Митя? Писал он? — неожиданно спросил директор.
— Писал. Только давно уже письмо было, — грустно сказала Лида.
— Ещё осенью, — добавила Нюра. — Ведь оттуда редко кто приезжает.
В разговор директора со школьницами Грозный не вмешивался. И только на прощанье, когда, обратившись к нему, директор сказал: «Вот и Иван Васильевич в стройке нам поможет», — школьный сторож скромно ответил:
— Стройка — это прямое наше дело, Леонид Тимофеевич.
* * *
Попрощавшись с директором, девочки бросились к Трубачёву. Васёк занимался. Держа перед собой книжку, он расхаживал по комнате, повторяя заданный урок по грамматике.
— Васёк! — крикнула ещё на лестнице Лида. — У нас хорошая новость!
Васёк выскочил навстречу девочкам.
— Директор наш приехал! — выпалили обе сразу. — Леонид Тимофеевич!
Васёк бросил учебник, позвал девочек в комнату:
— Рассказывайте всё!
— Да что — всё? Ну, приехал! Будет дом ремонтировать для школы. А денька через два он скажет Ивану Васильевичу, куда нам прийти. Вот! Одним словом, надо ребятам сказать! — залпом рассказывала Лида.
— И ещё хорошая новость: Васина операция прошла благополучно! Он уже пришёл в себя. Привет вам передавал, — перебивая подругу, говорила Нюра.
Васёк слушал девочек, радостно повторяя:
— Какие новости!.. Вася… Директор…
Приезд директора сильно взволновал его. Школа теперь уж обязательно будет.
Вторая новость тоже обрадовала мальчика. Ещё вчера, разговаривая с Васей, ребята очень тревожились за него, теперь все тревоги были позади-
Васёк схватил тюбетейку:
— Так что же мы сидим? Пойдём, ребятам всё расскажем! И нам ещё Васю навестить нужно…
— К Васе сейчас нельзя, — предупредила Нюра. — Нина Игнатьевна и так сердится, что все к нему приходят.
— Да мы бы на минуточку… Ну ладно, потом пойдём, лишь бы всё хорошо было… А что Леонид Тимофеевич сказал? Денька через два-три? Это, значит, в среду-четверг. Кто будет дежурить во вторник вечером, не забудьте спросить у Грозного, куда нам прийти. Надо сейчас же всем ребятам рассказать. Пойдёмте к Булгакову.
— Вы идите, а мне нужно домой, — сказала Нюра.
— Да пойдём! Такие новости! Пойдём, мы ненадолго! — уговаривала её Лида.
— Нет, меня и так всегда ругают… Мне нужно домой!
Когда Лида и Васёк, перепрыгивая через весенние лужи и обгоняя друг друга, завернули за угол, Нюра остановилась и с грустной завистью поглядела им вслед.
«Другая мама сказала бы: «Беги конечно, расскажи, порадуйтесь вместе», а моя только всё сердится! — подумала она, отвечая на свои мысли. — Может, я сама неправильно делаю — всё молчу, ничего не рассказываю, — попробовала она оправдать свою маму. И тут же снова ответила себе сама с горькой уверенностью: — Да разве можно что-нибудь рассказать! У неё ведь всё плохо: и ребята наши плохие, и бегаю-то я зря, и об учёбе ничего не думаю… И про Екатерину Алексеевну сказала, что она не настоящая учительница. Лучше бы спасибо ей сказала! А то ещё обзывает «не настоящая учительница»! Как будто Екатерина Алексеевна обязана с нами заниматься…»
Расстроившись своими мыслями, Нюра шумно вошла на крыльцо, потопала ногами и открыла дверь.
— Наконец-то! — сказала мать. — Я думала, что ты уж снова к какой-нибудь своей приятельнице переселилась.
— Никуда я не переселилась! — резко ответила Нюра. — Я в госпитале была. У нас новость — директор наш приехал, вот что!
Она сказала о приезде директора сердитым голосом, потому что была уверена, что в родительском доме никто не интересуется её делами и даже хорошее известие никого здесь не может обрадовать.
Но лицо матери вдруг оживилось:
— Директор? Леонид Тимофеевич? Что ж ты сразу не сказала? — Она пошла за дочерью, запахивая на ходу фланелевый халат и поправляя гладкие седеющие волосы. — Это новость! Что ж ты сразу не сказала? Может, учиться будете?
— Мы сами ещё ничего толком не знаем, мама. Приехал — и всё, — кратко ответила Нюра.
Мать вздохнула и пошла в кухню.
— Никогда ничего не хочет рассказать матери, хоть клещами из неё каждое слово тащи! — пожаловалась она соседке.
А Нюра остановилась посреди комнаты и снова с грустной завистью подумала:
«А ребята-то сейчас! Радуются, шумят… Наверно, уже всех обежали. Ведь директор приехал! Дом будет ремонтировать… И ещё новость — Вася… Эх, порадоваться бы вместе! Ведь такие важные новости!»
В среду вечером Грозный передал ребятам адрес будущей школы и велел на другой день к десяти часам утра быть на месте.
Взволнованные этим сообщением, ребята все как один минута в минуту в половине десятого собрались в палисаднике у Севы. Не хватало только Саши. Его ждали, волновались, смотрели на часы.
— Подождём ещё. Никогда он не опаздывал, сейчас прибежит! — говорил Васёк.
Несмотря на то что шёл крупный летний дождь и платья ребят промокли, настроение было праздничное, радостно-возбуждённое.
— Не то на демонстрацию идём, не то в поход собираемся — просто ноги на месте не стоят! И где это Сашка запропастился? — нетерпеливо говорил Одинцов.
— И бывают же такие люди, честное слово! Тут спешишь, а тут стой, как дурак! Эх, жизнь! — ворчал Мазин.
— А зачем нам стоять? Пойдёмте к нему сами, — предложила Нюра.
Шлёпая по тёплым лужам, ребята помчались по улицам.
Во дворе Саша, нагнувшись над кучей лома, перебирал куски железа и что-то объяснял собравшимся вокруг малышам.
Нютка, обвязанная материнским платком, стояла перед братом и, стирая с румяных щёк капли дождя, возбуждённо жаловалась ему на соседского мальчишку:
— Я говорю: «Светляк, Саша не велел собирать жестянки, надо собирать другие вещи», а он не слушается.
— Нужно ему объяснить, ты старшая, — строго говорил Саша сестре.
Ребята остановились в воротах.
— Подождём, — сказал Одинцов, — у нас ещё есть время. Пусть Саша кончит разговор.
В калитку вдруг с громким рёвом вбежал толстый, неуклюжий малыш. Обеими руками он прижимал к себе старую чугунную сковородку и, добежав до Саши, уткнулся в него головой:
— Мамка… отнимает…
За малышом показалась женщина в тёмной косынке, с молодым весёлым лицом.
— Светляк! — смеясь, кричала она. — Ой, не могу! Что ж это за парень такой! Последнюю сковородку у меня утащил. Я говорю — положи, а он — в рёв, — сказала она, подойдя к Саше. —
