— А прислуга?.. — еле поспевал за ним Пальчик.
— В конце парка. Там стоят большие крупнопанельные дома — с отдельными каморками. И своя столовая у них.
— Кормят хорошо? — сострил Пальчик. Гав обернулся и скорчил зверскую рожу.
— Понятно. А кто живёт в том особняке с колоннами — помнишь?
— Начальство. Все старые да тощие, как обгоревшие спички. Боятся растолстеть. Хотят пожить подольше. На вечность нацелились! Как говорит буфетчица Оля о тех, кто трусцой бегает.
— Откуда ты всё знаешь? — Пальчик запыхался и перешёл на быстрый шаг.
— Я по всему парку мотался, — тоже замедлил ход Гав. — Со следу сбивал. Боялся, собак-ищеек пустят. Уже забыл про мой «шестой этаж»?
— Такое не забывается. Вот и среди собак бывают подлые твари! Гав на ходу пожал плечами:
— Всё, как у вас. Не хуже людей живём.
Пришлось молча проглотить его ответ. Правду не скроешь.
— Цирк шапито! — воскликнул Пальчик, увидев впереди на обширной поляне между высоченных краснокорых секвой огромный брезентовый купол. Поляну щедро заливал лунный свет, как будто любопытная луна нарочно переместилась именно сюда в ожидании дальнейших событий.
— Тсс, — прошипел Гав.
Они осторожно обогнули цирк, то перешагивая через натянутые веревки, то пробираясь под ними. За цирком оказался другой брезентовый купол — поменьше. Из него доносились визг, хрюканье, рычание и хихиканье каких-то животных… Внезапно всё это перекрыл трубный вскрик слона.
— Цирк зверей, — сказал Гав. — Не бойся, все свои. Да, запомни, — предупредил он, — я за переводчика. По-человечески они только команды знают.
— Что ж, выходит, все звери друг друга понимают?
— Здесь — да.
— И ты можешь перевести даже кошачье мяуканье? — подкузьмил его Пальчик.
— Могу, — поморщился Гав. — Но с густопсовыми ошибками.
Он приподнял край брезента и проскользнул в зверинец, Пальчик последовал за ним.
Под кровлей неярко светились лампочки. Помещение было разделено на множество тесных дощатых отсеков. Кое-где виднелись и железные клетки. В каждом отсеке и в каждой клетке стояли, сидели, метались разные животные: обезьяны, кабаны, тигры, львы, собачки… Была и пара слонов, они находились в самых, если тут применимо это определение, больших вольерах.
Гав что-то пролаял. Звери добродушно отозвались единым шумным возгласом.
— А теперь ты поздоровайся, — предложил пёс Пальчику.
— Здравствуйте, все! — звонко крикнул он. Гав опять что-то пролаял, но гораздо дольше. Звери снова отозвались одобрительным хором.
— Ты что сказал? — шёпотом спросил Пальчик.
— Я пожелал им от твоего имени здоровья и долгих лет жизни. Ведь ты сказал: «Здравствуйте!» А это значит: будьте всегда и везде здоровы. Верно?
— Ещё как верно! Ты замечательный переводчик. Самый лучший. Гав надулся от гордости. Давненько Пальчик его так не хвалил. Чтобы избежать буквоедства и нудности, мы будем передавать разговор зверей с Пальчиком напрямую, как говорится, без посредника. Не забывая, конечно, при этом, что переводчиком был всё-таки Гав.
В ответ на «Здравствуйте!» Пальчика, столь блистательно переданное Гавом, одна из обезьян крикливо пожаловалась:
— Разве тут будешь здоровой? Нас морят голодом.
— Бьют, — зарычал тигр.
— Не кормят! — протрубил слон.
— Не кормят, не кормят, — захрюкал кабан.
— Но почему? — удивился Пальчик. — У нас в городе тоже есть цирк, но там зверей любят.
— Жирняки нас за зверей не считают! — заявила остроносая такса. — Они нас и раньше плохо кормили, но, когда мы…
— …когда мы, выйдя на арену, отказались работать в таких условиях… — перекрыл её голос своим рёвом тигр.
— …нас в наказание начали поливать холодной водой из шлангов, — гулко продолжил слон. — Мощной чистой струёй! Какое было блаженство! До этого нас месяц не мыли.
— Мы не стали выполнять никаких команд. И нас злобно забросали гнилыми помидорами и картошкой, — вновь зачастил кабан. — Вкуснятина! Мне даже попали в пасть прокисшим, — он восторженно закатил глаза и причмокнул. — кочаном капусты — вот таким! — развёл он копытцами. — Впервые в жизни наелся, да ещё одними лакомствами. Единственный день, когда я был сыт.
— А теперь нас вообще держат на голодном пайке, — зарокотал лев. — Неделю мы крепились. Поневоле пришлось вновь работать, чтоб вовсе не сдохнуть с голоду.
