их в папильотки [2] и прижгла горячим утюгом, чтобы держались покрепче. Но когда Соня стала снимать папильотки, вместе с ними снялись и волосы — утюг был чересчур горяч и сжег куколкины волосы. Соня плакала, но от этого у куколки волосы не выросли.
Соня очень заботилась о воспитании своей «дочки». Как-то ей вздумалось научить куколку прыгать. Девочка подвесила ее на нитке, но та была слишком тонка и лопнула. Куколка упала и сломала себе руку. Маменька пробовала починить ее, но многих кусочков не хватало, пришлось растопить много воску, и одна рука стала короче другой. Соня плакала, но одна рука у бедняжки так и осталась короче другой.
Потом Соне пришло в голову, что ножные ванны будут очень полезны для куколки, ведь принимают же их взрослые. Она налила кипятку в небольшое ведерко и окунула в него куколкины ножки. Вынула, и что же? Ножки растаяли и стекли в ведерко. Соня плакала, но куколка так и осталась безногой.
После всех этих злоключений Соня разлюбила свою куколку (она стала такой страшной), тем более что подруги смеялись над Соней. Наконец, Соне вздумалось научить куколку лазить по деревьям. Она посадила ее на сучок, но куколка не умела держаться на ветке и упала. Головой она попала на камень и расшиблась вдребезги. Соня не плакала — она пригласила подруг на куколкины похороны.
На похороны куколки приехали Камила и Мадлен. Они были в восторге от этой выдумки, Соня и Поль радовались не меньше их.
— Пойдемте скорее! — с нетерпением звала Соня. — Мы вас ждали, не клали в гроб до вашего приезда.
— Во что же мы ее положим? — поинтересовалась Камила.
— У меня есть старый ящик для игрушек, нянюшка обила его розовым коленкором, очень мило, пойдемте посмотрим, — предложила Соня.
Дети побежали в комнату госпожи де Реан, где нянюшка дошивала изголовье и перинку, чтобы уложить на них покойницу. Дети были в восторге от хорошенького гробика. Чтобы не было видно разбитой головы, растаявших ног и сломанной руки, куколку покрыли кусочком розовой тафты [3].
Ящик поставили на носилки, которые маменька приказала сделать. Всем хотелось нести покойницу, но это было невозможно, места было только для двоих. Дети немного потолкались, поспорили и наконец решили, что Соня и Поль, самые младшие, понесут носилки, а Камила и Мадлен пойдут одна впереди, другая позади и понесут корзину цветов и листьев, чтобы бросить их на могилу.
Когда шествие достигло Сониного садика, носилки с ящиком, заключавшим останки несчастной куколки, поставили на землю. Начали копать могилу, опустили в нее гроб, бросили на него цветов и листьев и засыпали могилу землей. Дети сравняли землю вокруг и посадили на могиле две лилии. А потом побежали к огородному водоему и набрали две лейки воды — полить лилии.
Тут начались новые шалости — сколько смеху было! Стали поливать друг другу ноги, бегать друг за другом, спасаться от воды. Сколько крику! Сколько веселья! Никогда не бывало таких веселых похорон. Правда, умерла ведь всего лишь старая кукла, полинялая, безволосая, безногая, безголовая — никто не любил ее, никто не жалел.
День прошел превесело: Камила и Мадлен, уезжая, спросили Соню и Поля, нельзя ли разбить еще какую-нибудь куклу, чтобы справить опять такие же веселые поминки.
Сонечка была не очень послушной девочкой. Маменька запретила ей одной ходить на двор, где каменщики строили птичник для кур, павлинов и цесарок [4]. Соня любила поглазеть, как работают каменщики. Если маменька шла туда, то всегда брала с собой и дочку, но приказывала от себя не отходить. Соне же хотелось побегать повсюду, и она однажды спросила:
— Маменька, почему вы не позволяете мне ходить одной, без вас, смотреть, как работают каменщики? А если пойдем вместе, отчего вы велите мне не отходить от вас?
— Оттого, что каменщики бросают камни и кирпичи. Они могут попасть и в тебя. А еще оттого, что там есть песок, известка — ты можешь поскользнуться. Попадешь в известку — больно будет.
— Ах, маменька, я буду ходить осторожно, а уж известка мне ничего не сделает.
— Ты так думаешь, потому что не знаешь, как жжется известка.
— Но, маменька…
— Пожалуйста, не рассуждай слишком много, замолчи! — прервала ее мать. — Я лучше тебя знаю, что тебе может повредить, а что нет. Я не хочу, чтобы ты без меня ходила на двор.
Соня опустила голову и не проронила ни слова, только скорчила недовольную рожицу и сказала про себя: «А я все-таки пойду, хочу и пойду!»
Случая ждать пришлось недолго. Час спустя садовник пришел доложить, не угодно ли госпоже де Реан выбрать герани, принесенные на продажу. Соня осталась одна.
Она огляделась по сторонам — не видят ли ее нянюшка или горничная? — и, уверившись, что поблизости никого нет, подбежала к двери, отворила ее и пошла на двор. Каменщики работали и не обращали внимания на Соню, а она глазела на них — все ей надо было видеть, все рассмотреть. Она стояла подле чана с известкой, белой и ровной, как сливки.
«Какая она белая, — думала Соня, — мне не удавалось разглядеть ее, маменька не позволяет подходить. Как она ровно лежит! Пройду-ка через весь чан, прокачусь на ногах, как по льду».
И вот Соня ступила на известку, думая, что она такая же твердая, как земля, но нога провалилась. Чтобы не упасть, она ступила другой ногой и до колен ушла в известку. Тут Соня закричала. Подбежал испуганный каменщик, вытащил ее, поставил на землю и говорит:
— Поскорей снимите, барышня, чулки и башмаки, они уже сгорели, да поторопитесь, не то известка пожжет вам ноги!
Соня взглянула на ноги: хоть сверху и держалась еще известь, но видно было, что башмаки и чулки почернели, точно побывали в огне. Она закричала еще громче, потому что известка стала пощипывать и жечь ноги.
К счастью, няня случилась неподалеку; она прибежала, тотчас догадалась, в чем дело, живо стащила с Сони чулки и башмаки, вытерла ей ноги передником, схватила Соню на руки и бросилась в дом. Когда девочку внесли в комнату, туда вошла и госпожа де Реан, чтобы заплатить деньги цветочнику.
— Что случилось? — с беспокойством спросила она. — Ты больна, Соня? Отчего ты без чулок?
Соня от стыда не могла вымолвить ни
