Алексей Югов - Черный дракон

Днем Маруся Чугунова как-то забывала про это свое уменье летать на руках. А если и вспоминала, то считала это сном. Зато ночью она осознавала в себе эту способность, ничуть не удивляясь, как что-то простое, врожденное, данное ей от природы «про запас», на случай крайней опасности.

Она и теперь, убегая от преследовавшего ее человека, чувствовала, что, будь у нее не заняты руки, ей ничего бы не стоило улететь от него. Но бросить наземь свою лабораторию — решиться на это Маруся не могла никак.

И еще немножечко — и страшный человек схватил бы ее. Вдруг Маруся увидала у забора большую березу и подбежала к ней.

Это был их двор, и раньше никакой березы здесь не было. Но Марусе сейчас было все равно, лишь бы спастись. И она принялась карабкаться на березу. Лезть страшно трудно, она все время скользит книзу, а тут еще приходится левой рукой держать ящик. А уж тот снизу хватает ее за туфлю и хочет стянуть на землю. Из последних сил Маруся рванулась кверху. Туфля осталась в руках у того. Маруся глянула вниз. Маленький страшный старик гневно топал на нее ногой и кричал, чтобы она сошла вниз.

Вдруг подбежала к дереву женщина— как будто бы ее мама, но и не совсем— и стала качать березу. Ветка, на которой сидела Маруся, начала сгибаться, и Маруся заскользила по ней все ниже и ниже — сейчас упадет! Ей стало страшно.

— Мамочка! — закричала она.

Ирина Федоровна, стоявшая возле марусиной кровати, испуганно отдернула руку ото лба дочери.

Это было три года тому назад. Маруся только что перешла в четвертый класс. По заведенному в семье обычаю отец купил ей подарок. Вечером он долго томил ее:

— Погоди, вот стемнеет как следует, тогда узнаешь.

Наконец, наступила ночь. Отец велел потушить свет и задернуть шторы на окнах. Стало совсем темно. Сердце у Маруси стучало. А отец все еще медлил.

Вдруг дальний угол весь озарился необычайным светом. Виден сделался каждый предмет, и можно было даже прочесть надписи под картинами и на отрывном календаре. Свет был особенный, отливавший голубизной, словно он пронизывал туман или изморозь. Таким бывает также косвенный луч где-нибудь в погребе, в подвале, пройдя через рассеянную в воздухе пыль.

Не верилось почему-то, что это настоящий свет.

Отец внезапно повернул выключатель, и зажглось электричество. Но какой этот свет после того был неприятный, грубый! А свет карманного фонарика сразу потускнел и пожелтел. Маруся заглянула в стекло не прямо, а сбоку: в маленькой лампочке светилась изогнутая проволочка пышного, но не яркого накала. И это от нее такой свет?! Маруся направила фонарик прямо в глаза и зажмурилась: невозможно было смотреть. А если сбоку, — опять раскаленная пухлая проволочка, и смотри сколько угодно.

Отец объяснил ей, что лампочка прикрыта увеличительным стеклом. Оно сводит лучи вместе, в один пучок, а без него они расходятся в разные стороны, как растопыренные пальцы, и потому — редкие, слабые.

Отец научил ее обращаться с фонариком, и Маруся до тех пор тушила и зажигала в комнате электричество, пока ей не запретили.

Тогда она ушла в темный коридор и долго сидела там, освещая стены, пол, потолок и шубы, висевшие на вешалке. Она осветила в этот раз такие укромные уголки, куда хозяйки и домашние работницы не заглядывают в течение целого года — от октябрьских торжеств до октябрьских. Ей даже удалось заглянуть в самые носки калош, и при

свете фонарика там было совсем ничего, даже уютно. Если бы Маруся была ростом с муравья, она согласилась бы там пожить немного.

И все время не покидало Марусю чувство неизъяснимого изумления и тихой радости. Стоило лишь нажать маленькую кнопочку сбоку фонарика — и мгновенно даже калоши, даже грязный растрепанный веревочный коврик у дверей становились таинственными, необыкновенными.

Этот голубоватый луч света был как бы мостом в сказку.

Если бы спросили Марусю, что хорошего нашла она в том, чтобы сидеть целый вечер в прихожей на какой-то пыльной корзине и освещать поочередно то паутину в углу, то щель паркета или дверной замок, Маруся едва ли смогла бы объяснить! Но зато и ей было непонятно, почему другие не чувствуют, насколько это хорошо.

Каждому возвращавшемуся Маруся светила, пока он снимал верхнее платье и калоши. Она оставалась там, пока не вернулся последний жилец и дверь не заперли на цепочку. Но вот за дверью замяукала загулявшаяся кошка. Ее в таких случаях наказывали тем, что совсем не пускали в квартиру. Но сейчас, на ее счастье, в прихожей еще сидела со своим фонариком Маруся. Открыв кошке, она посветила ей.

