— Вот вам и грандиозная идея! Нет, девочка, тебе ещё рано в кружок мыслителей — чуть не утопила старика, — откашливаясь, ворчал дед.
— Зем, ты не прав! — возразил круг. — Мысль как правильное умозаключение ценна сама по себе, а не из-за своей мгновенной пользы. Одна мысль не принесла пользу, а вторая перевернёт земной шар, в лучшем, конечно, смысле слова. Важно, чтобы здравые мысли рождались! Для этого и существует наш кружок и наши головы. А Любина мысль — шедевр. Краткая и стройная! Земля и вода и ты, Зем, посередине! И ничего лишнего! Блестяще! Никто из нас не додумался, а Люба — пожалуйста! Талант! На досуге мы ещё порассуждаем об этом!
Щука хохотала, тряся по жабры высунутой головой, потом осеклась и громко объявила:
— Внимание! Вам повезло! Я знаю второй секрет Нож-Реки. Ради Любы я открою его, но при условии, что вы примете её в свой кружок этих, как их?
— Мыслителей, — подсказал Вася.
— Да-да, мыслителей! Люба, ты ведь хочешь этого?
— Хочу.
— Считай, что ты уже вступила! — И щука сделала круг по воде.
— Нет! — горько заявила девочка. — Так нечестно. Насильно я не хочу! Надо, чтобы меня приняли добровольно!
— Браво, девочка! — воскликнул Пи-эр. — Отличное заявление! Оно подтверждает, что ты достойна нашего кружка! Не будем откладывать дело в долгий ящик! Как председатель я ставлю вопрос на голосование: кто за то, чтобы принять Любу в наше общество? Я — за!
— И я! — Вася поднял руку.
Земленыр задумчиво оглядел каждого, гмыкнул и тоже поднял руку.
— Единогласно! — заключил Пи-эр. — Поздравляю тебя, девочка! И вас, друзья, с приобретением ценного товарища!
— Спасибо, кружочек-дружочек! — Люба шагнула к Пи-эру и ласково прижалась к его холодным досточкам.
— Ну, хорошо! Пусть будет по-вашему, законно. Не помогла, так ускорила — тоже заслуга! — подытожила щука. — А теперь, — внимание! Второй секрет! Раз в сутки, в полдень, Нож-Река останавливается. Оба течения замирают на некоторое время и меняются направлениями. В этот момент её и можно пересечь! Ясно? Ну, желаю удачи! Люба, до встречи через сто пятьдесят лет!
— Минуточку, соседка! — окликнул её Земленыр. — А что охрана, убралась домой?
— Не знаю, не видела. Говорю, что я в земных делах не сведуща.
— А сколько их было?
— Четверо: трое солдат и офицер. Спрашивай ещё, старик, мне нравится, как ты ко мне обращаешься — соседка. Обычно меня зовут злюка, злодейка, а тут — соседка. А почему — соседка?
— Все мы на земле соседи, — просто ответил дед.
— Вот это правильно!
— Тогда ещё вопрос: как ты, соседка, думаешь, знают барбитураты о секретах Нож-Реки?
— Могу только предполагать. С таким же успехом можете предполагать и вы. Охрана сменяется раз в полгода. Представьте себе — полгода безделья и ничего вокруг, кроме моста и реки, поневоле заметишь. Так что о первом секрете они скорее всего знают, может быть, даже на чьём-то горьком опыте — не исключено, что кто-то из солдат, купаясь, далеко заплыл. Кстати, один из них хромой. А вот второй секрет не такой очевидный, хотя не такой уж и скрытный. Словом, и да и нет.
— Логично! Спасибо!
— Ну, счастливо, соседи!
Щука пошла описывать круги, все больше и больше, и вот на самом большом, набрав критическую скорость, она, как ракета, сорвалась по касательной орбиты и канула в неизвестность, откуда и появилась.
— Подходящей попутчицей могла бы быть, умей она жить без воды! — вздохнул Пи-эр.
— Да, славная щучка! — согласилась Люба.
— Я тоже долго не могу без воды, но и на суше временно чувствую себя превосходно. В этом смысле я — амфибия, — рассудил круг.
Люба уловила ноздрями запах укропа и лаврового листа, глянула на кувшин — он булькал. Стоял на сырой траве, метрах в пяти от костра, из пены торчали рыбьи головки с белыми глазами.
— Уха готова! — объявила девочка и добавила тише, только для Васи:
— Ты прав — кувшин волшебный, сам варит!
— Я же говорил! Вот здорово!
— Прошу к столу!
Пи-эр услужливо распластался на земле кверху ручкой и зачмокал, распаляя у присутствующих и без того адский аппетит. Вася отыскал на берегу берёзовый коротыш, привычно снял с него ножом большой шмат бересты, вырезал из него три круглых блина, согнул их воронками и защемил складки раздвоенными концами прутиков — получились отличные ложки. Земленыр разыскал в кустах лопухи, и три листа стали тарелками, на которые Люба и разложила поровну рыбу, а хлебать принялись из общего. Уха удалась на славу, в ней было все необходимое, даже картошка. И Люба рассудила, что кувшин варит, наверное, не что попало, не что взбредёт на ум владельцу, а лишь то, для чего есть исходный продукт. Значит, круглый лодырь, который не умеет и не может для себя палец о палец ударить, помрёт с голоду даже с этим кувшином-полусамоваром, для которого сперва нужно что-то добыть, а уж потом он сварит.
