Моуди широко улыбнулся. «Ааааа, я помню, как взял тебя на твою первую битву, когда у тебя еще молоко на губах не обсохло», - напомнил он Министру магии.
«Я с тех пор выучила парочку новых трюков, Грозный глаз», - улыбнулась она в ответ, убирая свой монокль.
«Ты мне их еще покажешь, напарница. Будешь их вырубать, а я штабелями укладывать, - пообещал он. – Только помни: ПОС…»
«…ТОЯННАЯ БДИТЕЛЬНОСТЬ!» - прокричали вместе с ним Амелия и Кингсли.
Глаза Помоны уже давно высохли, и она деловито обсуждала план по обеспечению безопасности замка с Дамблдором, который оставлял ее за главную в их отсутствие. Если их поход закончится трагедией, Пожиратели смерти могут решить, что без директора Хогвартс стал легкой добычей, и напасть на замок. «Не волнуйся, Альбус, - сказала Помона, ее глаза вспыхнули воинственным огнем. – Вокруг стен замка были посажены весьма неприятные растения. Последние десять лет я их безжалостно выпалывала, но стоит добавить немного удобрения супербыстрого роста, и буквально через час никто не проберется в замок без адского огня… ну, или эксперта по травологии».
«Рад это слышать, моя дорогая, но в замке есть множество потайных ходов, и даже мне не известны они все. Как мы узнали на примере Тайной комнаты в прошлом семестре, внутри и снаружи замка могут обнаружиться неожиданные сюрпризы. Пожалуйста, не разрешай ученикам покидать свои башни и тщательно их охраняй. Вместе с Хагридом и другими учителями ты сможешь патрулировать коридоры и гарантировать, что школьная территория остается безопасной».
Помона кивнула: «Я привлеку к этому и старших старост – в любом случае, мне вряд ли удастся оставить их в неведении, да и, честно говоря, лишние палочки никогда не помешают, хотя Кинсли обещал прислать столько авроров, сколько он сможет выделить».
Глаза директора слегка замерцали. «Я не позавидую Пожирателю смерти, который наткнется на мисс Джонс или мистера Уизли».
«Вы все готов?» – спросил Добби, вернувшийся с волчьим зельем для Ремуса. Оборотень выпил его одним залпом, содрогнувшись от мерзкого вкуса, обнял напоследок Сириуса и расправил плечи.
Дамблдор оглядел комнату. Шеклболт поднял большие пальцы вместо прощания и отправился в Министерство через камин. «Мы готовы, Добби», - сообщил директор.
Добби один раз щелкнул пальцами, и тут же в комнате материализовались Кричер и несколько хогвартских эльфов. Каждый эльф встал рядом с одной из пар волшебников: Флитвик и Молли, Дамблдор и Люпин, Билл и Чарли, Сириус и Минерва, Боунс и Моуди.
Добби нервно шевелил ушами. Народу не так уж много, а ведь он насчитал не меньше трех дюжин Плохих Волшебников, но мрачная решимость небольшого отряда была очевидна. «Мы теперь идти!» - предупредил он, раздался громкий хлопок, и волшебники с эльфами исчезли.
Глава 62
Сонный Гарри как следует потянулся и улыбнулся, не открывая глаз. Ему было удобно, тепло и чьи-то нежные руки обнимали его. Он был в полной безопасности и чувствовал себя совершенно счастливым, как будто сегодня был первый день летних каникул. Он поудобнее устроился в чудесных объятиях и пару раз шмыгнул носом, наслаждаясь сладким, цитрусовым запахом, который обволакивал его, и вдруг его глаза распахнулись от удивления. «Мамочка?»
К его бесконечному изумлению, оказалось, что его и правда обнимает Лили. Ее лицо было совсем как на фотографиях. В ответ на его удивление она рассмеялась и расплакалась одновременно. Из-за ее плеча на него смотрел широко улыбающийся Джеймс: «Эй, Сохатик! А мы все гадали, когда же ты проснешься».
«Мам! Пап!» Гарри кинулся к ним, и впервые на его памяти он почувствовал, каково это, когда тебя обнимают оба родителя.
Долгое время эти трое просто обнимались, плакали и несли всякий нежный вздор. «Мама, ты пахнешь совсем как твой свитер!» - выпалил Гарри и тут же покраснел, осознав, какую сморозил глупость.
Однако мама просто рассмеялась – и какой это был чудесный звук, словно весна пришла – и сказала: «Не забудь поблагодарить Молли от моего имени. Я и не догадывалась, что она сохранила его для тебя».
Последовали новые объятия, поцелуи и признания в любви, но Гарри все отчетливее слышал душераздирающий звук чьих-то рыданий, который доносился откуда-то издалека. Как ни счастлив был Гарри, но он просто не мог не отвлекаться на этот ужасный плач. Мальчик огляделся вокруг, но не увидел ничего кроме залитой солнцем поляны, которая тянулась до горизонта. Они с родителями сидели на покрывале для пикников под безоблачным небом. «Мам? Пап? А кто это плачет?»
