В открытую дверь было видно, как по небу среди звёзд быстро плывёт спутник, и Перчиков снова почувствовал себя в кабине настоящего космического корабля.
Но скоро в наушниках раздался какой-то далёкий-далёкий звук, совершенно незнакомый и непривычный. Такого Перчиков не слышал за всю свою жизнь. Он замер и стал прислушиваться. Звук почти погас. Усмехнулся и погас. И вдруг повторился с новой силой, будто прорвался сквозь далёкие-далёкие миры. Звук напоминал что-то похожее на «дзинь-дзинь-дзинь». Перчиков бросился в рубку к Морякову:
— Сигналы, непонятные сигналы!
— Позвольте, позвольте! — воскликнул Моряков. — Уж не те ли, которые недавно приняли учёные?
— Какие? — опешил Перчиков.
— Разве вы не слышали сообщений радио? Короткие затухающие сигналы, сигналы других миров, других планет!
И Моряков, распахнув дверь, кинулся в радиорубку. Перчиков трусцой побежал за ним. Сигналы были слышны!
На второй день звуки повторились в то же самое время.
— Если примем их в третий раз, — сказал Перчиков, — сообщим в Океанск!
— В Академию наук! — воскликнул Моряков. — Подумать только, может быть, кто-то за миллионы километров подаёт сигналы всей Земле, всему человечеству, а слышим мы одни?! А их должны слышать все — в России, в Америке, в Англии!
Вот о чём говорили Моряков и Перчиков на носу парохода «Даёшь!».
— Да, Евгений Дмитриевич! — спохватился Перчиков, услышав об Англии. — У меня к вам есть просьба.
— Я вас слушаю! — с готовностью поклонился Моряков.
— Не поможете ли вы Солнышкину подучить английский? Ведь скоро Жюлькипур!
Даже в такое время Перчиков помнил о друге.
— С удовольствием! — сказал Моряков. — С удовольствием! — И посмотрел сверху на Перчикова. — Но почему просите об этом вы?
— А я хочу ему сделать сюрприз с помощью техники! — улыбнулся Перчиков. — Положил на ночь магнитофон под подушку, а утром проснулся и сразу: «Гуд монинг!»
— С удовольствием! — повторил Моряков. — О чём речь! — и посмотрел на часы. — Но, кажется, нам пора?
И они решительно направились к рубке В этот самый момент с кормы сквозь шум донёсся крик Буруна:
— Стоп! Стоп! Человек за бортом! Человек за бортом!!!
Спрятав под матрац заветную книгу, артельщик поднялся на палубу. От великих планов у него кружилась голова, волны несли его на своих плечах к Жюлькипуру, к городу небоскрёбов, базаров, харчевен. Стёпка сам чувствовал себя целым городом с колбасными, небоскрёбами, глаза его вспыхивали, как витрины в лучших ресторанах. Ключи от артелки сами приплясывали в руках, и пальцы искали, из кого бы тут навертеть колбас, а кого свернуть в рулет.
Возле камбуза в воздухе вились три уютных дымка, мурлыкала гитара Федькина, и на весь океан шлёпали костяшки домино. Там забивали «морского козла». Сбоку на трапе сидел Солнышкин и наблюдал за игрой.
«Повеселитесь, повеселитесь», — подумал артельщик и подошёл к компании.
— Сыграем? — Он готов был разбросать всех, как слепых котят.
— В пару с Петькиным, — сказал Борщик, мешая домино и принюхиваясь: не горят ли на плите макароны.
Стёпка запустил пятерню в кости и сразу с грохотом хватил ладонью о ящик. Везенье так и валило в руки!
— Шесть — шесть! На всю капусту!
Борщик от неожиданности приподнялся и замигал подпалёнными ресницами. Мишкин сощурился и, прикусив папироску, приставил камень сбоку.
— Шесть — пять!
— Правильно! — сказал Солнышкин, который болел за Мишкина.
— Вас не спрашивают, Лунышкин, — сострил артельщик и так шлёпнул камнем по ящику, что белые точки едва не вылетели из камня. — Четыре — шесть!
— Ну и разошёлся! — с интересом посмотрел на него Солнышкин.
— А нельзя ли потише? — раздался за спиной артельщика сердитый голос.
И на бак в полной форме выскочил штурман Пионерчиков с раскрытой тетрадью в руках. Он сочинял статью о делах юных моряков.
Крик артельщика помешал ему думать в тот момент, когда в голову пришли великолепные слова, а теперь они из головы вылетели.
Пионерчиков и без этого терпеть не мог артельщика.
При каждой встрече он мечтал дать ему хорошего пинка. Но честь морского мундира и пионерский закон не позволяли распускать руки.
— А может, сыграем? — повернулся к нему Стёпка, вскинув рыжую бровь.
