— Ага, простой, как три рубля, — кивнул Степа. — И кем бы ты хотел быть?
— Ну, не знаю… Но хотелось бы как-то отличаться…
— Как-то — это чем?
— Еще не выбрал, — вздохнул Гриша. — Спортом, может, заняться, бицепсы с трицепсами нарастить.
— Да уж, великая цель! — усмешливо похвалил Степа.
— А что? Лишние бицепсы никогда не помешают… — возражал Гриша. — Еще бы здорово тачку покруче. И «харлей» в гараже.
— Дурачок! — ласково протянул Степа. И даже пальцем постучал себя по голове. — Да разве твои рисунки не круче любой тачки с бицепсами? Мышцы любой дурень накачает, и тачку купить — не проблема. Вон сколько этого лома по улицам разъезжает. Я на трамвае быстрее в любую точку города доберусь, чем ты на машине. Так что делай то, что получается, и не забивай голову чепухой.
— Ты, действительно, так считаешь?
— Даже не сомневайся.
— Да я как-то и не очень… — Гришка вновь смутился. Чтобы перевести разговор в другое русло, несмело поинтересовался: — А с отцом у тебя как? По-прежнему — в больнице?
Степа ответил не сразу, даже на секунду отвернулся.
— Лежит, куда ему теперь. Парализованному… — последнее слово Степе далось с трудом. Он и плечиками своими недетскими передернул неловко, и впервые Грише захотелось погладить своего могучего друга по спине.
— Что-то с лечением не ладится? — спросил он осторожно.
— Да какое там лечение! — Степа вздохнул. — Не в лечении тут дело.
— А в чем?
— Операция, Гриш, нужна. И операция непростая.
— Операция? — у Гришки даже в животе что-то поджалось.
— Ага. При этом никаких гарантий никто не дает, — Степа взглянул на друга в упор. — Такие вот у нас дела, братишка. Как говорится, хотелось бы похвастать, да нечем…
* * *
Никаких гарантий не давали и в школе. Хорошо, конечно, иметь за плечами друга вроде Степы, но, увы, Степа учился в «семерке», а Гриша всю свою сознательную и не очень жизнь ходил в гимназию номер девятнадцать. Всего-то два квартала друг от друга, но даже эти два схожих мира соприкасались друг с дружкой, как две соседние галактики. Каких-то специальных советов Гриша не спрашивал, но Степа и сам все понимал прекрасно.
— Хочешь, чтобы на тебе ездили, — продолжай в том же духе, — напутствовал он друга. — А думаешь стать человеком, сжимай зубы и цепляйся за ветки.
И Гриша потихоньку цеплялся.
— Только сам! — убеждал Степа. — Меня рядом не будет.
— А если побьют?
— Тебя и без того били, разве не так?
Крыть было нечем, логика Степы казалась убийственной.
— Бьют всех, — говорил его новый товарищ, — да только проигрывают все по-разному: одни — позорно, другие — достойно.
— Как-то не очень понятно.
— А ты напряги извилины. Если человек в поражении остается человеком, значит, это уже победа…
И снова Грише вспоминался фильм про Одиссея. Тот самый, в котором Циклоп интересовался именем главного чувака. А хитрюга Одиссей ему и впарил: зови, мол, меня «Господин Никто». То есть даже без «господина» — просто «никто», и все. Ерунда вроде, а сработало в яблочко. Когда дружки Одиссея вышибли незадачливому Циклопу глаз, тот кинулся звать на помощь братьев. Только фиг кто ему помог, потому что на вопрос: «Кто тебя, братец, обидел?» бедолага наивно голосил, что «никто». Короче, развел Одиссей Циклопа. Должен был по всем статьям проиграть, а вместо этого вышел в дамки. Но вот подражать хитромудрому победителю Гришке почему-то не хотелось. Хоть и был он как раз этим самым «господином Никто». Он и место свое в классе знал. Если болтали кружком в коридоре, то иерархия наблюдалась стабильная: в центре Дон с Лешим — вроде центрового ядра из протона и нейтрона, а далее по орбитам электрончики поменьше — Костяй с Макарычем, Димон с Москитом, Корыч, Тихман и прочая шелупень. Где-то среди периферийной пыли как раз и полагалась находиться Григорию. Он и находился — без писка и ропота. Степа, когда узнал об этих незримых орбитах, хохотал во весь голос. И предложил на выбор варианты: либо отрываться от ядра вовсе — на второй космической, либо идти на таран.
— Может, просто на сближение?
— Просто сближения не получится.
— Почему?
— А вот попробуй — сам увидишь, — Степа прозорливо улыбался. — Это ваше ядро вступит с тобой в контакт, и тогда либо придется линять, либо произойдет ядерная реакция.
