У мистера Кинослинга стало совсем хорошо на душе. В этой семье он чувствовал себя все лучше и лучше. А готовность, с которой обе женщины откликались на его восторженные речи, особенно пришлась ему по сердцу. Он грациозно коснулся холеной рукой своего высокого и бледного лба и снисходительно улыбнулся.
– Лето – пора отдыха для детишек, – изрек он приторным голосом. – Что может быть лучше жизни паренька! Он резвится, он легок, раскован, и ничто ему не мешает наслаждаться обществом своих юных дружков. Все пареньки резвятся со своими дружками. Они толкаются, борются, дерутся, но так бережно, словно понарошку. Это, знаете, такие безобидные потасовки. Они только укрепляют паренькам мышцы и никому не приносят вреда. От них одна польза. Они воспитывают в пареньках дух рыцарства! Детишки все очень быстро усваивают. Они даже не замечают, как постигают замечательные истины. Они прекрасно усваивают понятие «благородство обязывает». Они усваивают правила своей касты и знают, что такое благородное происхождение. И что такое принадлежность к хорошей семье. Когда они играют в свои игры, они учатся проявлять вежливость друг к другу. А в других играх они учатся проявлять заботу. Так что, все их развлечения и радости несут в себе пользу. Я с удовольствием участвую в этих ребячьих забавах всегда, когда могу. Мне так симпатичны эти наивные беседы, здоровые радости. И я всегда стараюсь помочь им в их милых трудностях. Видите ли, я понимаю их мир. А это, осмелюсь заметить, не так-то легко. Они такие забавные, эти пареньки и девчушки!
Он одарил каждого из сидящих за столом лучезарным взглядом и, наконец, остановив глаза на Пенроде, спросил:
– А что вы думаете по этому поводу, маленький джентльмен?
Тут мистер Скофилд громко кашлянул.
– Еще кусочек цыпленка, а? Дайте, я вам положу!
– Кусочек цыпленка! – с мольбой в голосе подхватила Маргарет. – Еще только один кусочек! Ну, пожалуйста! Прошу вас!
– Прекрасный, прекрасный! – начала свое миссис Скофилд. – Пре-красный! Пре-красный! Пре-красный! Прекрасный…
Неизвестно, насколько понравилось лицо Пенрода мистеру Кинослингу. Вполне вероятно, что эта гримаса показалась ему знаком почтения к его особе. А, может быть, он вообще не заметил ничего странного, ибо полностью был поглощен собой. Он и вообще-то отличался самовлюбленностью, а сейчас его задача усложнилась. Он одновременно вещал и упивался собственным красноречием, и больше ни на что не обращал внимания. Кроме того, странные выражения на лицах мальчиков взрослые часто игнорируют, что порой приводит к совершенно неожиданным происшествиям. Как бы там ни было, выражение лица Пенрода, посеявшее такой переполох среди родственников, по-прежнему ничуть не смущало мистера Кинослинга.
Мистер Кинослинг наотрез отклонил цыпленка и продолжал держать речь:
– Да, смею заверить, я понимаю мальчуганов, – произнес он, и лицо его озарила вдумчивая улыбка. – Ведь когда-то я и сам был причастен к этому неугомонному народу! О, детство – это не одни лишь забавы. Надеюсь, наш очаровательный ученик не слишком усердствует над латынью и сочинениями классиков? Я вот, например, переусердствовал, и уже в восемь лет принужден был носить очки. Он должен очень опасаться за свои глазки. Во время занятий в школе не надо горбиться за партой. Ах, золотая юность! Вот такой ей и следует быть: золотой, яркой, блестящей! Юность – это ликование, это свет бодрости! Крикет, теннис, гандбол; стихи и песни о доблести и славе, беготня и прыжки; смех и песни, вот что такое юность! Юность поет мадригалы и дифирамбы жизни, щебечет жаворонком, разливается в народных песнях, читает баллады и рондо…
Время шло, а мистер Кинослинг все говорил и говорил. Мистер Скофилд принужден был вслушиваться в каждое слово этой вдохновенной речи. Ведь как только с красноречивых уст мистера Кинослинга вновь сорвется запретное выражение, надо будет вновь громко закашлять, а потом предлагать «еще кусочек цыпленка», чтобы заглушить Пенрода. Маргарет и миссис Скофилд тоже не позволяли себе расслабиться и были готовы в любую минуту прийти на помощь главе семейства. Вот так, в борьбе и напряжении длилась эта славная трапеза. Миссис Скофилд прилагала все силы, чтобы гость быстрее покинул столовую. Ей отчего-то казалось, что перейдя на полутемную веранду, все они окажутся в большей безопасности, и облегченно вздохнула, когда переход, наконец, свершился.
