Стёпка оторопело отложил в сторону поросячью кость и приподнялся со скамьи. Он видел, как Солнышкин въехал в лагуну и, уцепившись за панцирь, нырнул вниз. Сквозь прозрачную воду было видно всё до песчинки. Вот черепаха проплыла мимо бота. Вот она прошла узким коралловым коридором и сделала круг над маленькой площадкой. Там было прохладно и сумрачно. На дне лежали обросшие травой старые тяжёлые триадакны, мерцали обломки перламутра. Солнышкин разглядывал их, быстро работая ногами.
— Пусть плывёт! — решил Стёпка, снова посасывая кость. Теперь его не интересовали никакие морские диковинки и побрякушки. Он начинал новую, добрую жизнь!
Но вдруг Солнышкин отпустил черепаху, нагнулся, и тут артельщик увидел, как у Солнышкина на ладони сверкнула радугой жемчужина. Невиданная жемчужина! С голубиное яйцо!
Стёпкино сердце вздрогнуло и отчаянно заколотилось.
Тысяча топазов! Тысяча алмазов!
— Стой! — крикнул он Солнышкину, зажав в руке кость.
В это время в сотне метров от бота Стёпка заметил громадную акулу; привлечённая мясным запахом, она всё ближе и ближе описывала круги. Но внизу сверкало такое богатство! И артельщик, забыв о страхе, ринулся в воду. В тот же миг Солнышкин был сбит с ног. Его завертело и закружило в водовороте.
«Жемчужина!» — хотел крикнуть он, но только выпустил стайку пузырьков и следом за ними вылетел наверх. У самой поверхности он заметил, как мимо него с разинутой пастью ринулась вниз здоровенная акула. Хвост её, как наждак, прошёлся по пяткам Солнышкина, и он с ужасом увидел, как от хищницы отбивается танцующий в воде артельщик.
— Перчиков, на помощь! — заорал Солнышкин, снова бросаясь с ножом в воду.
Но, кажется, было поздно. Акула уходила в сторону. В зубах у неё были Степкины штаны, из которых торчала свежая обглоданная кость. Солнышкин поднырнул под задыхающегося артельщика и вынес его на плечах к берегу.
ЦЕЛЫЙ ДВОРЕЦ ДЛЯ РОБИНЗОНА
Всё это произошло так быстро, что Перчиков едва успел вскочить.
— В чём дело? — крикнул он, глядя на Солнышкина.
Солнышкин, отфыркиваясь, рассказал про акулу и про жемчужину. Перчиков удивлённо посмотрел на лежащего Стёпку, скользнул взглядом по его рёбрам: все рёбра артельщика были на месте.
— А тебе не показалось? — усомнился Перчиков.
— Что?
— И кость, и твоя жемчужина?
Солнышкин оскорбился. Показалось! Жемчужина, за которую можно построить целый дворец для Робинзона!
— Именно такие и кажутся! — подмигнул Перчиков. — Особенно в воде. Преломление лучей — и готов обман зрения!
— И акула тоже показалась? — налетел на радиста Солнышкин. — Если бы не Стёпка, видел бы ты меня сейчас рядом!
— О-ох! — зашевелился вдруг артельщик, услышав своё имя. — Ох! — Открыв глаза, он схватился за раздутую щеку, и из носа у него брызнули струйки воды. Он сел и, посмотрев на Солнышкина, прогнусавил: — Жив, Солнышкин? — И снова схватился за щеку. Потом он застонал: — Ох, мои штаны, мои зубы!
Нужно заметить, что, хотя на щеке у артельщика остался отпечаток акульего хвоста, зубы у него были на месте, и могло даже показаться, что один, довольно крупный, прибавился. А что касается штанов, то их действительно не было.
Но Перчикова это не волновало. Прихрамывая, он сделал шаг в сторону, сорвал несколько банановых листьев и протянул артельщику. Симпатии к нему радист, конечно не испытывал, но уважал благородные поступки.
— Ну, пошли, — сказал Солнышкин. Он готов был перевернуть всё дно, лишь бы только найти жемчужину.
И Перчиков, взяв нож, бросился за ним в воду. Они снова проплыли над кораллами и стали тихо кружить у той самой площадки. Перчиков заглядывал под каждую раковину, Солнышкин ощупывал каждый осколок перламутра. Жемчужины не было.
А хитрый артельщик, пританцовывая в пальмовой юбочке стряхнул с себя песок и что-то быстро повернул языком во рту.
Вдруг песок захрустел. На пляже появились в венках Моряков и Пионерчиков. За ними на берег высыпали островитяне. Увидев их, Солнышкин вышел из воды. Он ещё раз пересказал всю историю и попросил капитана задержаться хоть на один день. Но Моряков молчал.
— Да ведь это целый дворец для Робинзона! — воскликнул Солнышкин.
