– Прекрати так говорить об учительнице, – папа строго погрозил пальцем, – и знай, работать придётся изо всех сил. Диана Петровна за каждый артикль с тебя будет по семь шкур драть. И ещё учти, по всей вероятности, тебе придётся пропустить в школе не только май, но и сентябрь, а также, возможно, и большую часть октября. Но только попробуй отстать от школьной программы! Если ты не уверена в своих силах, давай сразу откажемся от этой авантюры.
– Нет, нет, папочка! Обещаю: буду заниматься как зверь.
– А ты много зверей-отличников видела? – хмыкнул папа.
– Я буду, как дрессированный зверь, такой как в цирке, – сказала я, – в цирке-то они, наверно, все отличники, иначе бы они в зоопарке сидели.
– Не знаю, не знаю. Ну, смотри. Ты пообещала. А то в зоопарк тебя отдадим.
* * *
А через два месяца с заслуженной четвёркой по английскому, с чемоданом, набитым учебниками, и самыми радужными мечтами я почти всю ночь, прилипнув к окну поезда, смотрела с нетерпением, когда же мы увидим Москву. Впереди у меня были самые замечательные каникулы на свете.
Все формальности уже были улажены замечательным образом. Папу назначили руководителем экспедиции, а маму зачислили в группу геофизиком. Папа и мама прямо-таки светились от предвкушения интересной работы. Сейчас они ехали в Москву, чтобы проводить меня и через день вылететь в Кигали, откуда им следовало отправиться куда-то вглубь Руанды.
В Москву мы въезжали на рассвете. Столица встретила нас солнцем. Оно сияло в широких окнах, позолотой растекалось по крышам, дробилось и сверкало в проносившихся мимо нас автомобилях. Даже воздух был золотисто-розовым от солнца. Красотища! Пока мы ехали в такси, мама пыталась что-то рассказывать мне о том, что проносится за окнами машины, но я никак не могла сосредоточиться, просто впитывала красоту за окном. Это была не та чужая открыточно-официальная Москва, которую я сто раз видела на картинках и по телику, это была какая-то совершенно иная: живая и радостная Москва. И она мне ужасно нравилась.
– Ну, вот, – сказал таксист, – приехали. Вам сюда.
Мы вышли из машины. Таксист вынул из багажника наши чемоданы и, пожелав нам счастливого времяпрепровождения в Москве, укатил.
Мама сверилась с записной книжкой, и мы приблизились к воротам дома.
Здание на Дорогомиловской улице охранялось как космодром. По двору там бродила целая армия охранников, и повсюду были понатыканы камеры видеонаблюдения. Едва мы подошли к воротам, как сразу пять камер насторожено повернули в нашу сторону жадные крысиные рыльца. Я, признаться, оробела и даже подумала, что ну её эту Москву. Мама тоже явно чувствовала себя не в своей тарелке. И даже папа, самый храбрый человек на земле, кажется, присматривал пути отступления. Мы стояли у ворот вокруг своих чемоданов и неуверенно оглядывались. Я прижимала к груди клетку с Флёркой. Один из многочисленных охранников решительно двинулся в нашу сторону. И тут Флёрка, обычно не слишком разговорчивый, видимо от дорожных волнений вдруг встрепенулся и заорал:
– Теракт! Террракт!
И где он таких слов нахватался? Наверно, всё-таки вредно телевизор попугаям смотреть.
Охранники напряглись, а тот первый даже схватился за оружие.
– Ой, Лиза! Костик! А я на вокзале бегаю, ищу! Как же мы разошлись-то?
К нам быстрым решительным шагом приблизилась тётя Катя.
– Ну, Машка, тебя и не узнать. Как же ты выросла!
– Екатерина Антоновна, вы знаете этих людей? – спросил один из охранников.
– Да, да, Серёжа. Это – сестра Вадима Андреевича с мужем и дочерью. Маша будет жить у нас, я предупреждала Кольченко.
– Точно так, – кивнул охранник, – Елизавета Андреевна, Константин Николаевич, добро пожаловать. Вещи оставьте – ребята их отнесут. Маша, приятно познакомиться. Меня зовут Сергей Петрович.
– Здрасьте, – сказала я.
– А как зовут нашего возмутителя спокойствия?
– Флёрка. Он, вообще-то, тихий. Прямо не знаю, что на него нашло.
– Это, чтобы его заметили. Что же, Флёрка, ты своего добился. Теперь мы тебя уже ни с кем не перепутаем.
Флёрка пристыжено притих, а Сергей Петрович повернулся к папе с мамой и сказал:
– Ну, вы располагайтесь, всего вам доброго.
Двое охранников легко подхватили наши шмотки и направились к входу в здание. Папа, явно радуясь благополучному разрешению ситуации, сразу оживился и сказал:
– Девочки, наверно, вы тут сами пока разберётесь, а я ненадолго в министерство. Надо кое-какие вопросики сразу решить. К вечеру буду. Вадьке привет!