– Нет, нет, благодарю вас, – отказался мистер Кинослинг от сигар, которые предложил ему мистер Скофилд. Усевшись поудобнее в плетеном кресле рядом с Маргарет, он добавил: – Не курю. Вообще ничего не курю. Ни сигар, ни трубок, ни сигарет. Книги – вот моя услада. Сладкие звуки поэзии, изысканные ритмы стиха, яркие образы… Я предпочитаю это всему остальному. Теннисон – один из моих кумиров. Я упиваюсь его стихами, Ни у кого из более поздних поэтов не выходило из-под пера ничего подобного. Моя душа упивается также Лонгфелло; и читая его, я отдыхаю от трудов праведных. Да, я люблю посидеть с книгой в руках, и легкими пальцами листать страницы.
Произнося эту лекцию, мистер Кинослинг наградил удивительно ласковым взглядом свои пальцы. Потом он сделал какое-то очень плавное движение, в результате которого поднял руку к свету, лившемуся из дома, и еще немного полюбовался своими пальцами. Затем он легонько провел ими по волосам и повернулся к Пенроду, который устроился на перилах в темном углу.
Вечер принес с собой легкую прохладу, – изрек мистер Кинослинг, – могу ли я попросить маленького джен…
– Кха-кха-кха, – громко закашлял мистер Скофилд. – Может, все-таки возьмете сигару?
– Нет, нет, благодарю вас. Я хотел бы попросить малень…
– Попробуйте, хоть одну, – принялась уговаривать Маргарет. – У папы отличные сигары. Попро…
– Нет, нет, благодарю вас. Я заметил, что вечер принес с собой легкую прохладу, а я оставил свою шляпу у вас в передней. Я хотел попросить…
– Сейчас принесу, – неожиданно произнес Пенрод.
– Будьте так любезны, – сказал мистер Кинослинг. – Знаете, это такой черный котелок. Я оставил его в холле на столике. Посмотрите, пожалуйста, маленький джентльмен.
– Я знаю, где она.
Как только Пенрод вошел в дом, вся семья облегченно вздохнула, и каждый с радостью отметил, что, похоже, к мальчику вернулся рассудок.
День угас, и тьма настала, – начал декламировать мистер Кинослинг, и принялся читать одни стихи за другими.
Затем он выдержал паузу, во время которой все должны были осознать, какое мастерское чтение стихов только что продемонстрировал мистер Кинослинг. И только после этого он провел рукой по голове и сказал:
– Я думаю, маленький джентльмен, сейчас самое время надеть шляпу.
– Вот она, – сказал Пенрод и вдруг появился на веранде совсем с другой стороны.
Родители и Маргарет решили, что он не хотел мешать декламации и дожидался, пока мистер Кинослинг дочитает до конца. Позже все они припомнили этот эпизод и уверяли друг друга, что еще тогда подобная деликатность со стороны Пенрода показалась им подозрительной.
– Ваше поведение заслуживает похвалы, маленький джентльмен, – сказал мистер Кинослинг.
– Он действительно замерз. Взяв из рук Пенрода котелок, мистер Кинослинг постарался надвинуть его как можно глубже и сразу же ощутил блаженное тепло. Однако еще мгновение спустя мир его чувств обогатился какими-то новыми штрихами. Это, дотоле неизведанное ощущение распространялось на ту область головы, которую укрывал котелок. Не будучи в силах определить умозрительно причину странного чувства, мистер Кинослинг протянул руку, чтобы снять шляпу. Однако тут его ждала неожиданность: котелок явно не собирался сниматься. Он точно прирос к голове.
– А все же кто вам больше нравится, мистер Кинослинг, Теннисон или Лонгфелло? – спросила Маргарет.
– Я, м-м-м, трудно сказать, – ответил он рассеянно. – У каждого, знаете, свой колорит и а-а-аромат, у каж…
Эта невнятная, сбивчивая речь являла такой резкий контраст недавней словоохотливости мистера Кинослинга, что Маргарет порядком удивилась и начала внимательно приглядываться к нему. Его силуэт лишь смутно вырисовывался на фоне сумерек, но ей показалось, что он зачем-то задрал руки вверх. Он проделывал над собой что-то странное, точно хотел открутить себе голову.
– Что случилось? – спросила она с тревогой. – Вы не заболели, мистер Кинослинг?
– Н-нет, н-нет, – снова ответил он в совершенно не свойственной ему вялой манере. – Я-а п-полагаю…
Он отпустил шляпу и резко встал. Куда только девались плавность и изящество его манер!
– Боюсь, я, а-а-а, заработал некоторый, а-а-а, насморк. Мне будет лучше, а-а-а, пойти, а-а-а, домой. Позвольте, а-а-а, пожелать вам, а-а-а, доброй ночи.
Спускаясь по ступеням веранды, он хотел было снять шляпу, но рука замерла в воздухе, и котелок так и остался на голове. Очень холодно пожелав еще раз всем спокойной ночи, он какой-то скованной походкой зашагал прочь от этого дома, чтобы больше никогда не вернуться.