— Во-первых, не для Робинзона, а для Мирона Ивановича, — сказал Моряков. — А во-вторых, нужно найти его самого, а потом уже думать о дворцах. Кажется, я слишком доверился вашим фантазиям: дворцы, дельфины, тарелки, плоты, жемчужины! И вот результат! — Неожиданно он рассмеялся и, повторив: «И вот результат!», протянул руки к лагуне: к берегу под весёлое хрюканье дельфинов катился плот, на котором размахивали руками мистер Понч и старый Робинзон.
— Мы, кажется, чуть-чуть задержались, — улыбнулся мистер Понч.
— У нас были причины, — сказал Робинзон. Из рукавов его кителя валил пар, и вокруг распространялся острый ароматный запах.
Ночь на плоту была великолепна. Сначала Робинзон прислушивался к плеску океана, и океан напевал старому инспектору свои самые добрые песни. О тёплых тропических ветрах, о неведомых берегах. Иногда он, правда, подбрасывал плотик, чтобы старик не заснул. Но Мирон Иваныч спать не собирался. Он думал о своих воспитанниках, которые плывут далёкими морями, и порой всплеск волны казался ему добрым дружеским приветом…
Мистер Понч не мешал ему думать. Он слушал, как попискивает рядом транзисторный приёмничек. И лошадка мистера Понча вела себя очень смирно.
Но на рассвете, когда старый Робинзон с разрешения Понча взял штурвал в свои руки, акула взвилась в воздух и потянула плот в сторону.
— Мы, кажется, резко меняем направление! — сказал Понч и поторопился Робинзону на помощь.
— Видимо, она ко мне не привыкла! — смутился Робинзон.
Но Понча лошадка тоже не признавала.
— Послушайте, уважаемая, посмотрите, какая прекрасная солонина! Будь я на вашем месте, я бы обязательно попробовал! — взмолился Понч, подсовывая акуле приманку. Но солонина привлекла её не больше, чем сытого кота съеденные вчера колбасные шкурки.
Хищница придерживалась какого-то точно заданного курса. И чем дальше, тем она летела быстрей.
— Такое впечатление, будто мы плывём над какой-то подводной рекой, — сказал Понч.
— Да-да, — согласился Робинзон, — да-да. — И протянул Пончу подзорную трубу.
За гребешками волн Понч увидел занятную картину: среди океана один за другим появлялись быстрые фонтаны, а около них клубились облака пара.
— Интересно, — сказал Понч, направляя окуляр. — Интересно. — Но смотрел он не вперёд, а вниз.
Акула мчалась по настоящей реке из ухи, глотая рыбные хрящики и крабьи лапки. А впереди булькала и пузырилась вода, будто там стоял гигантский котёл с ухой.
— Лево руля! — крикнул Понч. — Лево руля! Но он опоздал. Акула махом перелетела через какой-то подводный барьер и так подпрыгнула, что вокруг разлетелись горячие брызги. Над плотом пыхнул пар, и всё пропало из виду. Робинзон ухватился за мачту. Понча он не видел и только слышал его восклицания:
— Уха! Настоящая уха!
Наконец пар улетучился, и на краю плота снова показался Понч, который пробовал из ложки густой рыбный навар.
— Кажется, в этой ухе сварилась наша лошадка! — заметил Робинзон.
Акула медленно опускалась в глубину, а плотик по инерции бежал вперёд.
— Но целое озеро ухи, видимо, стоит этого! — заключил Понч, доставая маленькую солонку. Он потряс ею над дымящейся водой и потянулся за термосом, чтобы наполнить его ухой: Пончу предстояла ещё очень дальняя дорога.
Вода вокруг забурлила, и струйки пара побежали веселей.
— Ого, кажется, моя фуражка пахнет сейчас повкусней, чем камбуз у Борщика! — сказал, обмахиваясь мичманкой, Робинзон,
— А подошвы моих ботинок могут быть самым вкусным блюдом в любом лондонском ресторане, — произнёс Понч и наклонился с термосом над кипящим озером.
Плот качнулся. И рядом с Пончем ударил ввысь такой фонтан, что мореплаватель отлетел прямо в руки старому Робинзону.
— Гейзер! — сказал он. — Настоящий гейзер. И кажется, нам пора немедленно выбираться. Мы находимся над кратером подводного вулкана!
Да, теперь можно было явственно различить окружающие плотик края вулкана, которые едва выступали из-под воды.
Озеро во многих местах начинало дымиться и клокотать.
— Быстрей! — энергично сказал Понч. — Парус! Выровнять парус!
Робинзон выполнил команду. Но ветра не было, и плотик тихо вертелся на месте. Положение становилось безвыходным. Наступила такая жара, что из рукавов струйками повалил пар.
Робинзон хотел снять китель и вдруг, озарённый мыслью, сказал:
— Мистер Понч, а почему бы нам не использовать паровой двигатель?
