Марк Эгарт - Два товарища

«Славка все такой же, — подумал Костя. — А я? И я такой же… Нет, вру. Все мы переменились».

Ему вспомнилось все, что произошло с ними за эти три года: жизнь в каменоломне на Каменной косе, подрыв железнодорожного моста на магистрали, идущей к Одессе, когда Зозуля был ранен и они несли его всю ночь на руках; потом — осада каменоломни… Целый месяц кружили вокруг нее вражеские патрули, хотели голодом взять, потом — дымом, костры разводили, задушить хотели.

Тогда решили партизаны пробиваться. Частью сил Теляковский ударил ночью в сторону солончаков, и, пока противник отражал его удар, вторая часть отряда выбралась к морскому берегу, захватила вражеские лодки, моторки и ушла морем к устью Казанки, а оттуда вверх по течению до самого Волчьего Горла, где соединилась с другим партизанским отрядом. А Теляковский отступил обратно в каменоломню и держался там еще неделю. Потом опять ударил, прорвался к морю и тоже ушел в Волчьему Горлу.

Здесь распрощались с ним моряки и повернули на восток, к Севастополю. Катер был затоплен еще в первые дни, идти пришлось на обычной лодке. Это было невероятно — даже Теляковский не верил. Но мало ли и невозможного совершалось в этой войне!

Шли ночами, а поутру приставали к берегу, прятались, иной раз отсиживались среди камышей, плавней, скал, солончаковых ржавых озер, забредали в рыбацкие села за хлебом, случалось, нападали на одинокие вражеские машины, повозки. И снова — в море. Мозоли кровоточили и подсыхали, лодка давала течь, ее конопатили чем придется. И шли, шли долгими осенними ночами, крадучись мимо вражеских морских дозоров, мимо пристаней, маяков, береговых постов. Всюду был враг, только море, как мать, берегло моряков.

И добрались-таки до Севастополя. Там воевали, держали осаду, потом оставили город вместе со всеми черноморцами и опять воевали, пока не настал час — погнали фашистов!

Но обо всем этом следует рассказать особо.

И о том, как ушла с моряками в Севастополь Настя Познахирко, сделалась снайпером и била гитлеровцев, мстя за Семенцова, которого любила.

И о Микешине, Зозуле, Абдулаеве — это тоже особый рассказ.

И о докторе Шумилине, раненном в Севастополе, — особый рассказ…

— Знаешь что? — сказал вдруг Костя и быстро встал. — Давай сходим… угадай куда?

— Куда?

— Нет, сам догадайся!

Они спустились к сгоревшей пристани и повернули в сторону извилистого оврага, узкой щелью рассекавшего берег. Тут Слава понял, куда ведет его товарищ, — к месту последнего боя старшины Семенцова.

Они остановились, долго, молча, смотрели на это место.

— Помнишь, Костя, — задумчиво произнес Слава, — когда старый Познахирко рассказал нам о матросе Баклане, ты уверял, что только тогда, в гражданскую войну, были настоящие герои… А наш Семенцов разве не такой же герой? А комиссар Аносов?

И оба они задумались о людях, чьи имена были им дороги.

Если бы можно было увидеть их, пожать им руку и сказать, что не напрасно жили и отдали они свою жизнь и что их ученики, соратники пришли сюда с победой!

Grau (нем.). — серый.