Солнышкин.
— А вот так: протянул из-за борта щупальце — и в артелку, — сказал Моряков. — Это же какое щупальце — все двадцать метров!
— Ну и что дальше? — нетерпеливо спросил Пмонерчиков.
— «Что»! Хорошо, что рядом оказались боцман и Перчиков. Перчиков его пригвоздил отвёрткой, а боцман по щупальцу топором.
— А где щупальце? — спросил Солнышкин. Он не знал такого героического эпизода из жизни радиста.
— А щупальце кальмар утащил в море!
Никто не заметил, как во время этого рассказа артельщик отодвинулся подальше в угол. Правда, ключи от артелки были сейчас у Буруна, но всё-таки излишняя осторожность не помешает.
— Но это ещё что! — воскликнул капитан. — Помните, Бурун, с английского судна в этих же местах они человека утащили?!
— И тоже артельщика, —сказал Бурун. — Чуют, к кому в гости ходить!
При этих словах артельщик отодвинулся ещё дальше и, нащупав рукой толстый манильский канат, обвязал его вокруг ноги. На всякий случай!
Этого тоже никто не заметил, так как все смотрели за борт, где среди тёмной глубины всё вспыхивали и расплывались непонятные пятна.
Наконец разговоры кончились, наступила тишина. На палубе среди шума дождя послышались лёгкие вздохи. Засопел Робинзон, всхрапнул Петькин. А Моряков взялся за кисти…
— Ну, пошли убирать, — шепнул Солнышкину и Федькину Бурун.
На корме оставалась груда ненужных канатов.
— Идём!—кликнул Верного Солнышкин. И, подхватив канат, они потащили его в подшкиперскую.
— Раз-два, взяли! Раз-два, взяли! — шёпотом командовал Бурун.
А в своём углу чутко спал артельщик. Сперва он тревожно ворочался и думал, не перебраться ли в каюту, но под шум дождя успокоился — на его ноге был крепкий узел! — и уснул. Он слегка посвистывал носом. Но вдруг тревожно вскинулся, открыл глаза, и зубы у него судорожно застучали. Канат шевелился! Стёпка, холодея, вцепился в него рукой, но в то же мгновенье слетел с трюма.
— Кальмар! Кальмар!! — срывающимся от ужаса голосом завопил артельщик.
Моряков бросил кисть, Пионерчиков вскочил с подушкой в руках, Петькин выглянул из-под одеяла. И при свете молнии команда увидела жуткую картину: по палубе, хватаясь за что попало, в темноту с воем катился артельщик.
— Багор! — крикнул Моряков. — Берегитесь щупалец!
Схватив пожарный багор, он кинулся на помощь артельщику. За ним сразиться с чудовищем летел Пионерчиков.
Ни Солнышкин, ни Бурун, ни Федькин этого не слышали: они усердно тащили канат навстречу дождю и ветру.
— Раз-два, взяли! — командовал Бурун и протаскивал канат метра на два вперёд. — Раз-два, взяли! — И канат снова продвигался на два метра с ещё большей скоростью.
Но скоро и сюда донеслись ужасные вопли.
— Бежим! — крикнул Солнышкин.
— Бежим! — сказал Бурун, хотя ключи от артелки были в его кармане. И все трое бесстрашно бросились на помощь гибнущему.
— Где кальмар? — подбежав к Стёпке, спросил Моряков.
Бурун, Солнышкин и Федькин заглядывали за борт.
— Здесь, — простонал от ужаса Стёпка. — Здесь! — И похлопал себя по ноге.
Моряков быстро наклонился и увидел на Стёпкиной ноге завязанный двойным узлом манильскии канат.
— Послушайте, что же это? — тяжело дыша, спросил Моряков.
— Обыкновенное хулиганство, — отчеканил подбежавший Пионерчиков и посмотрел на Солнышкина.
— Хулиганство! — взвыл артельщик.
— А я при чём? — сказал Солнышкин. Он со всех ног бежал на помощь и — на тебе!
За бортом сверкнула молния. Она осветила гневное лицо штурмана. Кажется, готовился скандал, но вдруг артельщик снова завыл и вцепился в Морякова. Моряков схватил багор, Пионерчиков и Солнышкин бросились к Стёпке. И тут все увидели Верного, который сердито продолжал тянуть верёвку. Старый корабельный пёс не видел основания для волнений, но не терпел беспорядка на палубе.
Пионерчиков замолчал. Моряков почесал в затылке, а Федькин промурлыкал:
Что это, братцы, за пароход?
Плавали, братцы, знаем!
Артельщик, отвязывая верёвку, со злостью смотрел на своих спасителей. Он проклинал и их, и кальмаров. Он ещё отомстит тем, кто подстроил ему такую штуку!
Между тем гроза кончилась. Небо прояснилось. Только за верхнюю звёздочку Южного Креста зацепилась небольшая туча и проливала дождь, пока не превратилась в маленькую радужную каплю.
Новые идеи радиста Перчикова
Утро началось прекрасно. Океан стал бархатно-зелёным, и вымытый дождём «Даёшь!» летел чистенький и новенький, как из магазина. Команда тащила на корму доски, брезент, боцман стучал молотком. Через час на палубе красовался новый плавательный бассейн. По шлангу, который наладил Мишкин, в него текла чистая океанская вода.