После этих слов, папа крутанулся на пятках и испарился.
– Ну вот, убежал, – огорчилась мама, – можно подумать, что его «вопросики» до завтра потерпеть не могли. Это же просто невежливо.
– Да брось! Не впечатляйся. Сейчас спокойно разберёмся с вещами, примете ванну, придёте в себя. А Костик вечером прибежит взмыленный из своего министерства, наверняка, в горячке половину своих «вопросиков» основательно перепутав. И кому, спрашивается, будет лучше? Но мужчины таких простых вещей не понимают. Поэтому я всегда и говорю, что мужчина – это диагноз.
– А, кстати, где Вадим? Почему он не смог нас встретить? – спросила мама, когда мы шли по просторному светлому и совершенно безлюдному коридору.
– Сейчас вы сможете на него посмотреть, – сказала тётя Катя.
– Сможем посмотреть? Ой! А что с ним? Он болен? – испугалась мама.
– Ага. По жизни. – Небрежно отмахнулась тётя Катя. – Говорю же: мужчина – это уже диагноз, и другого не надо! Пошли. Вот это наш главный зал. Там вы Вадима и найдёте. Надеюсь, он ещё свободен, и вы сможете поговорить. А я на минуточку вас оставлю. Насчёт вещей распоряжусь.
Мы с мамой не без трепета вошли. Поначалу огромный зал показался мне безлюдным, как и коридор. В центре зала возвышалось какое-то сооружение в виде колонны, или, точнее, низкой толстой башни из полупрозрачного очень толстого стекла. Внутрь загадочного сооружения вели несколько арок. Мы осторожно подошли к странной конструкции и решились заглянуть в одну из арок.
Я едва не вскрикнула от ужаса – рядом со мной, уставившись пустыми глазами в огромный аквариум, в центре «башни», в кресле странной конструкции, сидел незнакомый мёртвый человек. Наверно, ужас отразился у меня на лице, потому что мама схватила меня за руку.
– Тихо, – прошептала она, – не бойся. Он живой. Видишь – дышит.
Незнакомец, и правда, дышал, но всё-таки с ним было что-то не так. Похоже, что он был всё-таки, наверно, не очень живой или спал с открытыми глазами, а, может, был кем-то загипнотизирован. Мне стало совсем страшно, и я попятилась прочь, утягивая за руку и маму. Мы обошли башню и заглянули в другую арку с противоположной стороны башни. Здесь в таком же кресле сидел дядя Вадим. Мама окликнула его, но он даже не обернулся в нашу сторону, только что-то невнятно пробормотал, продолжая, не отрываясь, смотреть в аквариум.
Я тоже заглянула туда. С моей точки зрения, там не было ничего достойного внимания, напротив, в аквариуме, который уходил, кажется, на глубину нескольких этажей, копошилось нечто крайне неприглядное.
Когда я была маленькая, то меня часто отправляли к бабушкиной сестре в деревню. Мне там нравилось. Там было весело и интересно. Мы с друзьями купались в озере, бегали в рощу за земляникой, собирали васильки в поле. Но было одно место, которое перечёркивало все летние радости. У самого туалета в огромном одичавшем саду торчал трухлявый липовый пень, на котором жили отвратительные клопы-пожарники. Пень прямо-таки шевелился от них. До сих пор, когда я вспоминаю этих жутких тварей, меня передёргивает.
И вот теперь представьте себе, что в аквариуме стояли на задних лапах два таких красно-чёрных клопа, причём каждый из них был высотой почти в метр. Вдруг один из клопов задрал голову, приветливо помахал нам лапой и проскрипел:
– Лизанька, Машка, как я рад вас видеть! Катя вам поможет устроиться, а я приду, как только освобожусь.
Осчастливил!
Мы с мамой наперегонки бросились из страшного места. Мама ещё и зажимала рукой рот, словно опасаясь, что ее сейчас вырвет.
У самого выхода из зала мы едва не сбили с ног тётю Катю.
– Что случилось? – испугано спросила она, глядя на наши перекошенные лица.
– Ой, Катенька, Вадим и впрямь совсем плох. Когда это началось? Почему ты мне не позвонила? – спросила мама, едва не плача.
– Лиза, ты что?
– Ой, с Вадькой что-то совсем ужасное происходит. Он нас даже не узнал! А ещё там клопы разговаривают! – простонала мама.
– И ещё обещают, что придут, как только смогут! – добавила я, трясясь от страха.
Тётя Катя, глянула за наши с мамой спины и сказала:
– Понятно. Уже начали. Не волнуйтесь, ничего страшного. Просто Вадька, когда работает, он совсем отключается.
– Работает?! – ужаснулась мама.
– Ну, да.
– А клопы? – спросила я.
– Это тоже его работа.
– Ты хочешь сказать, что эти отвратительные существа связаны с работой Вадима? Это же просто какой-то кошмар! – простонала мама, опираясь рукой на стену, чтобы не упасть.
