свирепее – лавина набирала силу.
Когда рокот лавины сделался громче, до Мулан донеслись выкрики захватчиков, затем позади неё выросла белая стена, и возгласы сменились всполошёнными криками. Снежная волна накатила, нимало не заботясь, чьё войско погребёт под собой. Снег, столь долго недвижимый, сорвался в бег и, как освободившийся из плена зверь, пожирал всё на своём пути. Чувствуя холодное дыхание лавины у себя за спиной, Мулан побежала быстрее. Но снег не отступал. Она громко свистнула, и появился Чёрный Вихрь. Он подскакал к ней, и, прежде чем жадный язык снега лизнул её, она была в седле.
Вместе они поскакали прочь перед накатывающей под копыта Чёрного Вихря лавины. Войску захватчиков позади неё посчастливилось меньше. Пешие и стеснённые весом доспехов, они исчезли под снежной стеной.
Мулан о них не думала. Она неслась вперёд, и её снедали тревога и страх. Измыслив свой план, она позабыла об одном – управлять снегом невозможно. Она хотела, чтобы лавина погребла врагов, и так и вышло, но о том, что произойдёт потом, она не подумала. А теперь снег катился прямо на армию императора. И ничуть не замедлял своего бега.
Подгоняя Чёрного Вихря, Мулан спускалась по склону, и вот она могла уже различить лица императорских солдат. В ужасе она видела, как неуправляемо покатилась катапульта, то падая, то вставая на дыбы, и наконец повалилась с грохотом, подмяв Сверчка. Крик застрял у неё в горле, и она, не моргая, смотрела, как Хонхэй подбежал и оттолкнул требушет, освобождая друга. Отпихнув Сверчка подальше от опасности, Хонхэй едва успел подняться, как накатила снежная волна и затянула его.
Мулан не колебалась. Ударив ногами в бока Чёрного Вихря и дёрнув поводья, она развернула противящегося коня навстречу лавине. Прокладывая путь к месту, где исчез Хонхэй, Чёрный Вихрь натужно фыркал. Он с трудом держался на поверхности снега, а Мулан силилась усидеть на его спине.
Вдруг Мулан заметила торчащую из снега руку Хонхэя. Нагнувшись, она схватила его и последним усилием втащила на Чёрного Вихря. Юноша безвольно обвис, глаза его были прикрыты, а дыхание стало еле различимым. Снова повернув Чёрного Вихря, Мулан поскакала прочь. Склон делался всё более пологим, и снежный поток начал замедляться, а затем и вовсе замер.
Лавина сошла.
В наступившей тишине Мулан остановила Чёрного Вихря. Бока его вздымались, конь тяжело дышал. Он спас её – и Хонхэя. Пригнувшись, она благодарно погладила шею жеребца. А затем соскользнула на землю.
Не без труда стащила она бесчувственное тело Хонхэя с лошади. Осторожно уложив юношу, она долго смотрела, как поднимается и опускается его грудь. Он был жив. По крайней мере его она спасла.
Когда другие мужчины, опомнившись, начали окликать друг друга, Мулан в последний раз неотрывно взглянула на Хонхэя. Ей хотелось остаться с ним, пока он не оправится, но она должна была убедиться, что натиску жужаней положен конец. Она отвернулась и исчезла в тумане.
* * *
У Хонхэя болело всё. Приоткрыв глаза, он увидел, что лежит невдалеке от остальных солдат императорской армии. Голова у него раскалывалась, а когда он попытался встать, ноги едва не подкосились. Последним его воспоминанием было то, как он оттащил Сверчка подальше от беды. А затем всё накрыла белая завеса. И он не осознавал ничего до минуты, когда очнулся, лёжа на земле.
Но, во всяком случае, он пришёл в себя. Его не отпускало престранное чувство, почти воспоминание, будто кто-то помогал ему, хоть он и понимал, что такое невозможно. Какой безумец сунется в лавину? Отодвинув туманную мысль, он пошёл к командующему Туну. Подойдя ближе, он услышал возглас Сверчка.
- Кто-нибудь видел Хуа Дзюна? – спрашивал Сверчок, оглядываясь по сторонам.
Обеспокоенные расспросы Сверчка привлекли и внимание командующего Туна. Истомлённые боем глаза обежали солдат Приметив Хонхэя, командующий Тун подозвал его.
– Ты не видел Хуа Дзюна? – спросил он.
Хонхэй покачал головой, и у него неприятно засосало в желудке. Неужели Хуа Дзюна погребло под снегом? Или его сразила вражеская стрела ещё до схода лавины?
Один из солдат издал возглас. Обернувшись, Хонхэй увидел вдали силуэт Туман замыливал детали, но, когда фигура приблизилась, Хонхэй резко вздохнул. То была воительница, которую он видел в битве. Сомнений быть не могло. Она скакала по долине на своем громадном жеребце, и её длинные волосы текли позади неё.
– Чёрный Вихрь?
Услышав восклицание Сверчка, Хонхэй повернулся и недоумённо уставился на молодого солдата. «Чёрный Вихрь?» – повторил про себя Хонхэй. Что хочет сказать Сверчок? Чёрный Вихрь – это же конь Хуа Дзюна. Рот его удивлённо распахнулся, когда всадница нарисовалась из снежной пелены и тумана прямо перед ними. Она действительно ехала верхом на Чёрном Вихре. Но ведь если лошадь – это Чёрный Вихрь, значит, оседлавшая его женщина...
– Хуа Дзюн? – командующий Тун облёк в слова вопрос Хонхэя.
Воительница покачала головой и спешилась.
– Я – Хуа Дзюн, – сказала она твёрдо сильным, но явно женским голосом.
Хонхэй резко переводил взгляд с командующего Туна на солдата, которого он знал под именем Хуа Дзюна. Лицо командующего побледнело, а руки подрагивали, и он не сводил глаз с Мулан. Хонхэй видел – и понимал, – каким усилием воли тот пытается уложить происходящее в голове.
Мулан тоже всё понимала. Она выпрямилась и прогнала с лица всякое выражение. Но в теле её Хонхэй видел нарастающую тревогу. Плечи чуть приметно опустились, руки затрепетали. Гордая воительница истаивала под полным ужаса взглядом командующего Туна.
Подле Хонхэя Сверчок выдохнул, сложив два и два.
– Он – девушка? – проговорил Сверчок, качая головой. Остальные солдаты тоже забормотали и зашелестели себе под нос, поражённые и едва верящие собственным глазам. Хонхэй слушал, и его захлёстывал гнев. Хуа Дзюн лгал ему Он – а точнее, она – сумел присоветовать ему, что сказать невесте, не потому, что он беседовал с женщинами, а потому, что он сам был женщиной! И Хонхэй дозволил себе проявить перед ней свою слабость. И она даже победила его в поединке – и не раз. Вспомнил он и случай на озере, и щёки его заполыхали.
Выражение лица же командующего Туна сделалось совершенно ледяным.
- Ты – самозванка, – прошипел он, и в голосе его звучала горечь разочарования. -Ты предала свой полк. – Мулан повесила голову от стыда. Командующий Тун продолжал: – Ты принесла позор роду Хуа.
Его слова, словно меч, поразили Мулан в самое сердце. Это были самые ужасные слова.
– Командующий... –
