Арнольд Негго - Остров великанов

— Врешь! — заорал Медведь. — Я знаю, что за сметанка в этих бидонах. Но не затем я пришел. Я пришел мстить! Получай, дружок, на!

Хлопнул выстрел, но упал не Курт. Судорожно задергав простреленной головой, изгибаясь всем телом, Медведь, хрипя, повалился на пол.

Лесник, стоявший за его спиной, равнодушно спрятал в карман теплый от выстрела пистолет.

Немногим позже в Мустамяэ шла легковая машина. Подъехав к замку с потушенными фарами, она остановилась в парке.

Рядом с шофером сидел рослый неуклюжий майор. Он не торопился выйти из машины.

— Так ты говоришь, — задумчиво спросил он у сидящего за рулем юноши, — что видел эти же следы у Метсаталу?

— Видел, — хмуро сказал тот.

— Спит, черт возьми! — раздраженно проворчал майор, всматриваясь в безжизненные окна замка.

В квартире Ребане света не было.

— Надеюсь, ты догадался, кто это был? — продолжал он начатый разговор.

— Нет, — коротко ответил юноша.

— Чудак ты, братец, — усмехнулся майор. — Ведь это же следы Медведя. Теперь понимаешь?

Юноша, ничего не ответив, недоверчиво покачал головой. Майор дружелюбно хлопнул его по плечу и, кряхтя, вылез из машины. Огляделся, не спеша открыл заднюю дверцу. Юноша, перегнувшись, через сиденье, подал ему два длинных узких брезентовых мешка.

— Всё?

— Да, всё.

— Ну, ладно, давай скорее подтащим. Смотри, кто-то идет! — быстро проговорил он.

За их спиной неизвестно откуда появилась грузная фигура человека в старомодном пальто и широкополой шляпе. Поравнявшись с машиной, он надвинул шляпу на самые глаза и, чуть приостановившись, заглянул в лицо майору. Затем с такой же бесцеремонностью ощупал взглядом юношу и, ни слова не говоря, побрел дальше.

— Послушайте, уважаемый! — крикнул ему вслед озадаченный майор. Вы, кажется, собирались что-то сказать?

Человек остановился. Простуженным басом он насмешливо прогудел:

— Когда приближается шторм, морские блохи покидают берег! Опустив голову, он, не оглядываясь, ушел в темноту.

— Не нравится мне этот тип, — взволнованно зашептал шофер. Смотрите, да это те же самые следы! Я узнал их!

— Не болтай, — сухо отрезал майор. — У тебя шалят нервы, а нервы, братец, паршивая штука в нашем деле… Это Филимов. Старик, верно, совсем спился…

Подтащив мешки к замку, майор простился с юношей и, внимательно оглядевшись по сторонам, отпер небольшую дверцу в гранитной стене.

В потайной комнате сидит мужчина в форме майора Советской Армии. Полумрак. Тяжелые ковры на стенах усиливают темноту. Склонившись над маленьким письменным столом, майор торопливо ест. За ворот мундира заткнута салфетка. Не прикасаясь ни к вилке, ни к ножу, он ловко расправляется зубами и пальцами с большими кусками вареного мяса. Жирные складки на его затылке все время двигаются.

За спиной майора стоит Ребане. Сонное, помятое лицо, покрасневшие глаза, растрепанные волосы, пол глазами тонкая паутина морщинок. Она с недоумением смотрит на раскрытый ящик письменного стола.

— Пистолет был здесь, я хорошо помню, — сухо говорит она.

— Что ты этим хочешь сказать? — не поворачивая головы, спрашивает майор.

— Я хочу сказать, что не брала его.

— Так кто же взял его, черт возьми!

— Тише, не кричи, разбудишь весь дом! Поищи получше, комната все время заперта. Сюда никто не входит. Пистолет должен быть здесь, уверяю тебя.

Майор поднялся, сорвал с шеи салфетку, стал раздраженно перебирать в ящике пистолеты.

— Не тот! И это не тот! — все более угрожающе рычал он.

Наконец, обыскав весь стол и ничего не найдя, он тяжело поворачивается к Ребане.

— Проклятье! Где же он? Ты, ведьма, если ты сейчас же не найдешь пистолет, клянусь, тебе не поздоровится! Разбуди своего щенка! Этот стервец давно уже шныряет у моих дверей. Пистолет именной, если он попадет в чужие руки, ты понимаешь, чем это пахнет? Ты понимаешь? — хрипит он, тучей надвигаясь на Ребане и сверля ее неподвижными зелеными глазами.

— Опомнись! Не забывай, с кем разговариваешь! Твой пистолет никуда не денется. — Ребане властным жестом усаживает его в кресло. Займемся делом, любезный друг, — продолжает она. — Меня беспокоит капитан Карм. Нужно следить за ним. Этот идиот Виллем только напортил дело.

— Письмо Тоомаса передано?

— Да, два дня назад.

— Не беспокойся, Виллем сумеет обработать Карма. Они родственники… Впрочем, Карма нужно прикончить, как только дело будет сделано. Когда встреча?

В ответ на угрюмый вопросительный взгляд майора Ребане торжественно произнесла:

— Об этом знает только «Человек с Белого корабля»!

Вялиская Марет, женщина богатырского сложения, про которую в Тормикюла поговаривали, будто она не уступит своему великану-мужу ни ростом, ни величиной кулака, — еще никогда не была так огорчена, как сегодня.

Подавая Мадису во время завтрака на стол деревянную пивную кружку с узорчатой резьбой, она с возмущением говорила:

— Старый чурбан! Ну, что ты молчишь? Или тебе уши песком засыпало? Сотворил же бог колоду бесчувственную!.. Это был Виллем, пастор Виллем. Я видела его собственными глазами.

Мадис и бровью не повел. Рыбак всецело был поглощен пивом домашнего производства и, казалось, вовсе не слышал голоса супруги. Марет махнула рукой и унесла бочонок с пивом на кухню.

Со времени оккупации пастор ни разу не был в Тормикюла. Тормикюласцы недолюбливали его за то, что он прислуживал немцам, и пастор побаивался показываться в этой деревне.

Вот почему Мадис так недоверчиво воспринял сообщение жены, будто сегодня на рассвете она видела пастора на хуторе капитана Карма.

— Приснилось вредной старухе, не иначе — приснилось! — ворчал он. Хорошо зная воинственный характер жены, рыбак не решался, однако, высказать свои соображения погромче. — Вишь ты, как расходилась, словно муха ее укусила! Только нет же, Виллема даже сатана кочергой сюда не пригонит…

— А я говорю, Виллем был! — Услышав ворчание мужа, Марет заглянула в комнату и сделала еще одну попытку убедить его. — Я сразу его узнала. Когда убили Волли Таммеорга, он тоже приходил, помнишь?

Нет, нет, она больше слова не скажет этому бесчувственному человеку! Лучше говорить со стенкой, чем с ним! К такому заключению пришла Марет, когда увидела, что невозмутимый рыбак, кряхтя, уселся возле печи на срубленный пень и, вытащив из-за пояса нож, принялся не спеша строгать свои проклятые фигурки, ибо, по его разумению, что же еще старому рыбаку делать, как не коротать время у очага, когда за окном с самого утра воет вьюга.

Так и не придя к согласию с мужем, Марет накинула на плечи большой шерстяной платок и, покинув дом, решительно пустилась отыскивать в снежной пурге соседский хутор Пеэтри. Удивительная новость не давала ей покоя. Чтобы облегчить душу, она, как это принято между добропорядочными соседками, поспешила к Терезе Таммеорг.

Сильный норд-ост, словно пух из вспоротой перины, потрошил и гнал по берегу моря тучи взметнувшихся снежинок. Слышалось тяжелое шлепанье волн. Море, рассерженное и ворчливое, было совсем близко.

Закутавшись до самых глаз, Марет направилась к берегу, где обрисовывался хутор Пеэтри. Оттуда доносился надрывный собачий вой. Марет прислушалась.

«Так и есть — воет, — с тоской подумала она, — мерзкая псина! Теперь непременно быть беде. Все приметы к тому…»

Изогнутые, закаленные ветрами смолистые сосны укрывают хутор Пеэтри от морских бурь. Дом стоит на самом берегу. Почерневший от времени, он, как валун, вгрызся в скудную, каменистую землю. Неподалеку от него, ближе к Черной горе, прячется в деревьях высокий особняк с наглухо заколоченными ставнями. Здесь одиноко живет нелюдимый старик Карм.

С опаской оглядываясь на мрачный капитанский дом, о хозяине которого в Тормикюла ходили самые противоречивые слухи, рыбачка, насколько позволяли ей тяжелые сапоги мужа, прибавила шагу.

Ильмар топил печь. Тереза, как обычно, сидела с вязанием у окна. По просьбе сына она вспоминала все подробности тревожной ноябрьской ночи.

— В ту ночь, когда отец ушел из дому, и поседела я, сынок. Ты лежал весь в жару, хрипел уже. Поди, с утра не приходил в себя. Думала, уж не жилец больше… Марет у твоей кроватки молится, а в горнице отец как убитый ходит, заглянет к тебе и опять ходит. Твердый был человек, не хотел слезу показать. Все проклинал немца-лекаря. Как ни просили, не пришел немец. Тревога как раз случилась. Русский самолет сбили. Летчик с парашютом над Тормикюла выпрыгнул. А тут еще к нам пастора черт принес. Как черный ворон прилетел, добычу, видать, почуял. Отец выгнать хотел, да рукой махнул. После немцы к нам прибежали, весь хутор обшарили, нет ли летчика. Только немцы за дверь, гляжу — Оскар пришел, лесник наш. «Выручай, — говорит, — Волли», — и увел отца в коридор. Слышу, за стеной разговаривают. «Русский летчик… на лодке… через пролив…» — Тереза вытерла набежавшие на глаза слезы. — Поцеловал тебя отец, а мне сказал: «Ну, прощай, мать! Если что, береги сына. Человека из него сделай». Так и ушли они с Оскаром. Следом и пастор поднялся. Не вернулся больше Волли под родной кров, — прошептала Тереза, — оставил нас с тобой сиротами. Потом уж от людей слышала, будто в штабе «Омакайтсе» об отце разговор был. Курт у них там за начальника считался. Он у капитана Карма на квартире стоял. Все в немецкой форме расхаживал. Ходила я к нему, спрашивала. Выгнал, как собаку, вышвырнул. Так и не узнала я тогда, кто Вольдемара убил…