Домой возвращались пешком. У самого подъезда Борисова вынула из кармана сложенную вчетверо записку и протянула ее Тошке.
— Передай это вашей классной руководительнице, — сказала она. — Я прошу ее не сообщать твоей маме о том, что ты сегодня не был в школе. Причина вполне уважительная…
Тошка взял записку. В ней оказалось несколько коротких фраз. Но этого было вполне достаточно, чтобы узнать четкий, угловатый почерк старого морского волка Штормштиля, капитана клипера «Фантазия»…
Памяти Георгия Самсоновича Дзоценидзе — Геолога и Гражданина посвящается
Глава 1. Морской заяц, морской петух и морские сапоги
Этот город любили дожди. И солнце. И ветер. Они по очереди царили на его улицах и маленьких, уютных площадях. Если дождь задерживался дольше положенного, то с моря тут же налетал ветер и бесцеремонно прогонял тучи. Он сердито толкал их в мягкие толстые спины, выпроваживая за синие вершины гор. И тогда начинало сиять солнце, громадное похожее на медный таз, в котором хозяйки варят варенье.
А ветер исчезал. Но не навсегда; он исчезал лишь для того, чтобы появиться снова и на этот раз уже спрятать солнце, укутать его серыми перинами дождевых туч…
С улиц этого города могут исчезнуть их старые названия, могут исчезнуть фаэтоны и шарманщики. Может исчезнуть и Старая гавань, уступив место красивой набережной с пальмами и киосками, в которых будет продаваться газированная вода. Но солнце, ветер и дождь останутся в городе навечно. И еще останется память о веселых и сильных людях, умевших любить, помнить и верить.
С узких, горбатых улиц, с Трапезундской и Якорной, с улицы Жестянщиков, из переулков и тупиков Турецкого базара последним уйдет усатый шарманщик с помидорными щеками. Он поставит свой обитый медными фестонами ящик где-нибудь на перекрестке, и люди услышат, как, стуча ботфортами, сойдет на берег знакомый им капитан.
Я видел уйму стран, друзья,
Нелегок был мой путь.
Вы разрешите у огня
Немного отдохнуть…
Но все это случится потом, когда-нибудь, не скоро. Для этого потребуются годы. А Тошка жил тем, что происходило вокруг него сегодня, сейчас. И тем, что произошло день, месяц или год тому назад. Или даже век. А может, еще раньше, в славные времена Пепино-Ягуара и флибустьерских войн. Это и понятно, если не забывать, что Тошке было всего тринадцать лет.
— Без пяти минут четырнадцать! — так говорил папа, когда хотел подчеркнуть, что Тошка уже вполне взрослый человек и обязан отвечать за некоторые свои необдуманные, с папиной точки зрения, поступки и слова.
Один из таких необдуманных поступков Тошка совершил под новый, тысяча девятьсот сорок девятый год.
После уроков, вместо того чтобы идти домой, он отправился к морю. И как было не отправиться, если на море бушевал шторм? Настоящий зимний шторм в двенадцать баллов!
О двенадцати баллах ему сказал косоглазый мальчишка из параллельного класса. Хотя он и был косоглазым и носил обидное прозвище Морской Заяц, тем не менее пользовался всеобщим уважением. Причин для этого было три. Во-первых, у него имелась коллекция марок, равной которой не было ни у кого в школе. И при обменах Заяц не жадничал и мог отдать Гвинею или Пуэрто-Рико за какую-нибудь сущую ерунду. Во-вторых, он здорово знал английский (не то что Тошка французский) и, в третьих, его отец был капитаном порта.
Поэтому, когда Заяц сказал:
— Сегодня волна двенадцать баллов. Такой штормяги ни разу не отмечали за последние шесть лет, — Тошка решил идти не домой, а к морю. Как знать — может, еще шесть лет не будет двенадцатибалльного шторма, а он прозевает, не посмотрит хотя бы с берега, что это такое.
— Пойдем, поглядим, — предложил он Кло. — Заяц сказал — двенадцать баллов сегодня!
— Приврал, небось, балла на три, — усомнилась Кло.
— Нет, он знает. У него отец — капитан порта.
— Ну, пойдем…
За ними увязался Морской Заяц. Он сразу же заявил, что в порт идти ни к чему, в порту волны чепуховые.
— Разве там волны! Их брекватером ломает…
Оказывается, надо идти на бульвар. Вот там, на открытый всем ветрам пляж, гонит такое чудо, что только разве в океане и увидишь…
— По десять метров высотой валы прут. Ка-ак дадут, как дадут — и до самой колоннады, что в конце центральной аллеи.
— А ты откуда знаешь? — недоверчиво спросила Кло.
— Я утром видел. Не пошел на первый урок.
Это было похоже на Морского Зайца — особенным прилежанием он не отличался.
