Суббота падал.
Он не издал ни звука. Он просто смотрел на Сентябрь, которая спешила забраться повыше, все дальше от него, и глаза его были полны вины и печали.
Сентябрь все звала его, а велосипеды дико гудели, будто радуясь своей победе – хоть одного ребенка удастся раздавить! Но тут их нагнал Аэл, громко топая и пинками убирая с дороги велосипеды помладше и послабее. Он поймал Субботу за волосы, прежде чем тот успел коснуться земли, подбросил его так легко, будто марид совсем ничего не весил, и в полете еще подтолкнул кончиком носа, чтобы Сентябрь смогла ухватить его за локоть и втащить на пятнистое сиденье.
Суббота вцепился в нее, мелко дрожа. Сентябрь не могла заставить себя отпустить длинный медный руль. Она стискивала пальцы все сильнее, пока почти не перестала их чувствовать, и все-таки она наклонила голову и потерлась щекой о лоб Субботы, как всегда делал Аэл, когда она чего-то боялась. Мальчик вроде бы немного успокоился. Шум тем временем не стихал, и пыль окутывала их со всех сторон. Аэл бежал рядом. Он ликовал, скакал и смеялся, когда маленькие велосипеды принимали его за вожака и пытались въехать на его плечи, чтобы прокатиться.
– Отличный улов, птичка моя! – раздался над топочущим стадом звучный голос. Сентябрь огляделась и увидела на соседнем велосипеде красивую женщину с темно-коричневой кожей и гривой растрепанных кудрей. На женщине были летчицкая кожаная куртка с меховым воротником, шлем с большими хлопающими отворотами и огромные мотоциклетные очки, защищающие от пыли, а в тяжелые ботинки с дюжинами пряжек были заправлены смешные бриджи, какие Сентябрь видела только в кино, – они оттопыривались по бокам, будто в карманы натолкали арбузов. За спиной у всадницы было нечто совершенно прекрасное: маленькая девочка, одетая точно так же, и переливчатые черные крылья, стянутые тонкой цепью.
Женщина лихо управляла велосипедом, то ныряя внутрь стада, то выныривая обратно, чтобы поравняться с ними.
– Кальпурния Фартинг! – попыталась она перекричать шум. – А это моя подопечная, Пенни!
Девочка радостно помахала. Она была намного младше Сентябрь, лет четырех-пяти, не больше. Иссиня-черные волосы торчали растрепанными косичками, на шее красовалось ожерелье из велосипедных цепей, которое оставляло на коже грязные следы. На ногах были туфли с ремешком, такие же, как прежние туфельки Сентябрь, но только золотые – пусть заляпанные грязью, но все же золотые.
– П-привет! – сказала Сентябрь, с трудом удерживаясь на сиденье.
– Ты привыкнешь! Еще чуть-чуть, и все станет как родное – и шум, и весь этот бедлам! Ты заарканила здоровущую корову, она здесь главная, без шуток! Я-то начинала с телочек.
– Новичкам везет…
– Это уж точно. Короче, прими мои поздравления, она красавица!
– Гм-м… понимаете ли, мисс Фартинг, в этих обстоятельствах трудно поддерживать беседу…
– Да ладно, привыкнешь! – Кальпурния Фартинг протянула руку, Пенни выплюнула в ее ладонь кусочек жвачки из смолы бука. Кальпурния наклонилась и закрепила жвачкой поломанную спицу. Ее велосипед заскрипел – возможно, от облегчения, а может, и от возмущения такой полевой хирургией. – Слушай, – закричала она, – они останавливаются ночью на водопой! Сильная жажда, знаешь ли. Пьют часами, пока не напьются!
– Тогда до ночи? – вежливо спросила Сентябрь.
– Точно! – Кальпурния резко крутанула руль в сторону под веселый смех Пенни.
Костер трещал и искрился, дым поднимался в звездное небо. Сентябрь никогда не видела столько звезд, а ведь Небраска не могла пожаловаться на их недостаток. Здесь было множество незнакомых созвездий вперемешку с млечными галактиками и заблудшими кометами.
– Это созвездие Фонарик, – прошептал Суббота, ковыряя в костре длинной палкой. Он явно чувствовал себя уютнее, когда говорил шепотом. – Вон там, повыше, звезды в форме петли, – это его ручка.
– Ничего подобного, – пробурчал Аэл. – Это Волчье Яйцо.
– Волки не откладывают яиц, – сказал Суббота, глядя в огонь.
Сентябрь подняла голову в удивлении – до этого Суббота ни с кем не вступал в пререкания.
– Есть такая легенда. Я читал ее, когда был еще маленькой ящеркой. Встретились однажды волк, банши и птица-предсказатель и заключили пари…
– А волк и говорит: побеждает не сильный, а терпеливый. – Кальпурния подбросила в огонь пальмовый лист, а Пенни – пучок травы.
– Нет, он говорит: ну-ка, отдай мне яйцо, не то я съем твою мать, – сердито возразил Аэл.
