— Угу, — послышалось из-за куста, сквозь который маячило рыжее пятно.
Больше никто не произнёс ни слова.
И вот на полянке появились ещё трое заговорщиков. Поэтесса Татьяна имела наружность, очень подходящую для поэтессы: у неё были тёмные локоны, бледное лицо и большие чёрные глаза с длинными ресницами. Обоих спутников её даже без всякой драки стоило снять на киноплёнку. Чтобы Оська их не узнал, они напялили на себя чёрт знает что: лица обоих были закрыты масками, вырезанными из тёмной тряпки. Кроме того, один мальчишка был до пят закутан в старый байковый халат малинового цвета, а на другом был драный свитер и огромные брюки-галифе шириной чуть ли не в рост самого мальчишки.
Они остановились среди полянки и стали оглядываться.
— Мальчики, а где кляп? У кого кляп? — нежным голосом спросила поэтесса. — Гриша, у тебя кляп?
— У меня. — Заговорщик в галифе вынул из кармана скомканный носовой платок и длиннющую толстую верёвку. — Только зря вы всё это. Лучше просто отколотить его, как все люди делают, и порядок.
Татьяна заспорила с ним:
— Знаешь, Гришка… В тебе вот ни на столечко фантазии нет! Ну что интересного, если вы его отколотите? А тут… Тут прямо как в кино! Он идёт, вдруг на него налетают двое в мисках, затыкают рот, привязывают к дереву и исчезают.
— А первый прохожий его развязывает, — добавил Гришка.
— Ну и пусть развязывает, — вступился Андрей. — Зато он на всю жизнь это запомнит. А какой толк в твоём колочении? Он к нему с детства привык: его каждый день кто-нибудь лупит.
Гриша сказал, что ему, в конце-концов, всё равно, как поступят с Дробилкиным, и что ему только жалко верёвки, которую Оська им, конечно, не вернёт.
Все трое умолкли. Поэтесса отошла от своих спутников и стала разглядывать их с таким видом, словно это были прекрасные статуи.
Вот они заулыбалась, прищурив глаза и наморщив нос.
— Ой, мальчики, какие вы интересные! — пропищала она тоненьким голоском и, оглянувшись вокруг, потирая ладошки, добавила: — И вообще, как всё это интересно! Как интересно!..
— Интересно, да? Интересно? — басом рявкнула Зинаида и вылезла из кустов.
— Интересно! Интересно! — закричала вся Оськина компания, выскакивая на полянку.
Заговорщики испугались, но не пытались бежать. Они только головами вертели во все стороны, я приник глазом к видоискателю. События стили развиваться очень быстро.
Рыжая коренастая Зинаида, пригнув голову, упершись кулаками в бока, пошли на поэтессу.
— Тебе интересно, да? Очень интересно, да? Интересно, как человека мучают, да?
Поэтесса тихонько пятилась, нацелив на Зинаиду две растопыренные пятерни.
— Только тронь, Зинка! Только тронь! Только тронь! Только тронь!..
Белобрысая Тамара прыгала перед Гришкой с Андреем, издеваясь над их костюмами, и называла их «шутами гороховыми». Никита, ухмыляясь, засучивал рукава и бормотал, что сейчас кое-кто узнает, как втроём на одного нападать.
— Никита! Никита, дай им! Дай им! — надрывался Оська, держись поближе к кустам. — Вы слышали? Вы слышали, что они хотели со мной сделать? Кляп в рот! Как бандиты настоящие! Никита, дай им, чего боишься! Дай им!
Вдруг Тамара подскочила к Грише и сдёрнула с него миску. Тот вытянул её пониже спины сложенной в несколько раз верёвкой.
Дальше всё пошло как по маслу: Тамара завизжала и ухватилась за верёвку; Никита налетел на Гришу и повалился вместе с ним на землю. На помощь Грише бросился Андрей. На Андрея, оставив Таню, напала Зинаида, а через секунду ей в волосы вцепилась сзади поэтесса.
— Ура-а-а! Бей! — завопил Оська, почти совсем исчезая в кустах.
Весь дрожи от радости, чувствуя, что наступила самая счастливая минута в моей жизни, я поймал в видоискатель кучу малу, которая образовалась подо мной, нажил на спуск и… прямо похолодел.
Раньше я никогда не обращал внимания на то, как трещит мой киноаппарат. Только теперь я по-настоящему услышал его. Он тарахтел, как пулемёт. Наверное, во всём парке было слышно.
Драка внизу прекратилась. Куча мала распалась.
Взъерошенные, растрёпанные члены третьего звена подняли головы. Оська вылез из кустов.
Я остановил аппарат.
Глубокая тишина наступила вокруг, и в этой глубокой тишине семь человек смотрели на меня, а я глядел сверху на них.
— Во! Шпион! — сказал наконец Оська.
