— Стреляйте! — заорал отец.
Ангелина вскочила, что-то сильно толкнуло ее в спину, но она удержалась на ногах и бросилась к охранникам, не обращая внимания на грохот выстрелов и толчки пуль.
Девушка подхватила с пола многострадальные часы и что есть силы запустила их в голову одному из людей. Телохранитель упал, как марионетка, у которой обрезали державшие ее нити. Второй с невнятным воплем выскочил из кабинета.
«Я скажу, что не все так плохо, что у каждого из нас есть свои сильные стороны, мы можем жить вместе, а старейшине наплету что-нибудь», — девушка повернулась к отцу.
Забившись в угол, он наставил на нее пистолет. В глазах мужчины застыл страх.
Все заготовленные слова вылетели из головы, и вместо этого Ангелина сказала:
— Попробуй выстрелить, и последуешь за ним, — она показала на лежащее на полу тело, вокруг которого уже расплывалась кровавая лужа.
— Успокойся, — прохрипел отец. — Я дам тебе достаточно денег, можешь развлекаться как хочешь.
«Если он так боится, сможет ли он меня снова полюбить, любил ли он меня когда-нибудь?»
— Папа, — Ангелина не мигая смотрела на него, — ответь мне на один вопрос. После этого я уйду, обещаю. Но если ты соврешь, я убью тебя. Кстати, я теперь чувствую, когда люди врут, так что не испытывай судьбу.
Отец молча кивнул.
— Ты меня когда-нибудь любил, ну еще до всего этого? — она обвела рукой комнату.
— Я… — хрипло начал отец.
Ангелина прищурилась и оскалила клыки.
— Не рискуй, а то проиграешь, — конечно, ее еще не учили таким штукам, но отец об этом не знает, а ей как никогда нужен честный ответ. — Я уйду, как обещала, и оставлю тебя в покое. Навсегда. Независимо от того, что ты скажешь. Если, конечно, это будет правда, — добавила она.
Отец замолчал. Ангелине казалось, что прошло, наверное, лет сто, когда он наконец заговорил.
— Я не уверен точно, наверное, когда-то давно. — Ангелина угрожающе двинулась к нему. — Ты меня всегда раздражала! Всегда была писклявой дурой, даже когда только родилась! — заорал он, поднимая оружие. — Не подходи, тварь!
Ангелина бросилась прочь из кабинета. Проносясь по лестнице, она опустила голову пониже. Потому что вампиры не плачут. Не при людях, во всяком случае.
В тот вечер она убила еще сколько-то людей, Лина не помнила точно. Отец — не тот трус, а настоящий, с большой буквы Отец, сурово наказал новообращенную, сказав, что если она будет так продолжать, то скоро погибнет. И в отличие от того, что ей говорил тот другой, жалкий человек, Ангелина слышала в голосе старейшины неподдельное беспокойство. Ему было не все равно.
* * *
«Говорят, что если человеку чего-то не хватает, то судьба ему это дает, — подумала вампирша сейчас, продолжая бежать по застывшему ночному лесу, — у меня не было семьи. Теперь есть. Есть Дом и Отец. Врут те, кто утверждает, будто смерть ничего не решает. Это правило касается только тех, кто неправильно умер».
Какой-то шорох привлек ее внимание. Ангелина остановилась.
— Эй, выходи, какой же ты волк, если прятаться не умеешь!? — крикнула она во тьму, туда, где ощущала горячую пьянящую кровь, в которой мешался аромат человека и зверя.
— Я и не прятался, — сказал Северин, появляясь из-за дерева.
Северин беспокоился все больше. Хотя он не сказал ни слова, все чаще отставал, делал круги, и после каждого такого круга лицо его становилось все мрачнее. Глеб и сам уже поглядывал на часы, беспокоясь, где же Ангелина, удался ли вампирше ее отчаянный маневр. Хотелось бы. Характер у нее, конечно, не сахар с медом, но все же она, как выяснилось, далеко не так плоха, какой хочет показаться. У Глеба вообще создалось впечатление, что Лина многое делает назло, напоказ, как обиженный ребенок. Откуда в ней это — вопрос. Может быть, школьный психолог Светлана и разобралась бы, а Глеб даже не собирался.
Идти по темному лесу было трудно — то корень под ноги подвернется, то колючие кусты…
— Остановимся здесь, — неожиданно вынырнул из темноты завершивший очередной круг Северин. — Никуда не уходите, я сейчас.
И он снова исчез, прежде чем кто-либо смог возразить. Глебу хотелось бы составить другу компанию, но парень прекрасно понимал, что без него Северин будет действовать гораздо быстрее и эффективнее. Глупо становиться ненужным балластом и тормозить поиски, воображая при этом, будто помогаешь.