Ложась в постель, Маруся положила фонарик под подушку. Но когда все уснули, она осторожно вытащила его, укрылась одеялом с головой, устроила подобие шатра и зажгла фонарик. Под одеялом стало светло! Маруся огляделась: удивительно хорошо было в ее палатке! Тогда она осторожно высунула голову наружу — тьма и холод. А у нее в палатке свет! Маруся юркнула обратно и некоторое время занималась рассматриванием своей руки, поворачивая ее перед глазами. Удивительно все-таки: каждая черточка видна на ладони!

Через некоторое время это уже был не шатер из одеяла, а пещера, где они заблудились с Томом Сойером. Высокие неровные своды громоздятся над их головой. Какие они с Томом маленькие-маленькие по сравнению с пещерой! Им страшно. А там, в дальнем углу, откуда несет холодом, сверкают из мрака глаза индейца Джо... Скоро догорит свеча, которую захватил с собой Том Сойер.

Наутро Марусе пришлось менять батарейку.

Маруся приложила к языку обе медных пластинки. Сделалось кисло и щекотно языку.

— Мама, попробуй-ка!— вскричала Маруся, пораженная своим открытием.

Мать попробовала, усмехнулась и ничего не сказала.

Но бабушка почему-то отказалась последовать приглашению. Однако в этом отказе, как после обнаружилось, не было искренности. Маруся ушла в другую комнату, а батарейка осталась в столовой на буфете. И вот Марусе удалось подсмотреть, как бабушка отложила тряпку, которой она стирала пыль, взяла батарейку фонарика и попробовала на язык. Потом покачала головой и через некоторое время еще раз попробовала.

Вечером, когда вернулся отец, Маруся обратилась к нему с вопросом:

— Папа, отчего это кисло делается, если батарейку попробуешь языком?..

— Ну, потому что электрический ток получается. Прижмешь обе пластинки к языку — и получается замыкание тока... Через язык электричество проходит.

Марусю этот ответ не удовлетворил. Она поморщилась:

— Ну, а почему электричество кислое? Почему оно не сладкое, не горькое, а кислое?

Отец развел руками и немного рассердился:

—«Почему, почему»... Будет время — узнаешь. Я не инженер. Это вам, нынешним, высшее образование чуть не в обязательном порядке, а мне ведь много-то учиться не пришлось...

Огец Маруси работал продавцом.

Маруся расстроилась и была очень удивлена: отец всегда исправлял электрический звонок, освещение, даже радио, а вот объяснить такой пустяк не может. Как-то даже странно...

— Вот что, папа, ты купи мне книжек про электричество... А потом, есть ведь такие книжки, чтобы про все в них было сказано, из чего что делается?..

— Конечно, есть такие книжки, — ответил отец. — Хорошо, куплю.

Свое обещание он выполнил. Скоро у Маруси появилась небольшая библиотечка: «Как устроено вещество», «В мире атомов и молекул», «Физика для всех», «Чудеса без чудес» и разные другие занимательные и полезные книжки.

Узнала она, как действует электрический фонарик, узнала, отчего электричество кислое: оказывается, когда ток пробегает через слюну, то слюна распадается на мельчайшие невидимые частицы — ионы. Частицы эти заряжены электричеством. Среди них есть так называемые водородные катионы; вот от них-то слюна и делается кисловатой. Слюна, а не электричество!

Многое для Маруси осталось тогда непонятным. Но и то, что ей удалось понять, изменило к ее глазах весь мир.

Раньше для нее все было просто: вода жидкая, она течет, ее легко можно переливать, перемещать, а вот пол, тротуар, мостовая — они твердые, надежные, неподвижные; хлеб мягкий, податливый, он легко мнется, из него можно лепить фигурки, а нож — твердый, острый. Он сегодня такой, и завтра, и послезавтра. На то он и нож — им режут. Он из железа.

Но вот, когда Маруся начиталась всех этих книг, ей сделалось как-то беспокойно, тревожно жить. Мир вокруг нее стал зыбким, ненадежным, колеблющимся. Он кишел, словно муравейник. И оказывается, глаза ее обманывали. Вот она читает книжку, и вот на пятой странице запятая. Ведь если захлопнуть книжку и открыть ее через год, через десять лет, через двадцать, то запятая, где была, там и окажется, она совсем никуда не сдвинется. А оказывается что же? В этой самой малюсенькой запятой толкутся, бешено носятся, вращаются миллионы молекул, а в молекулах — атомы, а в атомах — электроны. А ей, Марусе, этого не видно!