Парта для Васи была как игрушечная, еле втиснулся он в неё. Сидеть было неудобно, но сейчас он готов был терпеть любое неудобство, лишь бы снова не остаться одному.
– Что у тебя, Вася, хорошего? – спросила Клавдия Львовна, сняла свои роговые очки с толстенными стёклами, подула на них и стала осторожно протирать платочком.
– Хорошего? – удивился Вася. – Какое уж тут хорошее! Я больше так не могу…
Путаясь в словах, перебивая себя самого, Вася начал рассказывать Клавдии Львовне всё как было. Всю историю Лабрадорской империи припомнил – от Влада до его, Васиных, дней, когда он стал ходить Тихим Тираном.
Подперев щёку ладонью, Клавдия Львовна слушала. Она не стыдила его, не перебивала, не задавала вопросов. Рассказывал он не поднимая головы, а когда поднял потом голову, то волей-неволей пришлось ему столкнуться глазами с Клавдией Львовной. Глаза у него от стыда налились тяжестью. Он снова их опустил.
А между тем Васин рассказ ничего не добавил к тому, что уже знала Клавдия Львовна. Как долго, как нестерпимо долго ждала она этого случайного вроде бы случая, чтобы наконец-то поговорить с Васей.
Помнится, разговоры про Лабрадорскую империю давно смолкли, стоило появиться у них в классе Серёже Катамаранову. Потом ребята стали октябрятами. Началась у них новая жизнь. И тогда она, Клавдия Львовна, успокоилась. Но вот месяц назад к ней в класс вбежала взволнованная, просто даже возмущённая мать Алика Егозихина и обвинила её, Клавдию Львовну, в ужасном просчёте и недосмотре. Она требовала немедленного разбирательства и разоблачения какого-то Тихого Тирана Васи. Оказалось, не какого-то, а именного этого самого Васи Поперечного.
Клавдия Львовна скандалов не любила, просто даже не терпела. Поэтому она, правда, с немалым трудом, уговорила мать Алика и явившегося к ней в тот же день ошарашенного Васиного отца довериться ей во всём.
– Очень и очень вас об этом прошу! – сказала Клавдия Львовна родителям. И они ей обещали, что, раз Клавдия Львовна их так об этом просит, вмешиваться не будут. Но дело оставляют под её, Клавдии Львовны, личную ответственность.
Через несколько дней к Клавдии Львовне наведалась Рита. Она пришла рассказать всё про Димку и про недавнее похищение ЧЕТЫРЕЛАПЫОДИНХВОСТ. И вот тогда-то, в разговоре с Ритой, Клавдия Львовна и призналась ей, но больше себе, в своей ошибке. Сначала, мол, не разглядела, как интересно играл с ребятами Влад, а зато потом проглядела Васю. Вот какая, выходит, на закате её учительской жизни получилась ужасно некрасивая история. Но только бы не мешали ей с этой историей самой разобраться! Только бы не помешали Васе хорошенько самому подумать, самому до настоящей правды дойти.
И не мешали, хотя ждать пришлось всем очень и очень долго. Никто уже и в успех-то не верил.
– Да-да… извини, что ты сказал? Повтори. Я немного отвлеклась и не слышала, что ты сейчас сказал.
– Те деньги, говорю, все истратил… Но вы не думайте, я отдам! Заработаю и отдам.
– Заработаешь, когда вырастешь. А сейчас… вернее, завтра мы с тобой деньги как следует разменяем и ты отдашь всем, у кого брал. Долги надо отдавать. У людей так принято. – Клавдия Львовна зашуршала бумажками.
– Нет. У вас я взять не могу, – сказал Вася. – И заработаю не когда вырасту, а сейчас. Иначе это не считается.
– Как же ты заработаешь? – удивилась его ответу Клавдия Львовна. К такому повороту она явно была не подготовлена.
– Мне один парнишка говорил, что телеграммы разносить можно. Я очень быстро бегаю. Конечно, хуже Влада, но зато быстрее Андрюшки. Я на почте объясню, для чего мне надо.
– Может быть, ты и прав…
– Хорошо, родители ещё не знают. А то крику было бы, шуму… Тогда бы я всем назло ничего не понял. Не люблю, когда орут на меня!
Клавдия Львовна молчала, занимаясь очками. Тёрла, тёрла и без того чистые стёкла.
– Родители твои всё знают, Вася, – сказала она, и очки, описав в воздухе замысловатую кривую, сели ей на нос. – Родителям твоим было за тебя очень стыдно!
– Знают?! – ахнул Вася. – И столько времени молчали? Чего же они ждали?
– Мы все ждали, чтобы ты понял всё сам.
– А вдруг бы я не понял? Ведь мог же не понять?! – испугался Вася. – Тогда бы что?
– Тогда бы… – Клавдия Львовна помедлила с ответом. – Тогда бы все сказали, что я напрасно сорок лет учу детей, что я всю жизнь занимаюсь не своим делом.
– И всё бы это было из-за одного меня? – ужаснулся Вася.
– Но ведь этого не случилось, разве не так?
– Так! Так! – закричал Вася радостно. – По-другому и быть не могло.
После этого разговора прошло немало дней.
