Из поместья барона Окси мы выехали на рассвете. Утренняя свежесть холодила кожу лица и рук, что было даже приятно.
Огонек, мой иноходец, вел себя очень хорошо и во всем слушался грума — мистера Хелстона. Удобно устроившись за его спиной на особой подушке, я вглядывалась в проплывающее мимо жнивье, золотившееся после уборки урожая, и замершие по углам полей горбатые, словно огромные угрюмые крысы, скирды.
Мистер Хелстон, мой грум, очень-очень старый. Ему, наверное, лет сорок пять. Общается он только с Огоньком, а я удостаиваюсь лишь вежливых: «Да, миледи» или «Нет, миледи». Голос у мистера Хелстона хриплый, словно простуженный.
Во время летних путешествий королевский кортеж движется в одном и том же, строго установленном порядке. В авангарде — герольды и глашатаи, потом мистер Хэттон, капитан личной гвардии королевы со своим отрядом, а за ними — Ее Величество в компании графа Лестера на прекрасном сером в яблоках скакуне, доставленном специально для нее из Венгрии.
Граф — главный конюший королевы, он сопровождает Ее Величество во всех поездках, не отходя от нее ни на шаг, кроме того, он ее фаворит — это всем известно. По бокам и позади королевы скачут особо приближенные вельможи, за ними мы, фрейлины, а уж дальше тащится весь остальной Двор.
Когда наша кавалькада проезжает мимо деревень, крестьяне оставляют свои наделы, женщины выводят из хижин одетых в чистую праздничную одежду детей, и весь народ собирается на обочине, чтобы поприветствовать свою королеву. Селяне просто лопаются от гордости, что она проезжает именно через их скромную, ничем не примечательную деревеньку, а не через другую, такую же. Будет им теперь чем похвастать перед соседями, своими соперниками еще со времен римлян!
Зеваки глазеют на королеву, на ее свиту и без всякого стеснения громко делятся своими впечатлениями. Им наплевать, слышим мы их или нет.
Вот, например, вчера одна из селянок вдруг зацокала языком и заверещала на всю улицу:
— Гляньте-ка, вон у той красотки в красном бархатном капюшоне наверняка несварение желудка! А то с чего бы у нее такое кислое лицо? Уж точно выпила пинту уксуса!
Из всех фрейлин Ее Величества лишь одна была в красном капюшоне — леди Джейн Конингсби. Леди Сара, естественно, захихикала — она ненавидит леди Джейн. Впрочем, и другие фрейлины не питают к ней особой привязанности.
Наша королева очень умна и умеет расположить к себе любого, за что все ее очень любят. Заметив в толпе размахивавшего чепчиком жизнерадостного малыша, она натянула поводья и осадила своего скакуна. Встревоженный граф Лестер подал знак кортежу остановиться.
Малыш и вправду был очаровательным: с золотыми волосами, огромными голубыми глазами и крошечным сопливым носиком. Не спуская с королевы глаз, ребенок залился счастливым смехом. Думаю, его привели в восторг ослепительно сверкавшие драгоценности Ее Величества.
Королева улыбнулась ребенку и его зардевшейся от гордости матери. Малыш что-то залепетал, захлопав в ладоши, и неловко шлепнул себя по носу. Все заулыбались.
— Красавчик и настоящий крепыш, — ласково заметила Ее Величество.
Молодая мать присела в глубоком реверансе, потом выпрямилась, подняла ребенка высоко над головой и выпалила на одном дыхании:
— И верный вассал королевы! Я буду молить Господа, Ваше Величество, послать вам такого же славного малыша!
Придворные ахнули, затаив дыхание: обычно разговоры о детях портят королеве настроение, она становится грустной или, наоборот, злой и раздражительной. Ее Величеству уже тридцать пять, и многие считают, что скоро она будет слишком старой, чтобы произвести на свет собственных детей. Поэтому королева и не любит, когда ей о них напоминают.
Но на этот раз она промолчала. Склонившись в седле, Ее Величество потрепала малыша по щечке. Мило заулыбавшись, ребенок ухватился за рукав ее расшитого жемчугом наряда — одна из жемчужин осталось в пухлой детской ручке.
— Ох! Что ты натворил, шалун… — испуганно вскинулась его мать.
— Пусть оставит себе, — беспечно заметила королева. — На память. Вы — счастливая женщина!
Молодая мать присела в почтительном реверансе. Королева тронула поводья, граф дал знак, и процессия продолжила свой путь по извилистой пыльной дороге.