— Мы шатаемся от усталости, — проревел медведь. — Нас заставляют стоять на задних лапах круглый день. Больных тоже гоняют на арену. Вон морскому котику — из ванны в углу высунулась усатая гладкая голова — пришлось жонглировать с перевязанным ластом!
Когда звери отвели душу и выслушали сочувствие гостей, Гав попросил приютить его с другом здесь на ночь. А там, мол, посмотрим.
— Нас ищет стража, — сообщил он. — Уж тут-то никто искать не станет.
Все наперебой стали звать Гава и Пальчика в свой отсек и в свою клетку.
— У меня вы в полной безопасности, — убеждал тигр. — Ко мне не сунутся!
Гав и Пальчик вежливо поблагодарили всех и удобно устроились на опилках в отсеке у собак.
— Может, пить хочется? — сказал Пальчик ушастому спаниелю с коротким хвостом. — Я там видел кран и ведро.
— Не беспокойся. Воду-то нам дают. А если не хватает, слон дотягивается своим хоботом, отворачивает кран, а затем передаёт полное ведро по кругу.
— Я обязательно что-нибудь придумаю, чтобы вызволить вас всех отсюда! — горячо заверил Пальчик.
— Хорошо бы… — ответил спаниель. — А знаешь, у нас тут недавно смешная история вышла. — Он оживился. — Начальником над нами назначили одну — извини! — человекообразную обезьяну: нахального мордастого орангутанга, пустозвона и доносчика. Он сразу заважничал, где-то раздобыл очки — наверно, в цирке украл — и стал носить. Все звери насмехались: «Вышел в люди!» А очки попались с такими толстыми стёклами, что он мало кого различал, всё плыло перед глазами. Но упорно их не снимал из гордости. Однажды я обозвал его доносчиком. «Ты кто?» — сразу спросил он. «Я новенький, — отвечаю. — Жираф». Их-то у нас нет, пусть потом поищет. «Но жираф должен быть с длинной шеей, — говорит он. — А твой голос раздаётся снизу». — «Я маленький жираф. Вот моя шея», — и протягиваю ему свой обрубок хвоста. Орангутанг ощупал его: «Да-да, шея… А голова где?» — «Всё остальное — голова», — говорю. «Такая большая и странная?» — удивился он, сослепу потрогав меня всего. «Потому что болит, — не выдержал я и расхохотался. — Распухла. От жизни такой!» Пальчик, Гав и все собаки в вольере, хотя и знавшие наверняка эту историю, покатились от смеха.
— И где он сейчас? — сказал Гав.
— Жирняки забрали его к себе. Он теперь их каждый вечер потешает своими дурацкими выходками. Лампочки погасли.
— Я их обязательно спасу… — уже сквозь сон пробормотал Пальчик.
Ему снилось, что звери, сами став зрителями, смотрят в цирке выступление дрессированных жирняков. Полосатый тигр грозно щёлкал кнутом, и те послушно бегали по арене на четвереньках, жонглировали тарелками с супом и, закрыв глаза, с визгом прыгали сквозь горящие обручи.
Жаль, что сны редко сбываются.
Но досмотреть сон до конца так и не удалось. Рано утром — сквозь марлевые оконца уже просачивался слабый свет — вдруг вновь зажглись лампочки под брезентовым сводом.
— Приготовить документы! — послышался чей-то бас.
— И поживей! — вторил ему другой.
— Обормоты. Ну, какие тут могут быть документы? У них на морде написано, кто есть кто, — заявил третий человек. И провозгласил: — Посторонние, выходи!
Это был голос того самого стражника, который уже останавливал Пальчика и Гава в парке.
В ответ звери зарычали, завизжали, захрюкали, замычали, затрубили…
Стража начала обход. Привстав на цыпочки, Пальчик и Гав увидели, как над загородками поплыли три фуражки с надписью «Граница на замке». Впереди них, высоко подпрыгивая и вертя головой, скакал орангутанг — звериный начальник. Беглецы сразу узнали его по вчерашнему описанию спаниеля, хотя на сей раз он был без очков, — пустозвон и доносчик.
— Они где-то здесь! — верещал он. — Затаились, спрятались, схоронились! Высмотрим, отыщем, найдём! Поймаем, задержим, схватим! Посадим, упрячем, закроем!
Напомним — ни стража, ни Пальчик не могли понимать, что выкрикивал орангутанг. Но для стражи было достаточно угрожающей интонации в самом визге доносчика, и Пальчику всё шепотком переводил Гав.
Законно спросить, как же в таком случае можно быть доносчиком, если его язык никак нельзя понять. Ответим: доносчиком можно быть и молча. А если подходить к этой противной проблеме серьёзно, то орангутанг просто-напросто приводил кого-нибудь из жирняков и указывал на любого зверя, а потом того без лишних расспросов хлестали бичом.