— Я в подобные игры не играю, — отчеканил Пионерчиков и сморщил лоб. Он старался вспомнить великолепные слова.
— Дрейфите! — ухмыльнулся артельщик.
— Кто?! — изумился Пионерчиков. Его обвиняли в трусости!
Поставив ногу на край ящика, на котором сидел Борщик, он решительно взял камни из рук поражённого кока.
— Пять — два! — ударил по столу штурман.
— Отличный ход, молодец Пионерчиков, — сверкнул Стёпка тремя золотыми зубами и вбил очередную шестёрку с другой стороны.
Мишкин присвистнул: «Стучу, еду!»
— А ну-ка, Петькин, подайте и мистеру штурману колясочку до самого Жюлькипура! — захохотал артельщик.
Но Петькин уныло пожал плечами и выставил совсем другой камень.
— Что делаешь?! — Артельщик толкнул Петькина ногой.
Но было поздно: Пионерчиков удачно выставил следующий камень, а артельщик, замигав, споткнулся носом о собственную ладонь: «Еду».
— Так, — сказал Мишкин, — у кого-то присох дупелёк. Рыба. — И он опустил камень на кон. С обеих сторон стояли четвёрки.
— Считать очки, — сказал Пионерчиков.
Федькин опустил гитару.
Борщик забыл про макароны.
Солнышкин соскочил с трапа.
Все склонились над столом.
И вдруг Пионерчиков насторожился:
— А у кого дубль пять?
Мишкин положил руки на стол. Петькин раскрыл ладони.
— А вон он! — крикнул Солнышкин. — Вон! — и показал на рукав артельщика.
— Какой дубль? — разжав пальцы, усмехнулся артельщик.
И тут Пионерчиков почувствовал, как что-то, щёлкнув его по носу, полетело за борт. Он сделал прыжок и вытянул руку, будто ловил муху, но опоздал.
— Там камень! — сказал Пионерчиков.
— Хе-хе! Где камень? Проверьте! — засмеялся артельщик.
Это было уже делом принципа. Пионерчиков бросился к борту. Федькин вцепился ему в брюки, но тоненький штурман выскользнул из них и ласточкой полетел в океан. На секунду все в изумлении открыли рты и вдруг разом взвыли.
— Человек за бортом! — закричал Бурун.
— Круг! — крикнул Солнышкин и бросился за спасательным кругом.
— Горим, горим! — заметался Борщик: на камбузе стреляли и дымились макароны.
— Акула, акула! — заорал Федькин.
И тут все увидели, как, переворачиваясь вверх брюхом, к штурману несётся громадная акула.
Странная тропическая акула
Навстречу Пионерчикову мимо «Даёшь!» стремительно неслось серое брюхо приготовившейся для броска странной тропической акулы.
— Багром её, багром! — выпалил покрасневший Бурун и метнул вниз пожарный багор.
Но акула пронеслась мимо и приближалась к тому месту, куда нырнул юный штурман. Теперь Пионерчиков остался с хищницей один на один.
— Пропал, — сказал Федькин.
Но штурман вынырнул. В руке он победоносно сжимал дубль и собирался произнести обличительную речь, когда увидел, что пароход уходит. Артельщик удирал! Возмущённый Пионерчиков помахал кулаком вдогонку и тут заметил летящую на него задранную акулью морду. Акула пыталась сорвать ему выступление! В запальчивости Пионерчиков так двинул её ногой, что морда мгновенно вогнулась, а во все стороны от неё полетели красные брызги. Правда, красными они были от заката, но Пионерчиков этого не видел. Он схватил хищницу за горло и с таким треском рванул, что из неё тут же со свистом вылетел дух.
К этому времени «Даёшь!» дал задний ход, и все увидели, как в краснеющую с каждой минутой глубину опускается тело убитой акулы.
Конечно, свысока трудно было разглядеть, что на её морде зачем-то вышита буква «Т». А Пионерчикову тоже было не до этого.
И только Тая в стороне от всех вздыхала, глядя в воду: там тонул её любимый пододеяльник с красивой буквой «Т», который она выронила от испуга, увидев, как Пионерчиков прыгает за борт.
— Шут с ним, с пододеяльником! — сказала она. — Главное — штурман жив, целёхонек.
Некоторые непредвиденные обстоятельства
— Стоп машина! Шлюпку на воду!
Моряков и Перчиков летели по трапу через три ступеньки. Солнышкин катил впереди себя спасательный круг, а Пионерчиков уже взбирался наверх по штормтрапу, который держали в руках Федькин и Бурун.
— Что случилось, что это значит? — спросил Моряков.
Но мокрый победитель акулы, перебросив через борт ноги, сразу направился к артельщику и размахнулся так, что у Стёпки заранее взбухла щека и показалось, будто корабль кренится налево.