На повороте я оглянулась: женщина крепко держала слюнявую ручку малыша, которой тот пытался затащить королевскую жемчужину в рот…
Мери Шелтон, ехавшая рядом со мной, восседая за спиной грума, тоже это заметила и отложила вязание, кажется, одеяльце для сына старшей сестры. Многозначительно улыбнувшись, она молча посмотрела на меня.
— Что еще? — нахмурилась я.
— Ты заметила, как расстроилась королева? Полагаешь, она снова подумывает о браке?
Я пристально взглянула на Ее Величество, которая, грациозно покачивалась в седле впереди нас. Граф Лестер, почтительно нагнув голову, внимательно прислушивался к тому, что она говорила.
При Дворе графа не любят — он высокомерен и заносчив. Но рядом с королевой черты его холеного лица смягчаются. Трудно представить, что таких немолодых людей, как королева и граф, могут связывать романтические отношения. Началось это давным-давно и происходило у меня на глазах. Правда, тогда я была совсем несмышленым ребенком и мало что понимала в жизни.
Мери задумчиво спросила:
— Наверное, ты больше других знаешь об отношении королевы к графу, Грейс?
Я кивнула.
— Тогда мне было лет пять, не больше. Королева выглядела очень счастливой. А моя мама — ты знаешь, она была ее придворной дамой и близкой подругой, — радовалась и тревожилась за нее одновременно. Ведь у графа, — правда, тогда он еще не был графом, а просто Робертом Дадли, — уже была жена, Эмми Робсарт.
Мери оживилась.
— Да-да! Эмми потом умерла, и то, как это произошло, вызвало страшный скандал!
Я огляделась по сторонам. Делая вид, что наша беседа их совершенно не интересует, другие фрейлины приказали своим грумам подъехать к нам поближе. Понятное дело! Ведь в ту пору только я находилась при Дворе и была всему свидетельницей!
Я начала рассказывать Мери о том, что знала о событиях восьмилетней давности, когда королева и Роберт Дадли влюбились друг в друга. Мама говорила, что они познакомились, когда Елизавете, тогда еще принцессе, было всего девять лет, а через несколько лет снова встретились — в Тауэре, где оба находились в заключении. Елизавету в темницу заточила ее старшая сестра Мария I, королева Англии, а Роберт же попал туда, будучи участником заговора против этой самой королевы.
Но как только королевой стала Елизавета, она приблизила к себе Роберта Дадли, и с тех пор они неразлучны. Участвуя в рыцарских турнирах, «милый Робин» всегда прикреплял к плечу ее перчатку или платочек — в знак особой милости Ее Величества, о чем ходило немало слухов.
Остальные вельможи были в ярости, ведь деда и отца «выскочки» Дадли казнили за организацию заговора против ее собственной старшей сестры!
Но Ее Величество мало что трогало, она была ослеплена любовью и верила, что, став свободным, Роберт Дадли будет принадлежать только ей. Новый брак Роберта был только делом времени — его супруга была тяжело больна и прикована к постели.
— Вскоре Эмми Робсарт умерла, — продолжила я. — Говорили, что она споткнулась и упала с лестницы, сломав себе шею.
— Споткнулась? — изумленно переспросила Мери. — Но она же была прикована к постели?!
— Вот именно, — заметила я. — Злые языки утверждали, что Дадли потерял терпение и сам избавился от Эмми, чтобы освободить место для Ее Величества. Из-за этих слухов королева стала его избегать — она не могла быть замешанной в скандале, да других вельмож нельзя было доводить до крайности — так и трон можно было потерять!
Я не стала посвящать Мери в прочие подробности. Но сама я прекрасно помню, как мама бережно прижимала к груди отчаянно рыдавшую королеву, а та, задыхаясь от горя, бормотала: «Нет, нет, он не мог этого сделать! Он не способен на такое… Господи, помоги нам! Маргарет, мы не сможем ничего доказать…»
— К сожалению, вы правы, Ваше Величество… — ответила тогда мама. А потом за мной пришла няня и отвела в сад собирать цветы.
Я взглянула на Мери.
— Мама больше никогда об этом не заговаривала. А сейчас ее больше нет, и мне некому задавать вопросы… Хотя подозреваю, что она недолюбливала Роберта, и терпела его только потому, что королева была от него без ума, не видя в нем никаких недостатков.
После разговоров о маме мне всегда становится грустно. Я очень по ней скучаю! Когда мама скончалась, выпив предназначенное королеве отравленное вино и этим спасла ей жизнь, Ее Величество не оставила меня в беде и взяла под свое крыло. Так я и стала, несмотря на свой юный возраст, королевской фрейлиной.