— Ну что ж, пошли на бульвар…
Тошка был в зимнем пальто с воротником из черного кошачьего меха. Таких здесь никто не носил. Но мама имела свое мнение на этот счет.
— Пар костей не ломит, — говорила она. — Эта слякоть с ветром опаснее любого двадцатиградусного мороза. В момент подцепишь воспаление легких. А ты у нас еще и малярик…
Тошка ужасно стеснялся своего подваченного, толстого, как одеяло, пальто. И особенно воротника, который, попадая под дождь, сразу же превращался… в общем, мокрая кошка — она и есть мокрая кошка, известно, какой у нее вид.
На бульваре никого не было. Широкая аллея, обсаженная по обе стороны кустами туи и олеандра, упиралась в высокую белую колоннаду. Сразу же за колоннадой начинался пляж. Летом он был полон людей, расцвечен пестрыми грибками, зонтами, фанерными раздевалками, самодельными шатрами из банных полотенец. А сейчас ничего этого не было. Над пляжем висела сырая, тяжелая мгла. Она подрагивала от густого, надвигающегося на бульвар гула. Как будто десяток скорых поездов несся оттуда, со стороны невидимого моря. Пройдет секунда, и они, с грохотом прорвав мглистую завесу, ринутся на колоннаду, сметут ее и понесутся дальше, по мокрым от недавнего дождя газонам. Понесутся сквозь олеандровые заросли, натыкаясь на могучие стволы криптомерий и эвкалиптов, переворачивая голубые скамейки с чугунными львиными лапами вместо ножек, ломая и калеча этот чудесный пустынный декабрьский бульвар.
Белесая мгла и вправду на мгновенье расступилась. Черный, тугой вал надвинулся на пляж отвесной стеной. Ветер срывал с его макушки седые вихры пены. Не будь рядом Кло и Морского Зайца, Тошка отбежал бы в сторону. Но они стояли на месте, остался стоять и он. А волна шла высотой с трехэтажный дом! Ну, может, с двухэтажный. Воздух, пропитанный влагой, скрадывал расстояние — казалось, что она уже совсем рядом.
С ревом и пушечной пальбой волна обрушилась вниз, к подножью колонн, заметалась меж бетонных балясин, выкатилась на гравий аллеи. В лица ударило мокрой соленой пылью, пахнущей холодом и йодом.
— Во, резанула — восхищенно крикнул Заяц. — Давайте считать, когда девятый вал будет.
— А какой из них был первым? — заинтересовалась Кло.
Заяц не понял насмешки и принялся считать. Потом, когда ему надоело, он предложил морское пари.
— Что это за морское пари? — спросил Тошка.
— А так: только волна уйдет, мы с тобой побежим. До балюстрады. Кладем на перила камушек — и назад. Кто сдрейфит, не добежит, тот и проиграл. Я ставлю канадскую марку довоенного выпуска.
Заяц явно выставлялся перед Кло.
— Ладно, — сказал Тошка, хотя ему вовсе и не нужна была эта самая канадская марка. — Только вот пальто сниму, а то бежать неудобно.
Кло крикнула:
— Раз, два, три!..
И они побежали. Когда Тошка был уже в двух шагах от перил, из серой мглы выдвинулась волна, похожая на широко раскрытую пасть. Вблизи она выглядела еще страшнее. Тошка чуть было не повернул обратно. Но Заяц уже клал свой камушек на мокрые перила. Тошка сделал отчаянный прыжок, стукнул голышом о шершавый бетон балюстрады и, повернувшись, бросился назад. С нарастающим сиплым ревом волна неслась за его спиной, и казалось, что она вотвот ухватит Тошку за плечи. Но все обошлось благополучно.
Он успел добежать до Кло, обернуться, перевести дух, и только после этого водяная стена рухнула и затопила основание колоннады.
— Можно было не торопиться, — небрежно сказал Заяц. — Давай лучше по-другому. Значит, так: бежим до балюстрады, кладем на перила портфели, потом ты бежишь к моему, я к твоему, хватаем их — и ходу.
— Выходит, если ты сдрейфишь, то уплывет мой портфель? — на всякий случай спросил Тошка.
— А я не сдрейфлю! — вызывающе ответил Заяц. — Я мастер по морским пари.
Получалось, что сдрейфить мог только Тошка. Поэтому ничего другого не оставалось, как соглашаться на дурацкие условия Морского Зайца. Он явно продолжал выставляться.
— Хорошо. — Тошка кивнул головой. — Только вместо портфелей давай пальто положим. Их хватать удобнее.
— Верно. Пальто, оно большое.
Дождавшись отката волны, они побежали. Первая половина пари прошла гладко. Волна была еще где-то далеко, за серым плотным занавесом. Она только набирала силу.