– В разных краях рассказывают по-разному, – махнула рукой Кальпурния. – Региональные фольклорные различия.
Велосипедистка расстегнула куртку, вынула несколько длинных полосок темного мяса и передала их по кругу с дубовой флягой. Пенни охотно принялась жевать.
– Что это? – спросила Сентябрь с подозрением.
– А ты как думаешь? Вяленые покрышки. Я всегда делюсь с другими велосипедистами. Иначе нельзя, жизнь сложная штука. Да ты не вороти нос! Оно ничуть не хуже любого другого мяса. Конечно, слегка отдает дичью, но они же и есть дикие. Их на откорм не разводят, как говядину. Давай ешь. И пей – это хорошая смазка для втулок. Не хуже крови яка.
Аэл быстро проглотил свою долю. Сентябрь жевала медленно. Это мало походило на еду, тем паче на Волшебную, но на вкус оказалось не так ужасно, как на вид, и даже неплохо жевалось. Будто кто-то отыскал ужасно тощую, старую индейку и хорошенько запек ее в духовке. Фляга испускала густой солоноватый запах. Сентябрь отпила и чуть не поперхнулась: на вкус жидкость действительно напоминала кровь. Зато сразу стало тепло, прибавилось силы и бодрости. Суббота осмелился откусить маленький кусочек мяса и отхлебнул крошечный глоток, но проглотить не сумел. Тогда он положил в рот камешек, который выкопал из земли. Пенни скривилась и высунула язык.
– Нехорошо так делать, милая, – сделала ей замечание Кальпурния. – Ох уж эти подменыши! Никакого воспитания.
– Правда? Она – подменыш?
Пенни теребила свои золотые туфли. «Все подменыши должны носить обувь для подменышей», – всплыло в памяти у Сентябрь, будто она слышала это сотню лет назад.
– Дурацкий оркестр, – пробурчала Пенни. – Ни на чем не умеют играть.
– Это верно. Я ходила на концерт, и бедняжка играла на груммельфоне, держа его вверх ногами. К счастью, у меня в карманах всегда полно масляных конфет, для приманки. Я ей протянула горсточку, и она сразу прыг в мои объятия! С велосипедом она управляется куда лучше, чем с груммельфоном – можно сказать, прирожденная наездница!
– Я думала, что подменыши – это те, кого феи оставляют в колыбели вместо ребенка, – сказала Сентябрь.
– Это скорее похоже на… на программу культурного обмена, – ответила Кальпурния, выковыривая из зубов кусок покрышки. Глаза ее были золотыми, в крыльях отражался звездный свет. Сентябрь старалась не пялиться. – Правда, иногда они оставляют куклу. Это просто шутка. Обычно мы их возвращаем обратно, когда они подрастают и набираются ума для нормального общения между мирами. Это мило. Хотя нет, не мило, зато весело. Но я не хочу отдавать мою Пенни! Принцессу велосипедов, вот кого я из нее выращу!
– Я разговариваю с велосипедиками, – прошептала девочка. – Они говорят: Пенни, Пенни, где твое сиденье?
– Я вообще не одобряю этот оркестр подменышей. Что за неприятная затея, просто зверинец какой-то. Балаган для богатеньких фей, которые ладят с Мисс Футы-Нуты-с-Кудряшками. Я не могу позволить так измываться над бедняжкой Пенни. Были времена, когда подменыши считались главными любимчиками в городе. Их кормили свежайшими пирожными с кремом, они танцевали весной на балах, пока туфли не стопчут, а потом еще и еще…
– Это тоже не слишком приятно, – растерянно сказала Сентябрь.
– Ну, все лучше, чем быть пристегнутым к груммельфону, пока позвоночник не станет совсем кривым!
– Этими груммельфонами только коров пугать, – проворчала Пенни.
– Это точно, птичка моя. И ты больше ни один в руки не возьмешь. Я вообще не люблю камерную музыку. Она слишком напыщенная. Велосипедный звонок куда приятнее.
– А как ее раньше звали? – спросила Сентябрь.
– Это личное, никто кроме нее не должен знать.
– Молли! – отрывисто сказала Пенни. – Меня звали Молли! Еще у меня были брат и сестра, Сара и Дональд. И еще – мой велосипед! Только он был не дикий и не умел говорить. Он был розовый, трехколесный и с маленьким звоночком. Но со мной не было Кальпурнии, поэтому мне наверняка было скучно. Я точно не помню.
Они помолчали, глядя на огонь, как испокон веков любят делать все, у кого нет спиц и покрышек. Виверн уснул сидя, и его тихое сопение походило на шуршание страниц. Кальпурния почесала волосы под шляпой.
– Куда путь держите? Уж простите, но на кочевников вы не похожи. Велосипеды для вас лишь временный транспорт, верно?
– Мы едем в Осенние Провинции, – ответил Суббота. Его голос эхом отозвался среди велосипедов, которые все пили, и фыркали, и сопели, и сплетали свои спицы в древнем брачном танце.