«Что ж, — подумала Люба, — в этом есть, пожалуй, высокая мудрость: даже чудеса ограничиваются во всемогуществе, чтобы человек не разбаловался и не разленился окончательно. Очень мудро!»
Что в ухе главное? Рыба! Рыба есть, остальное, побочное, кувшин, значит, вырабатывает сам. Впрочем, это предположение предстояло ещё проверить.
Ели торопливо, подгоняемые Земленыром, который, сев лицом к Нож-Реке, не спускал с неё глаз, следя за плывущими предметами, и два раза вскрикивал: «Все! Остановилась!», но ошибался.
Люба наелась быстро. Швырнула пару ложек юшки, обобрала губами одну рыбинку — и сыта. И стала с удовольствием наблюдать, как едят мужики. А Вася с Земленыром насыщались страстно, самозабвенно.
— Люба, последи за рекой, коли ты насытилась, — сказал дед.
— Ладно, не волнуйся!
Какое-то время она следила за течением, потом отвлеклась: прибирая ложку в корзинку, Люба наткнулась на голубую медаль и принялась рассматривать её. На лицевой стороне было лишь одно слово «ЗА», а за что — неизвестно, ни многоточия, ни чёрточки не было, даже никакого намекающего рисуночка. Голая плоскость и — «ЗА». Или в королевстве и без уточнений было известно, за что именно даётся такая медаль, или медаль выпустили на всякий случай, на такой, например: надо обязательно награждать, а награждать не за что — вот и выдают медаль «ЗА», мол, отвяжись, худая жизнь. На реверсе, то есть за обратной стороне, курчавились, цепляясь одна за другую, три буквы — КБР.
— К, Б, Р, — тихо проговорила девочка, повторила ещё раз и вздрогнула — что-то очень знакомое, какое то близкое имя пульсировало в этих трёх буквах, означавших, разумеется, всего лишь Королевство Берёзовых Рощ. И Люба лихорадочно, как в бреду, начала подбирать промежуточные гласные и нашёптывать возникающие слова: КОБУРА, КОБРА, КАБАРГА, КАРБЮРАТОР, КАБАРЕ и вдруг возникло, выскочило то слово, чьё биение она ощущала — КОРБЕРОЗ.
— Что ты сказала? — насторожился Земленыр.
— Ничего, это я так! — смутилась и отмахнулась Люба, про себя, однако тростя[2]. «Корбероз, Корбероз, Корбероз!» Это же имя фокусника, который отправил их в сказочную страну. Какое отношение фокусник Корбероз имеет к Королевству Берёзовых Рощ… Над этим Люба не стала размышлять, она сразу же, чутьём, поняла, что имеет. Она пристальней всмотрелась в профиль Земленыра и отметила, что большим лобным выступом дед очень походил на Корбероза. Как и почему? Эти вопросы опять же до поры до времени не интересовали девочку. Она просто набиралась впечатлений для более глубоких обобщений, как и положено члену кружка мыслителей. А пока лишь факты. При этом Люба постоянно помнила, что у Земленыра был младший брат, улетевший в небо, а Корбероз всегда спускался с неба. Словом, Любино воображение разыгралось не на шутку, и она радовалась этому тихой тайной радостью.
Заметив, что Вася сливает в свою ложку густой осадок ухи, Люба вскочила и сказала:
— Перейдём к чаю!
— Некогда! — отрезал Земленыр.
— Ой, дедушка! Без чая еда не еда! — хныкнула Люба, жаждавшая не столько чая, сколько новой проверки возможностей кувшина. — Хоть по глотку! Это очень полезно!
— Знаю! Я сам люблю чай! Это идеальный стариковский напиток, прочищает кишки и мозги, но чай будем пить только на той стороне! Ещё ведь надо плот мастерить!
— Какой плот, Зем? А я-то на что? — обиженно проворчал Пи-эр и встал на ребро. — Плот — это прямоугольник или, ещё хуже, квадрат. У них большое сопротивление, а у меня отличная гидродинамика!
— Ты же меня не удержишь, а плавать я не умею, — напомнил Земленыр.
— А цепляться ты умеешь?
— Умею.
— Вот и уцепишься за меня, остальные — тоже! И никакой самодеятельности, слышите? Вася, это в первую очередь касается тебя!
— Слышу! И понял.
— Все! Остановилась! — опять крикнул дед.
На сей раз да, все плывшее замерло. Круг скатился с обрывчика, на него поместили одежду, корзинку, куда Люба старательно уложила кувшин и все три берестяные ложки-черпаки, поверх посадили Ду-ю-ду, потом сами с ойканьем погрузились в воду, мёртвой хваткой уцепились за край, и Пи-эр неведомой силой повлёк честную компанию на тот берег. Все трепетали, ибо не знали, сколько времени продлится затишье, и не могли определить середину реки. Будь воды разноцветные, тогда бы просто, но и вблизи и вдали все было одинаково: тот же матовый отсвет и тот же речной мусор. Но по инерции движения этого мусора Пи-эр произвёл необходимые расчёты и торжественно объявил:
