— Но у королей целые горы брильянтов.
— Так ведь я не знаком с королями.
— Где ж тебе! Вот если бы ты очутился в Европе, ты увидел бы целую кучу королей. Там они так и кишат, так и прыгают…
— Прыгают?
— Ах ты чудак! Ну, зачем же им прыгать?
— Но ведь ты сам сказал: они прыгают.
— Глупости! Я только хотел сказать, что в Европе их сколько угодно. И, конечно, они не прыгают, зачем бы им прыгать? Поглядел бы ты на них, там их тьма-тьмущая — вот таких, как тот горбатый Ричард…[41]
— Ричард? А как его фамилия?
— Никакой у него фамилии нет. У королей одни лишь имена.
— Ну, что ты!
— Правду тебе говорю.
— Если так, не хотел бы я быть королем. Может, им и нравится, чтобы их звали, как негров, одним только именем, мне же это совсем не по вкусу. Но погоди, где же мы будем копать?
— Не знаю. Разве начать с того старого дерева, там, на пригорке, за ручьем?
— Ладно.
Они достали сломанную кирку и лопату и отправились в путь. Идти надо было три мили. На место они пришли, задыхаясь, изнемогая от зноя, и улеглись в тени ближайшего вяза отдохнуть и покурить.
— До чего хорошо! — сказал Том.
— Угу!
— Слушай-ка, Гек, если мы выроем клад, что ты сделаешь со своей половиной?
— Я? Каждый день буду покупать пирожок и стакан содовой воды, буду ходить в каждый цирк, какой приедет в наш город. Уж я знаю, что мне делать, чтобы весело прожить!
— Неужто ты ничего не отложишь в запас?
— Откладывать? Это к чему же?
— А к тому, чтобы хватило и на будущий год.
— Ну, это зря. Если я не истрачу всех денег, в наш город как-нибудь вернется мой батька и наложит на них свою лапу. А уж после него не поживишься! Будь покоен, очистит все!.. А ты что сделаешь со своей долей, Том?
— Куплю барабан, взаправдашнюю саблю, красный галстук, бульдога-щенка и женюсь.
— Женишься?
— Ну да.
— Том, ты… ты не в своем уме!
— Погоди — увидишь.
— Ничего глупее ты не мог выдумать, Том. Возьми хоть бы моего отца с матерью — ведь они дрались с утра до вечера. Этого мне никогда не забыть!
— Вздор! На которой я женюсь, та драться не станет.
— А по мне, они все одинаковые. Нет, Том, ты подумай хорошенько! Я тебе говорю — подумай. Как зовут девчонку?
— Она вовсе не девчонка, а девочка.
— Ну, это-то все равно. Одни говорят: девочка, другие — девчонка; кто как хочет, так и говорит. И то и другое правильно. А как ее зовут, Том?
— Когда-нибудь скажу, не теперь.
— Ладно, как знаешь. Только, если ты женишься, я останусь один-одинешенек.
— Ну вот еще! Переедешь к нам, и будешь жить у меня… А теперь довольно валяться — давай копать!
Они трудились, обливаясь потом, около получаса, но ничего не нашли; проработали еще с полчаса, и опять никаких результатов. Наконец Гек сказал:
— Клады всегда зарывают так глубоко?
— Нет, не всегда — иногда! И не все. Мы, должно быть, не там копаем.
Выбрали другое местечко и снова принялись за работу. Теперь она шла не так быстро, но все же кое-как подвигалась вперед. Одно время оба рыли молча, затем Гек перестал копать, оперся на лопату, вытер рукавом со лба крупные капли пота и сказал:
— Где мы будем копать потом, когда покончим с этой ямой?
— Я думаю, не попробовать ли старое дерево за домом вдовы на Кардифской горе?
— Что ж, место подходящее. А только как ты думаешь, Том, вдова не отберет у нас клада? Ведь это ее земля.
— Отобрать у нас клад! Пусть попробует! Нет уж, клад такое дело: кто его нашел, тот и бери. А в чьей он земле, все равно.
Гек успокоился. Они продолжали копать, но через некоторое время Гек сказал:
— Черт возьми, мы опять не на том месте копаем! Ты как думаешь, Том?
— Странно, Гек, ужасно странно, — я не понимаю… Случается, что и ведьмы мешают. По-моему, тут пакостят ведьмы.
— Ну вот еще! Что за ведьмы? Разве у них есть сила днем?
— Верно, верно! Я и не подумал. А, теперь я понимаю, в чем дело! Вот дураки мы с тобой! Ведь надо сначала найти, куда тень от самой длинной ветки падает ровно в полночь, там и копать.
— Ах, чтоб его! Значит, все это время мы работали как идиоты зря! А теперь, черт возьми, придется еще раз идти сюда ночью. Такую ужасную даль! Тебе можно будет выбраться из дому?
— Уж я выберусь. И потом, надо покончить сегодня же ночью, иначе, если кто увидит наши ямы, сейчас же догадается, что мы тут делали, и сам выроет клад.
— Ну что ж! Я опять приду к тебе под окно и мяукну.
— Ладно. Спрячем кирку и лопату в кустах…
Ночью, около двенадцати, мальчики пришли к тому же дереву и, усевшись в тени, стали ждать. Место было дикое, а время такое, которое издавна считается страшным. Черти шептались в шумящей листве, привидения прятались в каждом темном углу, издали глухо доносился собачий лай, сова отзывалась на него зловещими криками. Торжественность обстановки подавляла мальчиков, и они почти не разговаривали. Наконец они решили, что полночь уже наступила, заметили, куда падает тень, и принялись копать.
Их окрыляла надежда: работать стало куда интереснее, я усердие их возросло. Яма становилась все глубже и глубже, и каждый раз, как кирка ударялась обо что-нибудь твердое, у них замирали сердца, но каждый раз их ждало новое разочарование. То был либо корень, либо камень.
Наконец Том сказал:
— Опять не то место, Гек. Опять мы работаем зря.
— Как — не то? Мы не могли ошибиться. Мы начали как раз там, куда упала тень.
— Знаю, но не в этом дело.
— А в чем же?
— А в том, что мы определили время наугад. Может, тогда было слишком рано или слишком поздно.
Гек выронил лопату.
— Верно… В том-то и штука. Ну, значит, это дело придется оставить. Ведь точного времени нам все равно никогда не узнать. И потом, очень уж страшно, когда кругом кишат ведьмы и черти. Так и кажется, что кто-то стоит за спиной, а я боюсь оглянуться, потому что, может, другие стоят впереди и только того и ждут, чтобы я оглянулся. У меня все время мороз подирает по коже.
— И мне жутковато, Гек. Когда зарывают под деревом деньги, в ту же яму почти всегда кладут мертвеца, чтобы он приглядывал за ними.
— Господи помилуй!
— Да-да, кладут, — мне говорили об этом не раз. — Ну, знаешь, Том, неохота мне возиться с мертвецами. Уж с ними всегда попадешь в беду.
— Мне тоже неохота ворошить их, Гек. Вдруг тот, что здесь лежит, высунет свой череп и что-нибудь скажет!
— Да ну тебя, Том! Очень страшно!
— Еще бы, Гек, я прямо сам не свой!..
— Слушай, Том, бросим-ка это место. Попытаем счастья где-нибудь еще.
— Пожалуй, так будет лучше, — сказал Том.
— Куда же нам идти?
Том подумал немного и сказал:
— Вот туда, в тот дом, где привидения.
— Ну его! Не люблю привидений, Том. Они еще хуже покойников. Покойник, может, и заговорит иногда, но не шатается вокруг тебя в саване и не заглядывает тебе прямо в лицо, не скрежещет зубами, как все эти привидения и призраки. Мне такой шутки не вынести, Том, да и никто не вынесет.
— Да, но ведь привидения шатаются только по ночам; днем они копать не помешают.
— Так-то оно так, но тебе ли не знать, что люди в этот дом и днем не заходят, не то что ночью!
— Люди вообще не любят ходить в те места, где кого-нибудь зарезали или убили. Но ведь в том доме и ночью ничего не видать — только голубой огонек мелькнет иногда из окошка, а настоящих привидений там нету.
— Ну, Том, если ты где увидишь голубой огонек, можешь ручаться, что тут и привидение недалеко. Это уж само собой понятно: только привидениям они и нужны.
— Так-то оно так, но все-таки они днем не разгуливают. Чего же нам бояться?
— Ладно, покопаем и там, если хочешь, только все-таки опасно.
В это время они спускались с горы. Внизу посреди долины, ярко освещенный луной, одиноко стоял заколдованный дом; забор вокруг него давно исчез; даже ступеньки крыльца заросли сорной травой; труба обрушилась; в окнах не было стекол, угол крыши провалился. Мальчики долго разглядывали издали покинутый дом, почти уверенные, что вот-вот в окне мелькнет голубой огонек; разговаривая шепотом, как и следует разговаривать ночью в таком заколдованном месте, они свернули направо, сделали большой крюк, чтобы не проходить мимо страшного дома, и вернулись домой через лес, по другому склону Кардифской горы.
Глава XXVI
СУНДУЧОК С ЗОЛОТОМ ПОХИЩЕН НАСТОЯЩИМИ РАЗБОЙНИКАМИ
На другой день, около полудня, мальчики опять пришли к сухому дереву взять кирку и лопату. Тому не терпелось отправиться в дом с привидениями. Гек тоже стремился туда, хотя, по правде говоря, не слишком ретиво.
— Слушай-ка, Том, — начал он, — ты знаешь, какой нынче день?
Мысленно пересчитав дни, Том испуганно взглянул на товарища:
