Комната наполняется взволнованным шепотом. Я украдкой смотрю через плечо на Элинор — и отворачиваюсь, когда встречаю ее взгляд.
— Я должна вас предупредить, — говорит Анника, — что в этом году вам предстоит самое сложное задание за всю историю Итоговых хулиганских заданий для первого курса. Оно настолько трудное, что я не удивлюсь, если никто с ним не справится.
Она направляет свой планшет на стену. Там появляется изображение Анники-подростка. Мы молча смотрим на юную Аннику, которая сидит на подоконнике, обложившись подушками, и наблюдает, как снаружи падает снег. На ней красное бархатное платье. Волосы завязаны во французскую косу с красной лентой на конце. Яркие огоньки рождественской елки — видимо, она стоит в другом конце комнаты — перемигиваются в оконном стекле.
Примерно через минуту входит женщина в черном платье и белом переднике. Она предлагает Аннике чашку чая, но та отказывается. Через несколько минут женщина приносит одеяло, а потом тапочки. Анника оба раза мотает головой, не отворачиваясь от окна. Проходит еще несколько долгих минут — и женщина снова появляется в кадре. На этот раз она предлагает Аннике серебристую телефонную трубку. Анника смотрит на телефон, словно она не уверена, стоит ли его брать. Наконец она решается — и за следующие тридцать секунд произносит всего пять слов.
— Да. Я поняла. Счастливого Рождества.
Она отдает телефон женщине, и та уходит из кадра. Потом Анника встает и подходит к камере. Прежде чем изображение пропадает, мы успеваем заметить две вещи.
Баннер «Добро пожаловать домой!», растянутый над дверью возле окна.
И слезы на лице у Анники.
Взрослая Анника прикрепляет планшет обратно на пояс и поворачивается к нам.
— Когда снимали это видео, мне было пятнадцать. Теперь мне тридцать восемь. — Она замолкает. На ее лице нет никаких эмоций. — И я уже двадцать три года не плакала.
— Это не…
Анника в упор смотрит на Элинор. Та сейчас же замолкает. Возможно, под пронзительным, злобным взглядом Анники она теряет дар речи.
Если бы она могла закончить свою фразу, я полагаю, Элинор сказала бы, что это неправда — Анника плакала с тех пор, как ей было пятнадцать. И я не могу отделаться от мысли, что надо быть в очень близких отношениях с нашим дружелюбным, но не слишком открытым директором, чтобы знать о нем такие вещи.
— Если вы решитесь взяться за Итоговое хулиганское задание, — продолжает Анника, — вам надо будет это изменить. Заставить меня плакать, рыдать, всхлипывать — все что угодно. Ваша цель — сделать так, чтобы по этим щекам потекли настоящие слезы.
Повисает тишина. Я пытаюсь понять, не шутит ли Анника. Судя по всему, остальные одноклассники задумались о том же.
— Как? — наконец спрашивает Лимон.
Анника смеется:
— Если бы я знала как, это не было бы самое трудное задание за всю историю Академии, не правда ли?
— Мы можем… сделать вам больно? — осторожно спрашивает Эйб, как будто одним этим вопросом уже можно поранить. — Физически, я имею в виду?
— Я запрещаю использовать ножи и огнестрельное оружие, но наша охрана так хорошо работает, что я и так могла бы об этом не беспокоиться. Все остальное в ваших руках. — Она опирается на стол и наклоняется к нам. — Имейте в виду: я сильнее, чем кажусь.
— Это правда, — подтверждает Гудини.
— У вас пять дней, — говорит она уже на ходу, направляясь к двери. — Удачи!
Лично я думаю, что это Идиотское хулиганское задание. Но одноклассники, похоже, так не считают. Они так взволнованны, что Гудини после нескольких неудачных попыток заставить нас сосредоточиться на воровстве решает махнуть рукой и разрешить нам обсудить план атаки. Он кладет голову обратно на стол, а я достаю планшет. Только я собираюсь начать новое письмо мисс Парципанни, как слышу два слова, на которые все остальные в суматохе не обращают внимания.
— «Пик Анники».
Я медленно поворачиваюсь на стуле, заранее страшась того, что увижу.
Лимон, Эйб и Габи стоят в дальнем конце класса. Эйб складывает указательные пальцы буквой «Х», потом сдвигает один палец в сторону и соединяет кончики больших пальцев так, чтобы получился треугольник. Он подносит этот треугольник к пламени, которое вырывается из зажигалки Лимона.
Пусть в последние дни меня и не было на их встречах, но я провел с Людьми Икст достаточно времени, чтобы сразу же понять, что это за знак.
Детский парк развлечений, построенный для Анники.
Они хотят его уничтожить.
Штрафных очков: 2201
Золотых звездочек: 180
Этим вечером я не могу успокоиться. Я пересаживаюсь с кровати на стул. Со стула на пол. С пола на подоконник. С подоконника снова на кровать. Все это время я перевожу взгляд с настенных часов на подушку Лимона, где покоится мой последний шанс с ним примириться. Когда дверь наконец открывается, от волнения я стремглав бросаюсь к ней.
Лимон отступает обратно в коридор.
— Прости, — говорю я и тоже делаю шаг назад. Я поднимаю обе руки, чтобы он видел, что они пустые. — Прости. Заходи, пожалуйста.
Он заходит. Осторожно. Оглядывает комнату, прежде чем переступить порог, — как будто, пока его не было, я понаставил везде оружия, и оно готово сработать, — и направляется к кровати. Видит подушку и застывает как вкопанный.
— Что это?
Я с трудом заставляю себя удержаться на месте.
— Подарок.
Лимон стоит ко мне спиной. Я жду, что он поднимет сверток с подушки, но Лимон просто смотрит на него и не шевелится.
— Ты не хочешь его открыть?
Он еще несколько секунд стоит без движения. Я уже начинаю думать, что стоило сохранить чек, когда Лимон медленно наклоняется и берет подарок. Все еще стоя ко мне спиной, он развязывает серебристый шнурок, который я использовал вместо ленты, и раскрывает мусорный мешок, который послужил мне упаковкой.
Затаив дыхание, я жду его реакции.
— Чувак, — вздыхает он.
— Это Килтерский детектор дыма с автоматической системой пожаротушения, — выпаливаю я.
— Я знаю, что это. — Он оборачивается. — Я только не знаю, зачем ты это купил.
— Потому что тебе хотелось его иметь.
— Да, но…
— И потому что я хочу попросить прощения. — Я делаю к нему шаг, чувствуя, как забилось сердце. — Лимон, прости меня за то, что я не сказал тебе правду. Я очень боялся того, что ты обо мне подумаешь, когда узнаешь, что я сделал, и поэтому я не мог сказать. Я даже себе в этом боялся признаться. Но ты мой сосед. Мой друг. Ты имел право это знать, и я должен был тебе рассказать.
Лимон опускает глаза на подарок, а сам садится на край кровати.
— Дело не только в этом. Я понимаю, почему ты не хотел рассказывать.
— В чем же дело? — спрашиваю я, помолчав.
Он хмурится:
— Симус, то, что делаю я, что делают другие здешние хулиганы… это не то же самое, что делаешь ты.
— Что я сделал. Однажды. Случайно.
— Все равно. — Он смотрит мне в глаза. — Это уже вещи другого порядка.
Я качаю головой и подхожу к нему еще на шаг.
— Могу я хотя бы объяснить, что тогда случилось? Чтобы ты точно знал, почему я сделал то, что сделал. И что я никому не хотел причинить вред.
— А конец у этой истории будет такой же?
Я открываю рот. Закрываю.
— Ну, да. Я же не могу изменить прошлое.
— В таком случае, думаю, ты и будущее не можешь изменить.
Он говорит это извиняющимся тоном, и я почти надеюсь, что сейчас он возьмет свои слова назад, улыбнется мне и позволит все объяснить… но он этого не делает. Он встает. Кладет подарок на кровать. Достает из комода несколько вещей и запихивает в рюкзак. И, шаркая ногами, направляется к двери.
— Ты куда?
Он останавливается, взявшись за дверную ручку:
— Я сегодня ночую у Эйба. Нам надо кое-что обсудить, так что…
— Можно мне с вами?
Меня бы самого передернуло от отчаяния в моем голосе, если бы я не был на грани.
— Я знаю, что вы хотите сделать с «Пиком Анники». Я могу помочь.
Лимон молчит. Когда он снова заговаривает, в его голосе появляются язвительные нотки:
— Если хочешь помочь, попробуй убедить Кладовщиков поступиться правилами и принять у тебя обратно детектор дыма. На эти кредиты мы могли бы купить боеприпасы.
А вот теперь меня передергивает. Он отверг мой подарок, он не хочет со мной мириться, и это так больно, что его предыдущие слова уже не кажутся мне такими ужасными.
— Что случилось с твоими кредитами? — Я не помню точных цифр, но после победы над мистером Громером у нас у всех был полный порядок с финансами.
— Потратил. Мы решили, что после мистера Икста нам больше ничего не придется делать, и спустили их на скутеры. Теперь нам остается только выпрашивать, занимать или воровать боеприпасы для Итогового хулиганского задания.