Гриша ощутил растерянность.
— Что же делать?
— Что-нибудь такое, чего от тебя никто не ждет. Ну а что именно, это уж сам соображай. Работай своим прищуром!..
Но Гришка так и не сообразил, а потому рисковать и экспериментировать не стал. Конечно, после строительства башни многое изменилось: Грише и руку многие подавали, бывало, спрашивали о том о сем, однако место свое он все-таки знал прекрасно. Даже когда раскрасавица Алка попробовала выспросить у него о Степе, Гриша стушевался и намолол какой-то ерунды. Потому что был совершенно не готов к подобным разговорам. Потому что откровенно робел и стеснялся. За себя и Степину деревню, за десятки иных пустяков, которые трудно было подать в симпатичном виде. То есть этого он не умел, а главное — не догадывался, что подобного умения от него никто и не ждет. Конечно, появись Степан в классе, все бы разительным образом переменилось, но Степы не было, и Гриша продолжал жить, как получалось. И даже по-прежнему брал с собой в школу оловянного часового, хотя в спасительную роль его верил все меньше. Спасал не солдатик, спасало что-то иное…
Например, Степины специальные тренировки начали давать неожиданные результаты. То есть друг поучал: если знаешь ответ, поднимай руку, выходи и отвечай. Но рука-то свинцовая, как ее, колдобину, поднимешь? И Степа взялся тренировать Гришку абсолютно по-солдатски. Сунул в кисть трехкилограммовую гантель и заставил сгибать руку — совсем как на уроке. Раз! — и поднял. Чтобы легко и быстро, не задумываясь.
— И чего мы этим добьемся?
— Рефлекса… — загадочно пояснял Степа. — Мы выработаем у тебя условный рефлекс.
Гриша неуверенно посмеивался. В самом деле, уроки, рефлекс и гантели, — какая вроде бы связь? Но прав в итоге оказался Степа! Никогда бы не поднял Гриша руку, если бы не этот дурнущий рефлекс. А вот дернулась ладонь, и препод вызвал добровольца к доске. Пришлось выходить и отвечать. А позже таким же образом на географии Гриша вызвался писать реферат. Зачем, спрашивается? Будто мечтал он об этой писанине! Не утешило даже то, что такие же рефераты обязали писать с полдюжины других учеников. Но им-то эта дурная карта сама выпала! Никто руки не тянул и в пекло по доброй воле не лез! Один только он и подставился.
— И что теперь? — задал он привычный вопрос тому же Степе. Теперь они встречались почти ежедневно. Если не в кружке и не на улице, то дома у Гриши.
— Ничего. Живи и радуйся. Реферат вон делай.
— Ага! Были бы деньги, и реферат не проблема, но денег-то нет.
— Причем здесь деньги? — не понял Степа.
— Как причем? — в свою очередь удивился Гришка. — Реферат — это два стольника. Либо в метро, либо в Интернете. А если что пооригинальнее, да в готовом виде — скажем, с обложкой цветной, с логотипчиками и прочими прибамбасами, это уже рублей на шестьсот тянет.
— Интересное кино… — Степа покачал головой. — А кандидатскую тоже можно купить?
— Да запросто! Обойдется раза в три дешевле докторской и вдесятеро дороже реферата, — Гриша горестно помахал в воздухе рукой. — Пацаны со «смарта» в сеть заходили, успели посмотреть расценки.
— Хорошие у вас расценки.
— Ага, только они-то с родителей будут трясти, а мне с кого?
— Значит, будем писать из головы.
— Из головы?! — изумился Гриша.
— Из нее родимой.
— Так ведь у меня и принтера нет!
— Значит, от руки напишем. Красивым каллиграфическим почерком. Кстати, чем больше рукописных мыслей, тем лучше. Японцы иероглифы по сию пору вручную кисточками выводят и при этом вон каких роботов собирают. Думаешь, глупее нас?
Чтобы другу не было обидно, у себя в школе Степа тоже вызвался писать реферат. Гриша решил, что они сбацают нечто общее, но и тут угодил пальцем в небо. Судя по всему, Степа и мысли не допускал, чтобы словчить на такой мелочи. И даже не потому что честно-нечестно, — вариант разделения труда, равно и как вариант списывания, представлялся ему скучной и нудной тратой времени. А так за несколько вечеров они сбацали по толстенному реферату. Работали настолько ударно, что у Гриши впервые оказались смозолены пальцы. Не от лопаты и не от гимнастического турника — от обычной шариковой ручки! Короче, полный абзац! Степа написал о любимой загадочной Японии, долгое время не пускавшей иностранцев на свою территорию, Гриша, подражая в какой-то степени другу, взялся писать об Австралии, на десятилетия превратившейся в место ссылки каторжан и пиратов.