Не спуская с меня глаз, Андрей зачем-то обошел вокруг клёна. Маска его болталась на шее. У него были раскосые, как у китайца, глаза и под правым глазом темнел синяк, набитый, как видно, ещё во вчерашней драке.
— Слезай! — сказал он.
Я пробормотал, что мне незачем слезать, что мне и здесь хорошо.
— Эй, ты! — закричал Оська. — Слезай, когда тебе приказывают! Не слезешь, так мы сами к тебе заберёмся. Кувырком полетишь оттуда… Никита, Никита! Давай лезь на дерево! Чего ты боишься, давай лезь!
Пятиклассника Никиту можно было принять за восьмиклассника — такой он был здоровый. Я посмотрел, как он неторопливо поплёвывает на ладони, и понял, что мне лучше будет спуститься без его помощи. Сползая со своего клёна, я старался думать о том, что многие кинохроникёры часто подвергаются опасности и что я должен радоваться тому, что сейчас со мной произойдёт, однако никакой радости так и не почувствовал.
Как только я спустился, вояки окружили меня со всех сторон. Девочки молчали, а мальчишки ухватили меня за ворот, за рукава и стали трясти.
— Ты кто такой?
— Ты что там делал, на дереве?
— Это что за штука у тебя? Говори! Что это за штука?
— Киноаппарат, — ответил я чуть слышно.
Никогда я не думал, что это слово на них так подействует.
Мальчишки сразу сбавили тон.
Дрожа от радости, я поймал в видоискатель кучу малу.
— Чего-чего? — переспросил Оська.
— Ну, кинокамера съёмочная, — повторил я.
Все притихли и переглянулись. Потом Зинаида пробасила:
— Это как такое «кинокамера»? Чтобы в кино снимать?
— Ага!
— В настоящее кино! — воскликнул Оська. — И работает? Взаправду?
— Работает…
— И ты нас снимал?!
— Снимал. Только я не за тем на дерево забрался, чтобы вас снимать. Я хотел пейзаж красивый снять, а тут пришли вы, и…
— И ты нас снял?! В настоящее кино! — ещё громче закричал Оська. — И всё получится? И всё на экране будет видно, как мы дерёмся, и всё такое?
Я кивнул.
— Во! Слышали? — ухмыляясь, сказал Никита.
— О-о-о-о-ой! — пропищала поэтесса и запрыгала на одном месте.
Затем они пристали ко мне:
— Ты когда проявишь плёнку?
— Ты нам покажешь, когда проявишь?
— Слушай! Пойдём сейчас к тебе, ладно? Ты будешь проявлять, а мы тебе помогать… И сразу нам покажешь…
Теперь, когда опасность миновала, мне стало очень досадно, что моя киносъёмка не удалась. Я сказал угрюмо:
— А чего её проявлять! Я вас и снять-то как следует не успел. Три секунды какие-нибудь…?
Вояки огорчённо притихли, но Оська быстро нашёл выход:
— Так давай мы сейчас додерёмся, а ты нас сними. Ребята, пошли на старое место. Кто как кого бил, так и продолжайте. А ты лезь на дерево, снимай!
Я сказал, что хочу снять настоящую кинохронику, а не спектакль и что зря тратить плёнку я не буду.
— Да ты и снимешь настоящую кинохронику, — сказал Андрей. — Мы взаправду будем драться. Верно, ребята?
— Конечно, взаправду! — подхватил Оська. — Мы так друг другу надаём — ты просто пальчики оближешь[3]. Слушай! Тебе плёнки жалко, да? Так мы тебе денег соберём, чтобы ты новую купил. На! Держи пока. Ребята, давайте у кого сколько есть, остальное потом додадим.
Денег при себе больше ни у кого не оказалось, но все дали мне честное пионерское, что сегодня же соберут деньги и даже сами купят мне плёнку. Мне, конечно, очень хотелось поработать заряженным аппаратом, а не трещать им вхолостую. Я согласился. Все очень обрадовались и вернулись на то место, где была куча мала. Только Зинаида не пошла с остальными.
— Зина, чего ты? Иди! — позвала её Таня.
Зинаида насупилась и пробасила:
— Не пойду. И тебе, Таня, не советую. Было бы что другое, а в драке сниматься… Мы, Таня, как-никак девочки всё-таки.
— Зина, но ведь это же кино! — сказала поэтесса. — Если бы мы в жизни дрались, тогда другое дело… А ведь это же в кино!
Зинаида наконец согласилась. На клён я больше не полез, а снял потасовку с земли. После съёмки мы пошли ко мне и подняли дома такой тарарам[4], что папа с мамой сбежали к знакомым.
Несколько часов мы проявляли плёнку, промывали, отбеливали, засвечивали, снова проявляли и фиксировали. Пока плёнка сохла, мальчишки осмотрели мой киноаппарат и прикинули, кто какие детали может достать. Девчонки с Татьяной во главе успели за это время придумать такой киносценарий, что, если бы снять по нему картину, потребовалось бы плёнки на несколько тысяч рублей.