Они уселись на поваленный ствол дерева. Каждый слишком устал для того, чтобы разговаривать, поэтому все молчали. А может, не только из-за усталости, но и от того, что беспокойство было слишком сильно, слишком важным стал вопрос «как быть дальше». Ясно, что люди Евгения Михайловича их ждали, а значит, директор понимает, куда идут его бывшие ученики. Теперь артефакты либо перепрячут, либо устроят там, где они хранятся, смертельную ловушку. Глеб даже склонялся к последней версии, учитывая, что Евгений Михайлович — человек умный и знает: нельзя вечно бегать и перепрятывать. Скорее всего, у него хватит и ресурсов, и жесткости, чтобы на этот раз покончить с группой навсегда, взять ее в железные тиски и раздавить.
Какие у них варианты? Позабыть об артефактах и залечь на дно? Плохой выбор. Если они не отберут артефакты, Евгений Михайлович наверняка перестанет собирать полный комплект и решит воспользоваться тем, что есть, понимая: это лучше, чем ничего. И какая каша заварится в этом случае, даже предположить страшно. Нельзя. Да и вампиры вряд ли позволят им залечь на дно. Пока что старейшина был с ними, как понимал Глеб, весьма мягок, но если он решит, что группа не оправдала ожиданий, все переменится.
Надо думать… надо искать выход…
Глебу казалось, что голова сейчас расколется. От усталости он и так едва соображал.
В кустах послышался шорох. Глеб осторожно достал из кармана выданный Ангелиной пистолет. Ничего не видно. Девушки, не сговариваясь, придвинулись ближе к Глебу. Парень щелкнул предохранителем, готовый встретиться с любым врагом, от человека до ночного хищника…
— Это мы, — донесся голос Северина.
Глеб с облегчением перевел дыхание, но пистолет не убрал — мало ли что может скрывать в себе темнота, каких людей или чудовищ, умеющих подражать голосам.
Александра направила фонарик в сторону, откуда слышался шорох. Свет выхватил из тьмы сосредоточенное лицо Северина, затем — лицо Ангелины, грязное, покрытое коркой грязи. Сейчас вампирша действительно напоминала чудовище.
— Как прошло? — спросил Глеб, когда они подошли ближе.
— Нормально, — вампирша пожала плечами. Теперь было заметно, что она грязная вся — с ног до головы. — Счет один ноль в мою пользу. Одного они потеряли, а люди пошли в другую сторону.
— Спасибо, — Глеб встал и протянул вампирше руку.
Лина явно не ожидала такого жеста и на минуту застыла, а потом как-то неуверенно подала свою грязную ладонь. Глеб крепко ее пожал.
— Минус один — это Славик? — уточнил он, понимая, что вряд ли Ангелина удостоила упоминанием кого-то из рядовых подчиненных Евгения Михайловича, большая часть из которых даже не представляет, на кого работает.
— Он, — согласилась Лина.
— Спасибо, — Саша тоже встала и подала вампирше руку.
Герой дня на сегодня определился совершенно четко и совершенно заслуженно, если уж говорить откровенно. Только Динка ничего не сказала, но Глеб и не ожидал от нее такого. Молчит, не дразнит вампиршу — уже хорошо.
— Я видел неподалеку заброшенную деревеньку, там и переночуем, а то поздно уже, — сказал тем временем Северин.
— Хорошо, — кивнул Глеб. Все сейчас нуждались в отдыхе, да и идти в темноте по лесу, спотыкаясь и производя страшный шум, тоже небольшое удовольствие.
Впрочем, дойти до деревни тоже оказалось нелегко, и когда группа добралась до покосившихся деревянных домов, все, кроме Северина и, разумеется, Ангелины, едва держались на ногах.
Северин осмотрел и тщательно обнюхал покинутые жилища и выбрал наиболее крепкую избу.
— Не чувствую ничего опасного. Думаю, здесь можно переночевать, — сообщил он.
Глеб устало кивнул. Они осмотрят это место завтра утром, при свете солнца, а сейчас хоть немного поспят. Разумеется, приняв некоторые меры безопасности. Жаль, что тут нет Яна, но простейшую магическую защитку можно и без него поставить.
Памятуя о прошлом опыте, когда «русичи» едва не погибли, будучи заперты в старой бане, Глеб повел себя надлежащим образом: войдя в избу, избранную для ночлега, поклонился, попросил приюта и, найдя в сумке пакет с дорожными бутербродами, отломил кусок хлеба с сыром и положил на пол — домовому на угощение. Домовой, конечно, сам по себе дух не злобный, в отличие от того же банника, зато обидчивый. В плохом настроении может причинить немало неприятностей, спрятав нужные вещи так, что и не отыщешь, а то и сядет ночью на грудь, мешая дышать. Тут изба старая, если вдруг кто из местных духов остался, мог за время одиночества сильно одичать и разозлиться. В общем, принять простейшие меры показалось Глебу нелишним.