Лили и Джеймс многозначительно переглянулись. «Это Северус, милый. Он оплакивает тебя», - ласково объяснила Лили.
Несмотря на все счастье от нежданной встречи с родителями, Гарри почувствовал огромное беспокойство. Бедный его папа! «А мы можем ему как-то помочь?»
«Ну, вообще-то, да, Гарри, - медленно сказал Джеймс, одной рукой обнимая сына за плечи. – Ты можешь вернуться к нему, если хочешь».
Гарри удивленно моргнул. «Я могу? Но я думал, что меня авадакедавринули, - его родители мрачно кивнули. – Но я все равно могу вернуться?»
Лили и Джеймс снова кивнули, и Гарри почувствовал невыносимую боль. Если он может вернуться, то почему его родители не вернулись к нему?
Мама с папой словно прочли его мысли и снова его обняли. «Ох, милый, у нас не было выбора, - поспешно объяснила Лили. – Если бы мы с папой могли вернуться, мы бы никогда тебя не оставили».
«Гарри, я клянусь тебе. Если бы у нас был хоть малейший шанс вернуться к тебе, хотя бы в виде призраков, то мы бы сразу очутились рядом с тобой, ты бы и моргнуть не успел, - Джеймс улыбнулся и заставил мальчика рассмеяться, пошевелив носом, который был точной копией носа Гарри. – Но ты, мой друг, здесь на особом положении».
«Почему это?» - озадаченно спросил Гарри.
«Ну, понимаешь, сынок, когда старый Волди-Шмолди, - Гарри захихикал, услышав, как его папа называет Вольдисопля, - проклял тебя в первый раз, он нечаянно кое-что сделал. Видишь ли, он пытался сделать себя бессмертным, расчленяя свою душу на кусочки и помещая их в разные предметы на сохранение. Таким образом, даже если бы он схлопотал Авада Кедавру, то его душа бы выжила, и он бы не умер».
Гарри наморщил нос: «Жуть какая-то».
Джеймс одобрительно хмыкнул: «А то!»
«И каждый раз, когда он расщеплял свою душу, он все больше и больше терял свою человечность, равно как и свой рассудок», - добавила Лили.
«Да, это многое объясняет, - с чувством заметил Гарри. – Сейчас он совсем чокнутый!»
«Устами младенца глаголет истина, - Джеймс широко улыбнулся. – Когда ты был совсем маленьким, и он попытался убить тебя, его душа уже была разделена на столько кусков, что ее могла повредить малейшая былинка. И в ту ночь, хотя он и не собирался этого делать, он поместил частицу своей души в тебя», - он постучал пальцем по лбу Гарри.
«Ты про мой шрам? – спросил Гарри, глядя на отца широко распахнутыми глазами. – Там был кусок Волан-на-торта?»
«Да, - сказала Лили и обняла его так, словно не хотела никогда отпускать. Гарри был совсем не против объятий. Конечно, ему уже двенадцать лет, но он решил, что маме надо наверстать упущенное по части нежностей. – Именно поэтому ты мог говорить со змеями, и поэтому твой шрам болел, когда рядом был тот старый подлец в вонючем тюрбане. Все потому, что в тебе находилась часть его».
«Фу! – Гарри захотелось срочно принять ванну. Он потер свой лоб. – Какая гадость!»
«Да, но у этого есть свои преимущества, - сказал ему Джеймс. – Когда красноглазый урод авадакедаврировал тебя сегодня, твой хоркрукс поглотил проклятие и был уничтожен. К тому же в твоем теле продолжала оставаться кровная магия твоей мамы – та же магия сожгла Квиррела, когда он попытался схватить тебя. Так что оставшейся силы Авада Кедавры не совсем хватило, чтобы убить тебя. Ты чуть не умер, но поскольку Шмолдишка до сих пор не возродился полностью, его магия была не так сильна, как прежде. С учетом кровной магии и его ослабленной силы, если ты очень-очень захочешь, то ты можешь вернуться в мир живых. Если нет, то ты умрешь, так же как и мы», - тихо закончил он свою речь, поглаживая сына по волосам.
Гарри прикусил губу. Он был совсем не уверен, как лучше поступить. Он был просто до безумия рад, что (наконец-то) встретил своих родителей, но одновременно он скучал по своему папе, и ему совсем не хотелось бросать Снейпа одного – ведь ему без Гарри так плохо, если судить по горьким рыданиям. «Я… я не знаю, - сказал он, наконец. – Я хотел бы остаться с вами, но я не хочу бросать моего папу… то есть, профессора Снейпа».
Джеймс улыбнулся и осторожно поправил очки на носу у Гарри. «Можешь называть его папой, Гарри. Я не против. Я рад, что он заботился о тебе, когда я больше не мог быть рядом».
Его мама улыбнулась и кивнула. «Гарри, ты никогда не огорчишь нас, если найдешь других людей, которые будут любить тебя так же сильно, как и мы. Мы расстроимся, только если о тебе никто не будет заботиться».