Клавдии Львовны уже не было в школе. Она отдыхала от школьных дел на берегу Финского залива в обществе других симпатичных стариков и старушек. Вася расплатился со всеми, кому был должен, и, хотя никто ему не поминал прошлого, не ворошил старое, прежней дружбы он так и не обрёл ни с кем. Дружба, как он теперь понял, оказывается очень хитрая штука: её легко разменять на пятаках и в то же самое время её нигде и ни у кого ни за какие деньги не купишь.
Как раз о дружбе говорила на своём последнем уроке в первом «б» Клавдия Львовна. Её стол был завален цветами. Лицо Клавдии Львовны выглядывало из букетов гвоздик, тюльпанов и пионов. Огромный букет садовых ромашек держала Клавдия Львовна в руках, прижимая к себе.
Все сидели, как всегда, околдованные, слушая её неповторимый, особенный голос, у всех шуршало в ушах ещё непонятное им, но, несмотря на это, всё равно очень и очень грустное:
– ПРОЩАЙТЕ, ДЕТИ, ПРОЩАЙТЕ!
НЕТ, НЕ ПРОЩАЙТЕ, А, НАОБОРОТ, ЗДРАВСТВУЙТЕ, ДЕТИ!
(Рассказ товарища Буланова)
– Учитель ваш, Геннадий Николаевич, пригласил меня зайти в школу, чтобы я поставил последнюю точку в этой непростой истории. Давайте знакомиться: зовут меня Буланов Иван Тимофеевич. Я участник Великой Отечественной войны, имею правительственные награды: ордена Славы всех степеней, одиннадцать медалей. Два раза ранен был. Последнее ранение до сих пор покою не даёт, но, как говорится, не в этом дело.
Дело в том, что разговор наш пойдёт не о войне. Про вас самих пойдёт у нас с вами сейчас разговор. Удивились? Я бы тоже на вашем месте удивился. Хотите, удивлю ещё больше? Вас-то я почти всех, оказывается, знаю. Понаслышке, правда, но знаю. Ну, с кого начать? Давайте начну хотя бы с Георгия Дворжикова. Он на предпоследней парте в правой колонке сидит. Как догадался? Очень просто: самый весёлый товарищ. Улыбка до ушей. А рядом с ним, наверно, Оля Лебедева сидит. Угадал? Здравствуй, Оля! Рад тебя видеть. Наслышан о тебе, наслышан. Хвалю. Смелая ты, оказывается, девочка. Вот если бы мальчики, скажем, рыцари ваши, все были бы такие же, как Оля… тогда бы у меня к вам не было дела. Какое дело? Сейчас, Пантелей, расскажу. А ты стал что-то нетерпелив. Как узнал тебя? В окно больше смотришь, чем на меня. Что ты там видишь в окне, Пантелей? Чистое небо… Чистое небо – это, Пантелей, замечательно. Что вы сказали, молодой человек? Чистое море лучше? Уж не зовут ли вас тогда Боря Бобриков? Угадал? Моё почтение, капитан. А вы не забыли «Вальс»?
Тише, тише! Отвечу всем по порядку. Георгий интересуется: откуда я про вас про всех всё знаю? Он уверен, что Геннадий Николаевич мне всё рассказал. А вот и ошибаешься, Георгий. Когда мы впервые встретились с вашим учителем, я уже знал, что в нескольких шагах от моего дома учатся в соседней школе удивительные люди: Влад Волгин, Андрюшка Антонов-Ант, Рита Шмелёва, Дима Шмелёв, Олег Верблюжонов и вы все. Геннадий Николаевич просто мне помог с вами встретиться. И это его желание удивительно точно совпало с моим, поскольку, повторяю, у меня к вам есть одно важное дело.
Ну ладно, не буду вас мучать. Расскажу всё по порядку. Итак, представьте себе дождливый вечер. Оттепель посреди зимы. Я в этот вечер, по своему обычаю, сижу дома и пишу. Как и вы, я тоже пробовал написать книжку. Свою книжку о войне, о моих друзьях-товарищах, погибших в боях за Родину. Значит, сижу, пишу и всё, конечно, перечёркиваю, потому что не получается. Злой! Вдруг – звонок. На пороге двое мальчишек. Мокрые с головы до пят. С ними девочка. Постарше их. Зонтик держит. Спрашивают: «У вас была яхта «Вальс»?» Я обрадовался: «Как же, как же! Неужели это вы его так заштопали?! Входите, входите. Рад с вами познакомиться!» Оказалось, они меня по всему кварталу искали. Десять тысяч квартир обошли, а мой дом, рядом со школой, оставили напоследок. «Не надо ли вам в чём помочь? – спрашивают они меня. – В магазин, например, слетать или пол натереть?» – «Нет, – говорю, – слетать в магазин или пол натереть – для этого житейского дела есть у меня родная племянница. А вот познакомиться поближе – сколько вам будет угодно!»
Пока они сушились у меня, я рассказал им нехитрую историю про «Вальс»: как отвёз его за город, как этим летом собираюсь спустить на озеро Глубокое и как очень буду рад, если они найдут время и с разрешения родителей навестят меня там, на даче.
